Быть любимой - Людмила Белякова

— А я не загрязняюсь.

— Это как это?

— Да так. Не пью, не курю, не ем животного мяса, воду употребляю только фильтрованную и не сплю с грязными мужиками. А потом — почему вы думаете, что я не очищаюсь? Я делаю это регулярно, точнее, каждое утро, и, судя по цвету лица и состоянию волос и кожи, достаточно успешно. Просто я не делаю из этого публичного шоу…

Света в очередной раз обиделась на замечание о публичном шоу и на бессердечие Нины, невозмутимо делившей детей в присутствии живой матери, но, правда, оценила, что та в принципе не против приютить и обиходить ее несчастную сиротку… А вот насчет Гаповой у нее были сомнения.

Ирина Гапова была старше ее ровно на год, то есть тоже была вроде бы чувствительным Раком, но, в отличие от Светы, была умна, выдержанна, умела обращаться с деньгами и стильно одеваться, чем вызывала у Светы неподдельное восхищение. Именно у гаповской портнихи и шила свой «английский» костюм Света. Не так давно Гапова, окончив курсы маркетинга, сделалась маркетологом, а с Ниной у Гаповой сложились своеобразные отношения.

…Как-то один их коллега, уходя на повышение в головной офис, пригласил их, нескольких дам из разных отделов, отпраздновать успех. Были среди приглашенных и все три «международницы», хотя тесно сотрудничала с этим Сергеем, как водится, одна Нина. Была там и Гапова — на правах давней знакомой, когда-то работавшей с ним бок о бок на простых инженерских должностях. В середине веселья, когда после двух-трех ма-а-аленьких рюмочек «Хеннесси» народ расслабился и стал вспоминать былые дни, сопровождая воспоминания дружным смехом, Гапова поперхнулась свежим белым хлебом и, на глазах наливаясь красной краской, поспешно вылезла из-за стола. Быстро прокашляться ей не удалось, и Света, видя, что любимая подруга из красного цвета уже пошла в лиловый, выскочила из-за стола и стала что есть силы лупить ее кулачком по спине, отчего внутри у Ирины все загудело и даже стало отдавать эхом. Положения это битье не исправило, и к Свете присоединилась Лена, принявшаяся бегать вокруг них и кричать: «Сделайте же кто-нибудь что-нибудь!»

Однако вся банкетная публика лишь обалдело созерцала содрогавшуюся в конвульсиях и начавшую синеть Гапову и суетящихся вокруг нее девчонок.

— Перестаньте вы ее колотить! Это не поможет! — вдруг рявкнула Нина и стала тоже вылезать из-за стола.

Подойдя к Ирине, она широким жестом отмела орущих от ужаса коллег, зашла Гаповой за спину, обхватила ее на уровне живота и пару раз резко поддала ей под дых замкнутыми в кольцо руками. Ирина издала утробный звук, перестала дергаться в кашле, и через секунду ее лицо обрело свой обычный оттенок.

— Ну и тощи же вы, Ирина, ей-богу, — досадливо произнесла Нина, возвращаясь на место и потирая оббитые о гаповский скелет кисти. — Опереть удар не на что. Худых спасать труднее — ребра поломать можно. Хотя… Лучше выжить со сломанными ребрами, чем помереть с целыми.

Ирину тоже усадили за стол, напоили водой без газа, отругали и пожалели. Потом все выпили за общее здравие.

Случай был многократно пересказан со всеми подробностями и немало способствовал Нининой популярности. На следующий день Гапова принесла ей коробочку вишни с ликером — «за спасение жизни». Нина, как обычно, пожала плечами, конфеты положила на общий стол в отделе и сказала, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Если исходить из контекста вчерашнего происшествия, то на моей совести не одна спасенная человеческая жизнь, а штук пять-шесть. Это если не считать того, что я сдала около двадцати литров крови, которыми можно было спасти еще трех больных, подключенных к аппарату «искусственные сердце и легкие»…

— А вы что — донором были? — почтительно спросила Ирина.

— Ага, — легко ответила Нина и показала внутренний сгиб локтя, который весь был покрыт десятками меленьких шрамиков от медицинской иглы. — Спасти меня от обвинения в наркомании может только то обстоятельство, что наркоманы до моего возраста просто не доживают.

— Ну что вы, — также почтительно ответила Гапова.

Недели через три Ирина, как-то странно съежившаяся в кресле, рассказала, что ее одноклассник, женатый на ее же однокласснице, будучи в деловой поездке в Испании, поперхнулся и помер от удушья прямо в ресторане, на банкете в честь удачно заключенной сделки, и тридцативосьмилетняя вдова срочно оформляет визу, чтобы выехать в Испанию за телом…

— Господи, вот врагу не пожелаешь, — сказала Нина и перекрестилась.

С тех пор Гапова стала с Ниной особо почтительна, а Нина вроде бы и не считала, что Гапова ей чем-то обязана. Хотя, если та долго не заходила в отдел, справлялась, что это там с Ириной. Свете это очень нравилось, хотя, если б это была не Нина, то она, наверное, ревновала бы подругу. Главное, чтобы отношения увеличивали количество любви, окружавшее саму Свету…

А Гапова года три не могла даже смотреть на белый хлеб…

Так, в разных делах, междусобойчиках, авралах и творческих простоях, размолвках и примирениях, прошла пара лет. Ушли в другие, частные фирмы бывшие Светины возлюбленные Машин и Силенков. Ловя слухи об их новых окладах по нескольку тысяч долларов, Света фантазировала, что кто-то из них, даже не особенно важно кто, пригласит ее к себе — пусть даже простым переводчиком, но на хороший оклад.

Она звонила им, желая напомнить о себе, но приглашения не последовало ни от одного.

В их отделе появился четвертый человек — референт. Случилось это так.

В один прекрасный момент Нина наотрез отказалась ходить по посольствам и стоять там в километровых очередях за визами, сказав, что это не ее работа, и вообще, хватит — найдутся и помоложе, нечего в офисе задницы плющить. Света обиделась и сказала, что с ней не разговаривает. Нина хмыкнула особенно громко и витиевато выразилась в том смысле, что вполне обойдется без разговоров с людьми ниже себя по уровню образования, потому что общение с таковыми ее интеллектуально не обогащает.

Света попробовала отправить в поход Лену, лузгавшую семечки перед телевизором, но получила еще более решительный, чем Нинин, отказ — как же, дочка Луценко по посольствам ходить будет! Ни ногой! Фигушки!

Света обиделась совсем, но ее из этого блаженно-болезненного и упоительно-тягучего состояния вывела сама Лена, сказавшая, что, уходя с работы, Нина забрала из своего шкафа, где, помимо служебных, стояли ее собственные словари и пособия, несколько книг.

— Ну и что? — не поняла Света. — Пусть берет, раз это ее.

— Ты, Евсеева, дура, причем полная, окончательная и бесповоротная, — в очередной раз решительно констатировала Лена. — Увольняться она собралась! Вещи забирает! Поняла?! Делай что-нибудь, дубина! Уйдет она — уйду и я! С кем останешься, идиотка?! Кто это все ворочать будет?!