Стихов моих белая стая - Анна Ахматова

В первой редакции сборник «Anno Domini» вышел, как уже упоминалось, в конце октября, стихи о новом горе шли ровным потоком, издавать их в России, где имя казненного Гумилева под запретом, стало опасным: второе, дополненное, издание пришлось печатать уже в Берлине, ставшем к 1922 году центром русской эмиграции. Здесь еще можно было сохранить эпиграф из Гумилева в цикле «Голос памяти», однако даже простое упоминание о встрече с императором Николаем зимним вечером в заснеженном Царском Селе пришлось все-таки зашифровать. В широко известном сейчас стихотворении «Встреча» (1919) финальное четверостишие – «И раззолоченный гайдук Стоит недвижно за санями, И странно царь глядит вокруг Пустыми светлыми глазами» в берлинском варианте выглядит так:

И раззолоченный гайдукСтоит недвижно за санями.И странно ты глядишь вокругПустыми светлыми глазами.

Но это единственный вынужденный компромисс. В целом «Anno Domini» свободна и от авторской, и от советской цензуры...

В год ее первой гражданской смерти Анне Ахматовой было всего тридцать шесть лет, про тот земной срок, который ей еще довелось прожить, она всегда говорила кратко и горько: после всего. Однако и эта – другая, подмененная жизнь («мне подменили жизнь, в другое русло и по-другому потекла она...») была жизнью, и в ней были и любовь, и предательства, и муки немоты, и золотые дары поздней, но плодоносной осени, и даже испытание славой. Но эта была горькая, горьчайшая слава, потому что все лучшие ее вещи на родине не печатались. Их привозили тайком из Мюнхена, Парижа, Нью-Йорка, их запоминали наизусть с голоса, переписывали от руки и на машинке, переплетали и дарили друзьям и любимым. Ахматова знала об этом и все равно страдала... Из всех роковых «невстреч» невстреча со своим читателем была для нее самой больной болью. Боль этой разлуки совсем не в переносном, а в буквальном смысле разрывала ее измученное сердце, она и убила его. По странному совпадению, 5 марта 1966 года: в день смерти главного виновника всех ее бед – Иосифа Сталина.

Алла Марченко

Вечер

I

Любовь

То змейкой, свернувшись клубком,У самого сердца колдует,То целые дни голубкомНа белом окошке воркует,

То в инее ярком блеснет,Почудится в дреме левкоя...Но верно и тайно ведетОт радости и от покоя.

Умеет так сладко рыдатьВ молитве тоскующей скрипки,И страшно ее угадатьВ еще незнакомой улыбке.

24 ноября 1911

Царское Село

В Царском Селе

I

По аллее проводят лошадок,Длинны волны расчесанных грив.О пленительный город загадок,Я печальна, тебя полюбив.

Странно вспомнить! Душа тосковала,Задыхалась в предсмертном бреду,А теперь я игрушечной стала,Как мой розовый друг какаду.

Грудь предчувствием боли не сжата,Если хочешь – в глаза погляди,Не люблю только час пред закатом,Ветер с моря и слово «уйди».

30 ноября 1911

Царское Село

II

...А там мой мраморный двойник,Поверженный под старым кленом,

Озерным водам отдал лик,Внимает шорохам зеленым.

И моют светлые дождиЕго запекшуюся рану...Холодный, белый, подожди,Я тоже мраморною стану.

1911

III

Смуглый отрок бродил по аллеямУ озерных глухих берегов.И столетие мы лелеемЕле слышный шелест шагов.

Иглы елей густо и колкоУстилают низкие пни...Здесь лежала его треуголкаИ разорванный том Парни.

24 сентября 1911

Царское Село

И мальчик...

И мальчик, что играет на волынке,И девочка, что свой плетет венок,И две в лесу скрестившихся тропинки,И в дальнем поле дальний огонек, —

Я вижу все. Я все запоминаю,Любовно-кротко в сердце берегу,Лишь одного я никогда не знаюИ даже вспомнить больше не могу.

Я не прошу ни мудрости, ни силы,О, только дайте греться у огня!Мне холодно... Крылатый иль бескрылый,Веселый бог не посетит меня.

30 ноября 1911

Царское Село

Любовь покоряет...

Любовь покоряет обманноНапевом простым неискусным.Еще так недавно-странноТы не был седым и грустным.

И когда она улыбаласьВ садах твоих, в доме, в поле,Повсюду тебе казалось,Что вольный ты и на воле.

Был светел ты, взятый еюИ пивший ее отравы.Ведь звезды были крупнее,Ведь пахли иначе травы,Осенние травы.

Осень 1911

Царское Село

Сжала руки...

Сжала руки под темной вуалью...«Отчего ты сегодня бледна?..»– Оттого что я терпкой печальюНапоила его допьяна.

Как забуду? Он вышел, шатаясь,Искривился мучительно рот,Я сбежала, перил не касаясь,Я бежала за ним до ворот.

Задыхаясь, я крикнула: «ШуткаВсе, что было. Уйдешь, я умру».Улыбнулся спокойно и жуткоИ сказал мне: «Не стой на ветру».

8 января 1911

Киев

Память о солнце...

Память о солнце в сердце слабеет,Желтей трава,Ветер снежинками ранними веетЕдва-едва.

Ива на небе пустом распласталаВеер сквозной.Может быть, лучше, что я не сталаВашей женой.

Память о солнце в сердце слабеет,Что это? – тьма?Может быть! За ночь придти успеетЗима.

30 января 1911

Киев

Высо́ко в небе...

Высо́ко в небе облачко серело,Как беличья, расстеленная шкурка.Он мне сказал: «Не жаль, что ваше телоРастает в марте, хрупкая Снегурка!»

В пушистой муфте руки холодели,Мне стало страшно, стало как-то смутно,О, как вернуть вас, быстрые неделиЕго любви воздушной и минутной!

Я не хочу ни горечи, ни мщенья,Пускай умру с последней белой вьюгой,О, нем гадала я в канун Крещенья,Я в январе была его подругой.

Весна 1911

Царское Село

Дверь полуоткрыта...

Дверь полуоткрыта,Веют липы сладко...На столе забытыХлыстик и перчатка.

Круг от лампы желтый...Шорохам внимаю.От чего ушел ты?Я не понимаю...

Радостно и ясноЗавтра будет утро,Эта жизнь прекрасна,Сердце, будь же мудро.

Ты совсем устало,Бьешься тише, глуше,Знаешь, я читала,Что бессмертны души.

17 февраля 1911

Царское Село

Хочешь знать...

...Хочешь знать, как все это было? —Три в столовой пробило,И, прощаясь, держась за перила,Она словно с трудом говорила:«Это все, ах нет, я забыла,Я люблю Вас, я Вас любилаЕще тогда!»«Да?!»

21 октября 1910

Киев

Песня последней встречи

Так беспомощно грудь холодела,Но шаги мои были легки,Я на правую руку наделаПерчатку с левой руки.

Показалось, что много ступеней,А я знала, их только три!Между кленов шепот осеннийПопросил: «Со мною умри!

Я обманут, слышишь, унылый,Переменчивой, злой судьбой».Я ответила: «Милый, милый!И я тоже. – Умру с тобой...»

Это песня последней встречи,Я взглянула на темный дом,Только в спальне горели свечиРавнодушно-желтым огнем.

29 сентября 1911

Царское Село

Как соломинкой...

Как соломинкой, пьешь мою душу.Знаю, вкус ее горек и хмелен,Но я пытку мольбой не нарушу,О, покой мой многонеделен.

Когда кончишь, скажи: не печально,Что души моей нет на свете,Я пойду дорогой недальнейПосмотреть, как играют дети.

На кустах зацветает крыжовник,И везут кирпичи за оградой,Кто он! – Брат мой или любовник,Я не помню и помнить не надо.

Как светло здесь и как бесприютно,Отдыхает усталое тело...А прохожие думают смутно:Верно, только вчера овдовела.

10 февраля 1911

Царское Село

Я сошла с ума...

Я сошла с ума, о мальчик странный,В среду, в три часа!Уколола палец безымянныйМне звенящая оса.

Я ее нечаянно прижала,И казалось, умерла она,Но конец отравленного жалаБыл острей веретена.

О тебе ли я заплачу странном,Улыбнется ль мне твое лицо?Посмотри! На пальце безымянномТак красиво гладкое кольцо.

18—19 марта 1911

Мне больше ног моих не надо...

Мне больше ног моих не надо,Пусть превратятся в рыбий хвост!Плыву, и радостна прохлада,Белеет тускло дальний мост.

Не надо мне души покорной,Пусть станет дымом, легок дым,Взлетев над набережной черной,Он будет нежно-голубым.

Смотри, как глубоко ныряю,Держусь за водоросль рукой,Ничьих я слов не повторяюИ не пленюсь ничьей тоской...

А ты, мой дальний, неужелиСтал бледен и печально-нем?Что слышу? Целых три неделиВсе шепчешь: «Бедная, зачем?!»

<1911?>