Вокруг Света 2006 №06 - Вокруг Света

И тогда слабый лучик надежды коснулся моей души… Неужто пронесет?

Огненная вода (шило или галоша?)

Сохли на веревках джинсы и куртка, свитера и носки… Только вот тельняшку я не снял.

 — Шило будешь? — в семнадцатый раз за день спросили меня, отдраив иллюминатор.

 — Не буду, — в очередной раз буркнул я.

 — А положено! — ухмыльнулись мне из иллюминатора, косясь на мой матросский прикид. — Ты теперича мореман, а не салага…

Что ж, пришлось принять на просоленную душу полстакана разбавленного спирта. И в соответствии с неписаным указом выполнить много раз наблюдаемый мною ритуал.

Выдохнуть. Задержать дыхание. Выпить. Запить. Выдохнуть. Закусить.

И, неторопливо закурив, с видом знатока небрежно бросить:

 — Качественное шило! Не галоша! (Услышав в ответ уважительное: «А то! Не с реактора, чай, сливали…»)

«Галоша» (он же «кислый» или «шмурдяк») — это технический спирт. А порядочный мореман пьет (по возможности) исключительно спирт питьевой, из отборных сортов зерна, обладающий, как гласит этикетка, «мягким, изысканным вкусом». Как его проносят на борт, если мимо спецназа, охраняющего атомные объекты, и мышь не проскочит, — уму непостижимо, особенно если принять во внимание количество проносимого. Правда, за долгие месяцы плавания всему, как правило, приходит конец, в том числе и спирту отборных качеств, и тогда в ход идет и технический, тонны которого закачивают в ледоколы для какой-то там (никогда мною не виданной) профилактики реакторов.

Заполярное сибаритство

…Я вышел на палубу. Шторма как не бывало. Тихо плескалось море, плавно пикировали на корму чайки — туда, где стояли контейнеры с мусором (здесь отбросы не выкидывают в море, как курортники за борт бычки, а сжигают). Прямо по курсу, как Сцилла и Харибда, сходились берега Новой Земли и острова Вайгач. Пролив Карские Ворота неширок, а местами и вовсе угрожающе тесен, но волноваться больше не хотелось. По телу разливалось приятное тепло, разогретые мысли текли неторопливо. Да и то, что рядом наконец земля, как-то успокаивало.

 — В случае чего, доплыву, — умиротворенно думалось мне. Угрюмое, стальное и непокорное Баренцево море, полное тайн, радиоактивных отходов и затопленных химических боеприпасов, оставалось позади. А впереди приветливо зеленело Карское, и уже кое-где, как островки, как плотики, как каяки эскимосов, поблескивали льды…

Кормят на «Арктике» в соответствии с морскими традициями, то есть от стола просто отваливаешься. Два обеда — это закон. Завтрак, ужин, чай. Пока не закончились — фрукты. Хлеб и чеснок на столах — без счета (чеснок — не от вампиров, от цинги).

В спортзале постоянно играют в волейбол — для футбола места все-таки не хватает. В бассейне — а точнее, в двух — понятно, плавают. Но главная роскошь на корабле — это баня. Здесь можно испытать то самое, знакомое мне с армейской юности (в тунгусской тайге) удовольствие, когда изработанное тело плывет в полуреальности, в пару, а кто-то все поддает и поддает дубовым веничком сначала по пяткам, потом по ногам, все сильней и сильней, пока, не угорев, с криком «мамочка!» ты не соскочишь с полка и не нырнешь в ледяную купель. Потом в одном полотенце выходишь на палубу. От тебя валит пар. Проверено: пятнадцать минут человек не замерзает на самом лютом ветру. Впрочем, это относится к берегам. Здесь — от силы пять…

Баренцево моря

Окраинное море Северного Ледовитого океана (1 405 тыс. км2), омывающее берега России и Норвегии. Море ограничено северным побережьем Европы и островами Шпицберген, Земля Франца-Иосифа и Новая Земля. Главный порт — Мурманск. Юго-западная часть моря зимой не замерзает из-за влияния Северо-Атлантического течения. В данный момент серьезную проблему представляет радиоактивное загрязнение моря, возникшее в результате деятельности советского/российского ядерного флота. Названо море в честь Виллема Баренца, голландского мореплавателя — первого европейца, пытавшегося в 1596 году найти северный морской путь в Азию.

Адова романтика

И все же временами мне казалось, что легендарный атомный ледокол «Арктика» никакой не мирный пароход, а закамуфлированный крейсер. Посудите сами. Военная дисциплина. Странные, таинственные зачехленные предметы на палубе, к которым запрещено приближаться. Да и капитан, который по морскому уставу имеет право пристрелить любого. Но это лишь в крайних случаях...

 — Слава Богу, о таких случаях даже не слышал, — Владимир Куликов, капитан ледокола, оказался на удивление улыбчив и приветлив.

Ласковое, почти теплое солнце освещало его апартаменты (капитану положены кабинет, спальня, гостиная), играя зайчиком на старых фото и на коллекциях трубок. «А, нет, уже не курю». Но запах табака пополам с черносливом успел въесться в плюш гардин, в кожу диванов и кресел, невидимой тенью навис над столом, на котором красовались армянский коньяк и карты. Карты, конечно, не игральные — шкиперские.

Вообще, в Арктике и на «Арктике» мало романтики, если судить о ней по Жюлю Верну. Зато много того, что так редко встретишь нынче на берегу: человек на борту никогда не остается наедине со своим несчастьем: если уж беда приключилась, то здесь и горе, и радость — на всех. И нет того, от чего сходят с ума в городах, — одиночества. Как нет и подонков. Такие здесь не приживаются, ибо замкнутый мир корабля — как лакмусовая бумажка, ничего не утаить под лаковой улыбкой, ничего не скрыть под глянцем политеса.

 — О деньгах мы вообще здесь не говорим, — негромко продолжал капитан, явно уставший после портового ада и чистилища шторма. — Рейс — четыре месяца, без заходов в порты, но на деле получается, что ходим по году и более, матросу платят в среднем семьсот, если в долларах, да три доллара в день вычитаем за еду — считайте сами…

Вскоре я и сам пойму, что основная масса моряков на «Арктике» отнюдь не за деньгами выходит в море. Эти люди, проведшие под низкими небесами высоких широт по двадцать, а то и по сорок навигаций, ищут здесь чего-то иного.

Чего? Быть может, того же, что ищу здесь и я, а именно: крайней, беспредельной воли. И это несмотря на жесткие рамки распорядка: четыре часа вахты, четыре — подвахты, четыре — сна. И все по новой. И только мятежный твой дух не втиснут в робу — драишь ли ты концами палубу или белыми бахилами пробуешь на ощупь горячие решетки пола в реакторе — дух остается свободен…

Мишки на севере

Три недели мы тащимся вдоль пустых берегов. Иногда дрейфуем во льдах по трое–четверо суток, и тогда приходят медведи. Первый день они сидят неподалеку. Их подманивают батонами, густо помазанными сгущенкой.