Рейтинговые книги
Читем онлайн Неприкаянные - Тулепберген Каипбергенов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 92

Человек верит, что в степи он один. Верил и Доспан. Ошибся. Второй уж раз за день. Была еще душа, и была рядом. Когда глядел на небо Доспан, чьи-то ладони закрыли ему глаза. Не испугался он, как в первый раз, да и способны ли напугать юношу девичьи руки — они бывают такими тонкими и нежными.

Снять бы их с глаз, обернуться и увидеть лицо той, что подкралась тихо. А не снял Доспан чужих рук, — напротив, прижал их еще крепче к глазам. И дерзкой степнячке не позволил оторвать ладошки.

— Погоди! Дай угадать, кто ты!

Что ж, подождала. Для того и подкралась, для того и закрыла глаза джигиту, чтобы угадал и чтоб потом посмеяться над недогадливым.

И посмеялась. Молчал Доспан. Не смог назвать ни одного девичьего имени. То ли не знал, то ли имена не подходили к той, что ослепила его нежными ладонями. Посмеявшись же, убрала руки, звякнули при этом серебряные браслеты на запястьях. Теперь смог оглянуться Доспан и увидеть красавицу. Кого еще рисует в мыслях ослепленный пастух — только пери! И перед ним оказалась верно пери. В образе Кумар, дочери старого Есенгельды, знатного и богатого степняка, бывшего советника хивинского хана, а ныне перешедшего на ступень бия. Человека белой кости и голубой крови. И дочь унаследовала эту голубую кровь. Луноликая, брови — крылья ласточки, ресницы — стрелы. Глаза огромные, и в них пламя, пепелящее душу джигита. Не смотри в них — погибнешь!

И не глянул Доспан, опустил голову, зарделся весь, как девушка перед парнем, онемел от смущения и радости. Руки-то Кумар были на его лице, касались век Доспана. И он держал ее ладони в своих руках.

— Скажи, Доспан, — между тем спросила Кумар, лукаво поглядывая на пастуха, — скажи, напугался ведь? Ну!

Мог бы сказать, что напугался, — перед дочерью бия должен оробеть пастух, и ей хотелось такого признания. Но это была бы неправда. Не испытал страха Доспан. Напротив, радовался. И в те минуты, когда девичьи руки закрыли его глаза, душа затрепетала от какого-то сладостного предчувствия счастья.

Но слово «нет» не произнеслось, обидело бы оно дочь бия, и Доспан произнес другое:

— Откуда знаешь мое имя?

Лукава была Кумар, дня не прожила бы, не смутив душу какого-нибудь джигита, а такого наивного, как Доспан, за грех посчитала бы не одурманить.

— Кто же в ауле не знает Доспана! С холма, на котором ты стоишь, девушки глаз не сводят.

Приворотное зелье, на котором обильно настояны были слова Кумар, сотворило свое дело. Запылал в огне смущения Доспан.

— А имя-то мое кто назвал?

Улыбнулась широко Кумар, и коралловые губы ее зацвели на смуглом лице.

— Мыржык.

Мыржык — младший брат Айдоса. Не больно приятно слышать о нем из уст Кумар. Да ничего не поделаешь, — кому, как не бию, разговаривать с дочерью бия. Видел их вместе как-то Доспан, скачущих на конях по степи, по высоким весенним травам. Может быть, тогда и спросила Кумар Айдосова брата о пастухе, стоявшем на холме ровно посох, воткнутый в землю.

— Я у него спросила про тебя, а он может у тебя про меня спросить, — все еще улыбалась весело и непринужденно Кумар. Лукаво пояснила:-Так ты не дай ему знать, что я была здесь. Промолчи!

Еще большим дурманом обволокла слова свои Кумар. Пошла кругом голова Доспана. О чем просит пастуха биева дочь — сохранить в тайне их встречу… Скажет ли он кому-нибудь о ней? Умрет — рта не раскроет.

— А чтоб не дрогнули твои губы, прижми их серебром, — протянула Кумар пастуху монету.

— Зачем деньги? — хотел запротестовать Доспан, но не посмел, слишком ласково смотрели на него глаза Кумар.

И, повинуясь взгляду, он раскрыл ладонь, и Кумар положила в нее серебряную монету.

Все было удивительным в то утро, и эта монета тоже. Никогда не прикасался к серебру Доспан, а теперь держал его в руке и, зачарованный, не спускал глаз с белого кружочка.

Не в серебре ведь дело… Могла быть медь, просто камень мог быть, песчинка ничтожная, упавшая случайно на ладонь, но брошена она Кумар, потому дорога, потому волшебна, способна зачаровать джигита.

Таким уж родился пастух. Что привлечет его глаз, от того не оторвется: солнце зайди, туча пролейся дождем, ветер пронесись ураганом, не заметит Доспан ничего, будто оглох и ослеп. Так подошли к нему на заре связанные по рукам воры, так подкралась только что Кумар, так подъехал бий Айдос. Подъехал на своем коне, который не умел ходить тихо.

Подъехал и стал ждать, когда обернется пастух и увидит бия. Но разве дождешься такого! И Айдос окликнул пастуха:

— Эй, турангиль!

Он назвал Доспана тополем не потому, что тот был высок и строен, а потому, что стоял недвижимо, как дерево в безветрие, и, кажется, не чувствовал и не слышал ничего. Голос бия, однако, разбудил Доспана. Сладостный сон разом покинул парня, и он слетел со своего холмика прямо к морде бийского коня. И когда слетел, то обронил тот самый серебряный кружочек, что подарила Кумар. Сразу-то и не заметил, что обронил. Не до монеты было. Строго и как-то с укором смотрел на парня бий. И спросил совсем не то, что обычно спрашивают у пастуха:

— Кто эта чаровница?

Опешил Доспан. Не сразу пришли на ум слова, которыми надо было ответить бию. Да и к месту ли они пришлись бы, смогли бы стоять рядом с «чаровницей»…

— Что молчишь, деревянный? Или язык отняла у тебя эта плутовка?

— Нет… — с трудом выдавил из себя Доспан.

— Коли нет, так назови имя!

— Кумар, — весь обливаясь краской смущения, произнес Доспан.

— Кумар, дочь Есенгельды…

— Ха, потерявшего разум старика…

«Не потерял разум Есенгельды, — воспротивился мысленно Доспан. — Был Есенгельды, как сейчас Айдос, хакимом, сошел, верно, до степени бия, ну да с кем не случается беда! Разум тут ни при чем». Только мысленно возразил Доспан, ничем не выразил своего несогласия — ни жестом, ни взглядом, но бий догадался, что думает пастух, и сказал:

Только потерявший разум посадит дочь на коня. Это место — сына.

«Верно, сын есть у Есенгельды, — опять воспротивился Доспан. — Однако сидит в седле Кумар по праву: ловка и смела. Не всякий джигит поспорит с ней в скачке. А уж хороша, равной нет в степи…»

И снова прочел тайное Айдос, теперь по той краске смущения, что облила лицо Доспана:

— Красота ее — несчастье и коню, и джигиту. Вон как нахлестывает буланого, так будет хлестать и мужа… Красивая жена все равно что бородавка на лбу: не сотрешь, не срежешь, терпи, прикрывай на людях шап кой…

Мудрые слова произнес бий, да не перед кем надо. Произнеся же, понял: оплошал. И не вернешь сказанного, ушло, как вода в песок. Еще понял, что заметил пастух непростой интерес Айдоса к красавице Кумар, и волнение его сердца услышал, а это было унизительно для бия.

В досаде хлестнул с ожесточением коня Айдос и поскакал. Не вслед Кумар, не в камыши, где скрылась красавица, а к аулу, к юрте своей.

Удивленный, смотрел Доспан на всадников, поочередно переводя взгляд с камышей на аул и с аула на камыши, которые, словно морская гладь за лодкой, обозначали путь коня.

Вот ведь какой день, рассудил Доспан, три ветра гуляют нынче в степи, и все разные: один несет обиду, другой — радость, третий — удивление…

Но не удивление, не обида жили сейчас в душе пастуха, только — радость. И Доспан боялся, что покинет она его вместе с Кумар, исчезнет где-то в камышах. Он вспомнил про монету: где она? В руке ее не было. Он испугался и стал бегать вокруг холмика, отыскивая белый кружок. Искал старательно, падал на колени, раздвигал стебли трав, шарил руками у корней. Выбился из сил вконец и вдруг увидел белый кружок между пальцев своих ног: он торчал как стебелек меж зубьев бороны (босые ноги Доспана точь-в-точь деревянные бороны). Обрадовался Доспан. «Счастливый… счастливый я. Лгут называющие меня несчастным. Сами несчастные».

Можно было поблагодарить бога за удачу, но он не связывал происходящее со всевышним. Все было земным, и по- земному следовало отнестись к подарку Кумар. Доспан спрятал монету туда, где был хлеб, — в торбу, а хлеб вынул, чтобы утолить голод. Время-то подходило к полудню. Стадо легло на отдых, мог передохнуть и пастух — присесть на бугор, согнуть затомленные ноги, пожевать хлеб. Только не положено пастуху нежить себя ни в завтрак, ни в обед. Нет пастуха — нет стада, в одной руке посох, в другой загара — лепешка из джугары. Обопрется о посох, чтобы легче ногам было, примется за лепешку. Так сделал и на этот раз Доспан: оперся на посох, отправил загару в рот.

Нет, не отправил. Не успел. Такой день выдался. За что ни возьмется Доспан, все обрывается. У самого рта кто-то схватил руку пастуха. Схватил — как аркан накинул. Накинул и затянул петлю — не пошевелить.

Тут гадать, кто за спиной, не приходилось. Руки не Кумар, нежные и тонкие, — лапы верблюжьи, грубые, сильные. Аркан — и только!

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 92
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Неприкаянные - Тулепберген Каипбергенов бесплатно.
Похожие на Неприкаянные - Тулепберген Каипбергенов книги

Оставить комментарий