Прошедшее повелительное - Дэйв Дункан

– Я откажу ему, и он меня убьет. А если он отнимет его силой, оставив мне жизнь, – придется убить себя во искупление того зла, что он может когда-нибудь сотворить этим мечом. Я же сказала – это бремя!

– И тебе вообще не дозволено пользоваться мечом?

– Только во время обряда. Некоторые сестры умерли от холода, чтобы не осквернить свои мечи рубкой дров для костра.

– Хорошо, – не отставала Элиэль. – Ты говорила, что все имеет цель. Цель меча – убивать людей, это же ясно.

– О, я никогда не говорила, что этот меч не убивал людей! – Монахиня нежно погладила эфес. – Он принадлежит моему ордену с давних пор, так что, полагаю, он принес смерть многим.

Нет, в этом решительно не было никакого смысла. Эта женщина так же безумна, как старый жрец, впервые упомянувший о ней. Должно быть, эти двое как-то связаны. Чувствуя себя очень неловко, Элиэль поднялась на ноги.

– Терпеть без жалоб, подчиняться без вопросов, – произнесла сестра Ан, словно не замечая, что Элиэль собирается уходить, – вот, для чего мы живем. В «Книге Шаджи» говорится, как святой Пет’р, имевший власть над таргианцами десять лет и семь…

– Зачем ты идешь в Сусс?

Монахиня вздохнула:

– Пьеса написана давным-давно. По твоему определению, это трагедия, ибо в ней действуют боги. В ней участвует и мой орден. Я полагала… Меня сочли самой подходящей… кем не жалко пожертвовать.

– А я? Тебе известно мое имя!

– Твоя роль тоже написана.

– И что это за роль?

Сестра Ан растерянно посмотрела на свою юную дерзкую собеседницу. По щекам ее текли слезы.

– Сколько вопросов! В Синем Писании, в «Книге Элайет», мы читаем: «Не спрашивай, чтобы не получить ответа, который расстроит тебя; не ищи, чтобы не потерять, постучи, и тебе отворят дверь, за которой тебя ждет беда».

Безумна, как пьяная летучая мышь!

– Я действительно должна идти, – царственно сказала Элиэль. – Дела, сама понимаешь. Желаю тебе раздобыть одежды потеплее. А теперь, молю, прости меня.

Элиэль зашагала прочь. Она почти ожидала услышать приказ остаться, но приказа не последовало.

11

Воскресенье прошло мимо Эдварда Экзетера. Время от времени боль в ноге выводила его из забытья. Он открывал глаза, видел паутину растяжек и белый кокон повязок и понимал, что не может пошевелиться. Голова раскалывалась. Он терял сознание, а потом снова приходил в себя. Иногда он, забывшись, пытался повернуться в постели, и тогда нога напоминала о себе. Время от времени подходили сиделки и заговаривали с ним. При возможности он выдавливал несколько слов в ответ, и они уходили, удовлетворенные. Иногда они совали ему под язык градусник и сердились, если он засыпал и ронял его. Ну и возня с судном… в общем, это тоже не радовало.

Часто мир наполнялся бесшумной музыкой – иногда она грохотала, как ария Пуччини, иногда это была просто забавная песенка, но слов он не слышал.

Раз или два он обращал внимание на унылые коричневые стены и запахи карболки и эфира. Из этого он делал вывод, что находится, должно быть, в больнице и за ним ухаживают, так что он может спокойно отключиться снова. В другие пробуждения ему казалось, что он все еще в Париже, и он удивлялся, какие у дядюшки Смедли жесткие кровати. Один раз он вспомнил боль, хлещущую кровь и расплакался. Кто-то пришел, воткнул в него иглу, и музыка заиграла снова.

Чей-то знакомый голос издалека позвал его. Веки казались тяжелыми, как крышка гроба, но он заставил себя поднять их и увидел Алису.

– Я умер, да? – Язык слишком распух, а губы казались застывшими и непослушными.

– Не совсем.

– Тогда почему я вижу ангелов?

Она сжала его руку.

– Как ты себя чувствуешь?

– Не так хорошо, как привык.

– Говорят, завтра будет полегче.

Он поморгал в попытке заставить глаза слушаться его. На потолке горела электрическая лампочка.

– Который час?

– Вечер. Воскресный вечер. Ты сильно ударился головой. Я сказала врачам, что там у тебя не так уж много мозгов – пусть не слишком беспокоятся.

Он попробовал выговорить: «Скажи мне, что любишь меня, и я умру спокойно». Он не был уверен, что это ему удалось. Позже его разбудили, чтобы растереть спину, но Алиса уже ушла.

12

Элиэль бесцельно бродила по унылым, серым городским улицам до тех пор, пока ноги не принесли ее к храму. Храм Оис был, несомненно, самым высоким зданием в городе, но, увы, не менее уродливым, чем все остальные. Ей не хотелось идти туда! Старая сестра Ан могла сколько угодно описывать происходящее там как великое и священное жертвоприношение, но Элиэль все же чувствовала, что так не должно быть, и тем более не хотела смотреть на позор своих друзей.

Потом девочка вспомнила про серебро в кармане. Она оставалась последней в труппе, кто не совершил сегодня никакого приношения, если не считать половины пирога для монахини. Элиэль решила, что пойдет в молельню Тиона и принесет ему в дар часть денег. Если старый жрец еще там, она успокоит его – скажет, что опасность ей вовсе не грозит и что Жнец покинул город.

Но почему именно к Юноше? Почему бы ей не зайти во все молельни? Она может просить у Прародителя спокойствия, у Девы – справедливости, а у Мужчины – храбрости. Она попросит их всех замолвить за нее словечко перед Владычицей.

Элиэль повернула на улочку за храмом. Теперь здесь было полно народа: нарсианские троглодиты спешили во все стороны. Она часто бывала на этой улице, так что знала: первая молельня от угла – Висека. В нее Элиэль еще ни разу не заходила. Величественная входная арка была, должно быть, раньше белой, но краска давно уже облупилась и потемнела, и на сером фоне едва выделялось солнце – символ Отца и Матери богов. Девочка смело шагнула в маленький полутемный дворик, поросший тенистыми деревьями. Потолком молельни служили черные ветви и серое небо, стены поросли мхом. В воздухе стоял слабый аромат благовоний. Кроме нее самой, во дворике никого не было видно.

Грубое изваяние Отца напротив входа было покрыто птичьим пометом и хлопьями облупившейся белой краски. На Элиэль смотрел высокий бородатый мужчина в короне и длинной мантии. Корявая нарсианская надпись заросла мхом, но у бога были только один глаз и одно ухо, что означало: это Чиол, бог судьбы. Элиэль очень надеялась, что это единственное ухо повернуто сейчас к ней. У Чиола был очень красивый храм в Джоале. Она видела его только издали – до сих пор у нее не возникало проблем с судьбой.

Элиэль преклонила колени перед статуей. Для молитвы Всеведущему полагалось носить на себе хоть что-то белое. Ну что ж, подбивку ее шерстяного плаща можно считать почти белой, так что сойдет. Она выудила две монетки из тех, что дал ей Драконоторговец. Достоинство их она не могла разглядеть в полумраке.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});