Цена измены - Елена Алексеевна Шолохова

в единую картину никак не складывались. Может, потому что он до сих пор не понял, как всё это вообще произошло. Может, потому что это произошедшее казалось таким же нереальным, как и ужасающим. Словно дурной кошмарный сон, который никак не заканчивался.

Копаясь в себе, он прокручивал шаг за шагом весь этот вечер, но обязательно запинался на каком-нибудь моменте. Сразу накатывала дурнота. И сквозь стиснутые зубы прорывалось «нет». Казалось, что бы только ни отдал, лишь бы отмотать назад этот проклятый вечер.

А ведь самое страшное еще предстояло: вернуться домой, посмотреть в глаза Инне…

Как он сможет? Да никак не сможет. Сдохнуть проще.

* * *

Ближе к обеду позвонил главный. Голосом умирающего сообщил, что на одном из объектов случилось ЧП. Оборвался трос, и упала строительная лебедка. К счастью, обошлось без жертв, но надо быть. А сам он вне досягаемости.

Дементьев догадывался, в какой "недосягаемости" главный – очевидно, перебрал вчера на фуршете и сегодня пошевелиться не может. Но возражать не стал. Наоборот, ухватился за это дело, потому что с ума уже сходил от своих мыслей. Время от времени брался за телефон, но так и не осмелился позвонить Инне. Не знал, что сказать. Ведь что тут ни скажи – беды не миновать. Вот и изводился, как в агонии.

А поездка на объект и разбирательство, что там случилось, хоть на несколько часов отвлекут.

Около пяти Инна написала ему сама. Лучше бы не писала.

«Никита, прости меня. Я была не права. Приезжай домой. Пожалуйста».

И следом от неё ещё одно сообщение, как контрольный в голову:

«Я люблю тебя».

глава 15

Домой Дементьев ехал как на казнь. По пути завернул в цветочный магазинчик, хоть и прекрасно понимал, что никакими букетами не замолить его грех. Выбрал пурпурную орхидею в горшочке – такая уже была у них. Кажется, на прошлое восьмое марта он дарил. Инна тогда так обрадовалась, больше, чем самым красивым и пышным букетам.

Потом не дышала на цветок – начиталась в интернете, как ухаживать, как растить, какие подкормки нужны. Пересадила в прозрачный горшок, поливала чуть не по часам. Но их фаленопсис даже отцвести до конца не успел – Митька его нечаянно смахнул с подоконника, и тот не пережил падение, быстро увял. Дементьев еще тогда хотел взять новый взамен, но Инна почему-то воспротивилась.

Когда подъехал к дому, посмотрел наверх, и в окне кухни увидел вдруг её. Так совпало или ждала?

Сердце екнуло, и снова поднялась волной к горлу тошнота. Несколько секунд он стоял и смотрел на Инну. Ему казалось, что она улыбалась ему. Возможно, в последний раз. Дементьев не спешил – хотел продлить этот миг, сохранить его для себя.

Лифт ждать не стал, пошел по лестнице. И ступал тяжело, медленно, будто всходил на Голгофу с пудовыми гирями на ногах.

Остановился у двери квартиры и замер. Пульс частил в ушах пулеметной очередью, лицо горело, а внутри, наоборот, всё стыло от страха.

Он так и не позвонил – Инна сама открыла дверь и отступила, приглашая войти.

– Привет, – глухо произнес он и протянул её прозрачную упаковку с орхидеей.

– О-о, Никита… спасибо… – Она взяла цветок, на миг залюбовалась им, как ребенок, потом снова подняла на него глаза. И столько нежности в ее взгляде было, что он не выдержал, отвернулся.

Инна его мрачность оценила по-своему. Решила, очевидно, что он все еще злится на ее слова.

– Никита, – голос ее звучал виновато и ласково. – Давай забудем вчерашний день?

О, он бы многое отдал, чтобы и правда его забыть.

– Я знаю, тебе было очень тяжело в последнее время. И на работе из тебя жилы тянули, и дома – никакого просвета. Ты как белка в колесе. А я думала только о себе. А еще… только не смейся… приревновала тебя как дура. И мама вчера приходила, накрутила меня, конечно. И тут ты приходишь с банкета… и от тебя так сильно пахнет женскими духами. Я понимаю, что ты там общаешься с разными людьми, мужчинами, женщинами… Но вот почувствовала этот запах и всё. И ничего не могла с собой поделать. А потом ты ушел, и я вдруг осознала: что мы делаем? Что я делаю? Ведь это же мы. Мы же любим друг друга, это самое главное. Ты же любишь меня, Никита?

– Люблю. – Горло перехватило, и голос сдал. Тогда он повторил тверже и громче: – Люблю.

– И я тебя люблю, так сильно люблю, что самой страшно… Прости меня. Я так не думаю на самом деле. Всё, что я сказала вчера, это… неправда.

Она глубоко вдохнула.

– Господи, я…

Но договорить не успела. Из детской показался Митька. Увидев Дементьева, подбежал, обхватил руками. Никита взъерошил его волосы, потом присел на корточки, притянул к себе, обнял, наверное, слишком крепко – тот тут же вырвался.

– Пап, ты чего? Пошли лего собирать?

– Митенька, – Инна приобняла его за плечи. – Побудь еще с Машей. Папа потом к вам зайдет. Он устал и… нам надо поговорить.

– У-у-у, – недовольно протянул Митька, но спорить не стал, поплелся назад.

Инна снова обратилась Дементьеву, потянула его за рукав.

– Ну что? Ты на меня сердишься?

Она заглядывала в глаза, словно пыталась разгадать, что у него на уме. А он прятал взгляд.

– Нет. Конечно, нет, – выдавил он.

– А почему такой хмурый? Почему… Никит, а где ты ночевал?

– В гостинице.

– Так я и думала. Ты иди помой руки, а потом ­– на кухню, у меня для тебя сюрприз, – сказала она с затаенной улыбкой.

В ванной Дементьев уставился на свое отражение в зеркале. Воспаленные веки. Под глазами тени. У Инны – так же, хоть она и подкрасилась слегка. Видимо, тоже всю ночь не спала. Думала про них, про него, винила себя, в то время как он…

Он зажмурился – видеть себя не мог.

Инна ждала его на кухне. Стол накрыла, откуда-то достала свечи. И уже разлила в бокалы вино.

– Садись, что стоишь? – с улыбкой сказала она.

А у него ноги словно к полу приросли.

– Инн, я должен тебе что-то сказать. Я… вчера был с другой… женщиной.

Инна еще по инерции улыбалась какое-то время, и было страшно наблюдать, как она постепенно осознает его слова, как