Концерт - Сергей Роговцев

Сейчас, чтобы как-то начать, я спою песню, написанную мной летом 1997 года, когда я уехал в Юрмалу… Это в чем-то мое кредо. Итак, "Блюз в ми-миноре".

По прокуренным кухням чужих квартир,По пыльным дорогам из трактира в трактир,По асфальту шоссе ты меняешь город на город.Шесть серебряных нитей к шести колкамСловно мост к тому дому — да через векаСловно голоса звук, что тебя по ночам все тревожит.Время — как сон.Тянется вновь под ногами перегон.Что столетья тебе — лишь пригоршня песка,Да только топчется в сердце глухая тоска,Превращая час в век, разрывая виски тупой болью.Ты кричишь, что ты в норме — наивная ложь.На лице капли — слезы? — да нет, просто дождь.Отчего же их вкус горчит во рту морской солью?Время — как сон.Тянется вновь под ногами перегон.

Соло. С трудом поднимаю глаза.

Она в зале.

И что? Что — теперь?

Он рядом.

Как — теперь?

Танец пальцев по струнам; изломанный блюз,Скрытый от вдохновенья, забывший про муз,Рожденный лишь памятью короткого прикосновенья.Над умолкнувшем звуком спускается ночь,Снова пытка бессоницы — кто в силах помочь?Тебе известен ответ. Он плывет в стекле застывших мгновений.Имя — как сон.Тянется вновь под ногами перегон.

Финальное соло. Кода.

Тридцать секунд молчания. Потом — робкие аплодисменты.

— Не надо. Не надо. На поминках не чокаются.

В зале — тишина.

Поминки… Кого поминаем?

— Что это ты в черном?

— Траур.

— По кому?

— По мне.

Откуда? Не помню… Может быть, из меня…

Все снова: текст, вступление, песня, кода. Тишина. И опять…

Зал качается перед глазами. Я играю… Что я играю? Впрочем, не важно. Я отдался на волю пальцев и струн — и не важно, что будет потом. Терять мне уже нечего…

— Одна из двух песен, спетых мной на моем первом публичном выступлении — это был менестрельник в Фор-Меносе осенью 1997 года. песня посвящается…

Запрокидываю голову, вспоминаю…

— "Той, чье имя с одного древнего и почти уже забытого языка переводится как "солнечный луч", а с другого, более сейчас известного, — как "воздух"". Я тогда очень любил подобные загадки — и не разлюбил их до сих пор. А в качестве подсказки… Та, кому я посвятил эту песню, сейчас сидит в этом зале.

Рука в рукеРаспахнута душаРука к рукеПоследние словаРука к рукеТекут чертой годаРука к рукеГраницей навсегдаЦелых три года. Три года. Всего три года. Всего…Разве это так много?Рука в рукеТеперь — последний разРука к рукеПрошу, не лги — хотя бы сейчасРука к рукеНадежная стеклянная стенаРука к рукеНе рухнет ни от яви, ни от снаРука в рукеПора… Прости… ПрощайРука к рукеТебе любовь, ему печальПрощание. Прощение. Прошение.Разве я так много просил?Прости…Рука к рукеЧерез далекий путьРука к рукеРук не соприкоснуть

Вот я опять что-то говорю… Зачем? Кому? Разве кто-то поймет?

— Знаете, я не верю в бога. Я не умею молиться. Но одну молитву я все же знаю наизусть. Молитву моей возлюбленной. Молитву в стиле blues.

Amen… Гортанный колоколИзлился в бездонное небоРазбился в бездомной полночиЕресь… Любовь… Все — небыль…Из полыни да из ветраСплети мне венокВенок горький, венок погребальный…Боги, боги, которых нет, как слова-то к месту…Ты укрой меня воздухом,Вспыхни надо мной солнцем в небеНаучи меня жить без Тебя…Я ни в чем не виноват перед ТобойОтпусти меня…

Она поднимает глаза, и наши взгляды встречаются — через полумрак зала, через ряды кресел… Это невозможно — но есть день, когда преступаются все грани…

Словно струна…

Так вот, милая…

Зачем, Странник?

Я люблю Вас…

Это не повод.

Не повод — для чего?

Так распинаться на сцене, делать из всего жизненную трагедию.

Я не делаю — так есть. Простите. Я так и не научился просто любить.

Он тормошит ее за плечи, потом притягивает к себе и она прячет голову у него на груди.

Струна тянется. Оборот колка, еще один…

Нет!

Милая, пожалейте меня.

Отпусти меня, девочка…

Она поворачивает голову ко мне.

Я тебя не держу. Иди куда хочешь…

Перехватывает сердце.

От-пус-ти!

Он чуть ли не силком прижимает ее к себе.

Струна не выдерживает.

Воздуха! Воздуха! Мне душно, я задыхаюсь! Воздуха!

Мне кажется, я кричу, но губы отказываются что-либо произносить.

Зал вдруг меркнет передо мной и сразу же вспыхивает маревом огней. Крыша… Что это? Я смотрю вверх?… А где же небо…

Воздуха…

Губ — не разомкнуть.

Воздуха!

В последний миг, будто в насмешку, губы выталкивают, словно забыв русский:

Aire…[1]

В последний миг… Перед чем?

Тьма накрывает меня, милосердно спасая от ответа…

Эпилог

…21 января 2003 года, в возрасте 21 года, во время выступления на сцене Центрального Дома Художника, от сердечного приступа скончался… большей части фэндома известный под именем Странник…

…Свою гитару и весь свой архив он завещал своей возлюбленной…

Не слишком ли рано сейчас пишут завещания?

Из заметки в одном из журналов

Постскриптум

Спустя пару лет, в тот же самый день двадцать первого января на одно из кладбищ в окрестностях Москвы приедет смуглая черноволосая девушка лет двадцати шести. Переговорив с охранником, она отправится в один из самых удаленных уголков кладбища, и после недолгих поисков найдет могилу, на памятнике которой не будет ни имени, ни дат, только летящий росчерк: трижды изломанная линия, перечеркнутая другой так, как иногда горизонт перечеркивает дорогу.

Девушка опустится на колени, и, положив к могильному камню букет ирисов, пронзительно синих на белой пелене снега, тихо прошепчет: "Прости… "

Примечания

1

Aire — по-испански "воздух"