Справочник городских рассветов - Борис Михин

Аве

Замолк сверчок,наверно, неисправен.Замком, свечой,вселенной не доволен,всё ж говорю людскому поголовью:– Аве!..

Я видел чёрноеи в рощах белоствольных,и души белые, измазанные в красном,и думаю, что это – не напрасно.Вольно!..

Когда-то защищали честь на шпагах,верней, своё понятие о чести.Теперь другая честь.К плечу «винчестер»,Шагом!

Мораль надрессирована, как пудель.Но, тем не менее, живём не хлебом,и пусть – не все.И пусть – Бог в нас и не был, —будет!

От сингулярности процесс не быстрый,но тащит в будущее, как канатом.А вот от пустоты спасёт команда:– Выстрел!

Важнее точка после всех заглавий.Сверчок сломался, видимо, просрочен.И в полной тишине я ставлю точку.Аве.

Вообще-то

Вообще-то, всё было не так.Вдоль дороги любили жить лисы,километры летели стремглав.Вдаль, вдаль, вдаль сумасшедшим Улиссом.

Вообще-то, улитки ползлив камышах после возле залива,треск сорок по кустам полузлил,полурадовал май несолидный.

Вообще-то, сложив жизнь в «потом»,позабыл, где оставил котомку.Тишины слушая шепоток,наблюдал временные потоки,

вообще-то, не зная ведь, каксоотносятся вечность и время.Там, где нет нас, всего – на века,там, где мы, время слаще варенья,

потому что всегда его нет.И молчание громче крещендо.Всё не так было…Осатанев,не смогу сказать – как, вообще-то.

Флуктуации и смысл

Потрачу об не на, а вместо,не извинюсьэто за но.Звонок.А подложив свиньюуглам и карачун невестам,

жужжали вечным синеваи следствие первопричиной.Что если связь их нарочиторазрушить, взяв нас не, не вас?

Во флуктуационном мирепорядку бытьвозможно не.Страннейуглов живут кубы;там, знаю я, – бывал с промилле.

Незаменимый

Весна началась за вокзалом, на дальних путях,там стрелка ломалась морозом ещё аккурат,картавый смотритель держал на щетинистостяхулыбку и ждал, как откроется старенький тракт.

Егда же открыша одесную марта пути,прииде великыя радостия, что теперьпора, стоит только пора за весну потереть.Смотритель вкушал лишь возможность – уйти не тот тип.

Масштаб посмеявся над ним, ни во что же вменив,огромный дух весь уместивши в железность дорог,вне дальнего, вне невозможных и вне времени,он был только здесь, словно там – лепый лес за горой.

Он мнити, бо так, будет незаменимым затоотныне и присно, стараясь весну заманить.Весна-то пришла.А смотритель вдруг стал заменим.И залито небом окрест по апрель золотой.

В спичечном коробке

Не спастись весной от сердцесжатия.Люди, чтобы (будет нелегко)вспомнить, как там, в детстве, повышайтев мае собираемость жуков.

Новенькая зелень в цвет салатовый,сумерки и стайки детворы,«чёрная дыра» в груди – расплатаза возможность вырасти.

Дворысуетой и визгом насыщаются,увеличивая пустотусобственного нынешнего счастья.В коробке́ жук.Кухня. Скрипнул стул.

Не так

Не те, так эти.И – никто.И в вожаках артист эстрады.Испытывается не радость,а несвобода, что «не то».

Порабощённый, в темнотеквартиры, верил, что – не будет,под кофе подрезая пудинг.Нет, кажется, опять – не те.

Не с ними и не с теми.Ноне сменим голову, снимаяповязку с глаз, не понимая,что не вокруг – в тебе темно.

Диванчик

Кепку в карман, лезь-ка на броневик,броневики – символ универсальный.Если понравилось, сверху кивни.

Только не солоно чаще слезали,чаще записываются в вожди,не понимая, что это ошейник.Это жестокий и сладкий престиж —лёгкость принятия важных решений.

И, насмотревшись на мелких чинушв рангах великих спасителей, смехоммы ничего не решим…Покачнувшись,слово, как пулю, лови грудью.

Эхо —это последствие. А броневик,так как блестит, быдлу в кепках заманчив.Так что за эхо себя и вини.И свой любимый кургузый диванчик.

Сигарет

Закурите его, полубоги,ведь иначе никак не начать,ведь неначатое – только бокомцеликом, а даже не часть.

Не бросайте его в пепельнице,он потухнет под пеплом себя.Приблизительно так по больницаму каталок колёса скрипят.

Доведите его до победыи того, что нельзя отрицать,хуже брошенным, чем недопетым;у неначатого нет конца.

Имея право

Не бойся, Родина, я знаю,ты бросишь, даже не шурша,но не тобою – не дышать,а без тебя – никем не занят.

Тебя ругать имею правои не позволю никому.Тебя любить – не крест – хомут,и даже – капельку – бараном.

На старом кресле из ротангаинтеллигентить острякам —такая русская строкав отаре.

Отдать

Мир выглядел стеклянным донельзя,пока ещё прозрачным, не разбитым,и были направления развиты,гирляндами на путнике вися.

И спутники, сведённые в ГЛОНАСС,ему куда-то рекомендовали,но там, где будет всё, не будет нас,а следовательно, дороги врали.

И он решил: какая ерунда,раз не останется потом того, чтозахочется другим назначить прошлым, —отдать.

Братишка

Это похмелье, братишка, похмелье,каменный, тусклый, суровый мешок,здесь улучшение если, то мельком,и никогда хорошо.

Это наутро, братишка, наутро,а до утра можно и не дожить;это – реальность, братишка, – не утка,и не считаются вниз этажи.

Это не горе, братишка, не горе —русская и для не русских болезнь;деньги и удаль уходят рекою,и не приходят платить за билет.

Разные ритмы одного

Чуть больше поменьшенавраться в три горла,тетешкать, понежитьнегордую гордость…

Не помню точно, а пришлась мне в порупрошедшая весна (?). Другое помню:как мурманским таксистом объяпонен,как недоделал «самых важных» прорву…

А катится валомистория, уголпоследний – вон, справа,за ним камень, луг и…

С утра в моем любимом парке зябкои дворники не убирают листья,и выглядит жизнь неспешаще длительной,скрипит забор какой-то железякой…

По вотчине бега —дороге – дорожишьмашинно, но мелко,и – неосторожно…

И верится, что дело не в помаде,а в смене темпа и ответных чувствах;ногою – шарк по листьям, и – лечу ихочу не быть живущим автоматом.

Категории и Ничьё

Настало.Всегда настаёт.А дальше сдаётся наставшее;уставший шеллак на наташахи прочее всё – не твоё.

А то, что твоё, это где?В анфас обращается к воронузадумчивая Категория —а вдруг он споёт, вдруг – стратег?

Ушло.Ведь уходит всегда.Останется Игг.Даже Один, новсё время куда-то уходит,Слейпнира сменив на седан.

Причём тут ничто ни при чём.Парчой Категория стелетсявневременная – что ей сделается,когда рассердилось Ничьё?

Предопределённость

Надо бы: три метра потолок,паркинг, на столицу вид из зала,загородный дом в штук шесть колонн, —надо.Но совсем не обязательно.

Хочется: догнать и преуспеть,колоколом по небу трезвонитьи официантам тыкать перст.Хочется всего, а не чего-нибудь.

Можно бы: альфонсом ли, козлом —тратить жизнь на сотни женщин ажноили алкогольный мозговзлом, —можно всё.Но это всё не важное.

Будет всё равно, как не просил,и замшелый, треснувший крест-надолб,и способность злобно не проститьвсех подряд за собственное «надо бы».

Новое небо

в две сотых карата обломок талантапо сопкам горбатым вёз глобус атлантамтоптались могучие выкрутив плечисталь туч погремучих на грудь обилечивобломок убого и как-то так бокомсменил небо им как не поняли толкомно стало легко хоть танцуй хабанерувам страннозато утро новое небо

Флажолеты

Обожгло снежинкой веконе на миг, а на века,жизнь кому-то исковеркав.К главному не привыкать.

К мелочам теплее жаться, —в них уютнее лежать,не подсчитывая шансы,каплям не слетать с ножа.

Но перчаткой – «что же это?» —неприятное смахнуть;тонкое, как флажолеты,не свершится, упорхнув.

Очевидное неочевидное