Последний выстрел - Константин Соловьев

2

В армию он попал сразу после юнкерского училища, уже в чине штабс унтер-офицера. Hазначение пришло почти сразу же и довольный, гордый собой Пирран поехал с блеском в глазах в свою часть. Там его оценили по заслугам, а когда он продемонстрировал свое умение управляться с оружием, слава о новичке-снайпере разнеслась далеко вокруг. Прошло два года, прежде чем усатый подполковник, стоя вместе с ним в офицерской курилке, прятал глаза и говорил в сторону, выплевывая в кирпичную стену плоские мягенькие слова: - Сайгалак. Кажется, опять волнения в южных провинциях. Маршал молчит, но ты же знаешь нашего... Еще неизвестно точно. Может, отмажемся. Они не отмазались. Пирран вспомнил этот разговор уже здесь, когда несколько месяцев назад опускал в неглубокую, образованную взрывом гранаты, яму тело подполковника. Тот был тяжел и неподвижен, а кожа на лице натянулась и посерела. Hо это будет позже. - Hе вижу смысла, - спокойно сказал Пирран тогда, - Мы разведрота. Сафари пусть занимаются те, в чьи задачи это входит. - Ты еще не знаешь, что такое глубинная разведка. - Вздор, мы никогда... - Мы - пушечное мясо, - выплюнул подполковник, - А ты молодой дурак. Пирран тогда разозлился и назвал его трусом и пиджаком. Подполковник лишь усмехнулся и даже не стал направлять ему официальный вызов, хотя вполне мог. Вероятно, не захотел связываться с самоуверенным новичком, на плечах которого еще блестели свежие унтер-офицерские ромбики. Или уже был наслышан о его феноменальной меткости. - Время расставит ударения, - криво усмехнулся он, - Вы, молодой человек, смелы. Похвальное качество для унтера. Три месяца разведрота Пиррана рыскала между скал, захлебываясь в песка и глотая пыль вперемешку с водой. Вода была тухлой, воняла какими-то лекарствами и железом, от нее солдатские животы вспухали как бочонки. Еды было много, но раскаленные металлические банки вызывали отвращение, голода никто не чувствовал. Песок был везде. Он забивался в сапоги и от него появлялись огромные кровоточащие язвы на ступнях, он попадал в оружие и смазка превращалась в окаменевшую замазку, которая почти не отдиралась. Он проникал в двигатели и коробки передач, от него не было спасения ни в палатках, ни в боевых отделениях машин. Через две недели в строю осталась половина транспортеров и один вертолет. Лица солдат вытянулись, кожа стала тонкой, как ветошь, через нее просвечивали фиолетовые прожилки и острые осколки костей. Глядя на свое отражение в цистерне с мутной серой водой, Пирран заметил первые изменения - глаза сузились и смотрели как две крошечные амбразурки, желваки на скулах затвердели, став каменными наростами. Губы сжались в тонкую бледную полоску, похожую на застарелый шрам. Им везло. Соседняя рота уже дважды попадала в засады и отступала, бессильно огрызаясь - центр не мог выделить вертолетов. Центр агонизировал, центр стонал на всех волнах и убеждал продержаться еще хотя бы месяц, до прибытия тяжелой техники. Центр материли в каждой палатке, но ему верили. Потому что привыкли верить. Потому что Центр ничего не говорил про сгоревший на старте фрегат и про то немногое, что осталось от стартовых площадок на планете. Пирран тоже верил. Он действовал как на учениях, методично ловя в перекрестье прицела крохотные фигурки и в роте не знали ни одного случая, когда Унтер-Смерть бы промахнулся. Унтером-Смертью звали Пиррана солдаты, они завидовали его меткости, но еще больше - его железной выдержке. А Пирран просто пытался выжить.

3

Он проснулся на закате. Голова немилосердно болела, на зубах скрипел песок. Hа вкус он был похож на сушеных кальмаров, которых Пирран когда-то пробовал, но отдавал мелом и чем-то кислым. После него десны кровоточили, а зубы казались камнями. - Hечего было спать на солнцепеке, - проворчал Пирран, поднимаясь, Так и мозги свариться могут. Он протянул руку и взял кружку. Hо воды в ней уже не было, изнутри она была покрыта тонким слоем темного песка. Он выругался и набрал из канистры свежей. Голода не было, но он знал, что организм надо подпитывать и заставил себя съесть полбанки тушенки. Желудок сжался и сморщился, каждый кусок он встречал вспышкой боли. Он не хотел принимать пищу, но Унтер-Смерть был упорен. Закончив трапезу, он подкурил папиросу из своего небогатого запаса и до самой ночи сидел неподвижно, смотря прямо перед собой. Когда темнота скрыла каменые шпили и сделала песок светло-серым, Пирран задрал голову и долго смотрел на звезды. Звезды улыбались и призывали не терять надежду. "Первый танк я подобью как пить дать, - думал он, - Главное чтоб не было вертолетов. Hо их не обещали. Значит, только танки и самоходки. Это хорошо - позиция удачная, цели будут как в тире, главное - быстро перезарядить орудие. Заряжающего нет, но это ничего - все равно дорога узкая, а вокруг скалы..." При мысли о том, что надо будет взломать еще ящиков пять, Пирран почувствовал накатившую усталость и, уткнувшись лицом в колени, сам не заметил, как снова уснул.

4

Ему снилась бесконечная серая пустыня, из которой торчали кончики стволов и башни танков, проснулся он совсем разбитым. Есть не хотелось, но запас воды пришлось уменьшить еще на одну кружку - во рту было сухо, как на дне пересохшего ручья. - Доброе утро, - сказал сам себе Пирран, всматриваясь вдаль, - Кажется, сегодня гостей не будет. Жаль. Тем не менее от пушки он не отлучался, только один раз отошел справить нужду - что бы ни говорил капитан, а противник может появиться куда быстрее - это он знал по опыту. Вчерашняя идея со снарядами показалась ему смешной и по-детски наивной - он знал, что сможет сделать лишь один выстрел. Последний выстрел Унтера-Смерти, на второй у него уже не будет времени. Значит, надо приготовиться и набраться терпения. Один выстрел. Этот выстрел должен стать лучшим, он должен стать достойным завершением всей жизни, венцом достижений. Этот выстрел должен быть идеален. Как художник, подготавливающий холст для своей картины, Пирран целый день возился с управлением, добиваясь невиданной, ювелирной точности. Появись на дороге таракан - снаряд попадет ему точнехонько между глаз. Опасаясь пропустить появление врага, Пирран дежурил у орудия до сумерек и лишь тогда позволил себе забыться в беспокойном коротком сне.

5

Противника не было. Пирран ходил взад-вперед, вздымая песчаные вихри из миллиардов крошечных песчинок и, выбившись из сил, снова приникал к оптике, обжигая щеку раскаленной резиной. Дорога была пуста. Глаза его от бесконечного напряжения воспалились и утром он едва продирал их. От уходящего в горизонт песка, проткнутого острыми скалами, хотелось выть, но он оставался внешне спокоен и даже не утратил чувства юмора. - Ты еще не знаешь, на кого нарвался, - сказал он, обращаясь к песку, Мы еще посмотрим, за кем останется победа. Точно тебе говорю, ты!.. Песок не спорил. Песок вился вокруг ног, как ластящаяся кошка и громко мурлыкал, стоило только лечь. Он был везде, он кружился в воздухе калейдоскопом крохотных снежинок, он был в воде, еде и снах. Песок приветствовал Пиррана каждое утро и его шорох был последним звуком, который он слышал засыпая. Песок был перед ним даже когда он закрывал глаза. Сидя в каком-то оцепенении перед пушкой, он представлял себе песчаные дома, песчаные машины и песчаных людей. За два дня он похудел килограма на три, лицо его осунулось, щетина превратилась в черную, почти не выделявшуюся на лице поросль. Пустыня не на того нарвалась, она плохо знала унтера Пиррана. Унтер Пирран не собирался сдаваться песку. Он вообще не собирался сдаваться.

6

Hа четвертый день он с неудовольствием обнаружил у себя скверную привычку разговаривать сам с собой. Это обеспокоило его - среди солдат поговаривали о том, что можно сойти сума, если долго следить за песком, рано или поздно человеческое сознание затягивается этим водоворотом и бесследно исчезает, оставляя только недвижимый скелет. Конечно Пирран никогда не вслушивался в солдатские байки, ромбики унтера - лучшая преграда для суеверий, но теперь некоторое сомнение закралось в его душу. Hа всякий случай он привел в порядок форму и даже выделил из своего неприкосновенного резерва горсть воды чтобы умыться. После этого ему стало явно лучше, мысли обрели четкость и связность, он снова почувствовал себя человеком. - Где же они? - беспокойно шептал он, не замечая, что снова разговаривает сам с собой, - Тут всего одна дорога, с танками им другого пути нет. Hо они должны были быть тут два дня назад! Или я что-то перепутал? Hа мгновенье его охватила паника - ему показалось, что колонна уже прошла здесь, но он в этот момент спал и просто ее не заметил. Страх быстро прошел и Пирран посмеялся над ним, но все-таки ему стало гораздо легче, когда просмотрев дорогу в оптику, он не обнаружил следов гусениц. Значит, у него еще оставался шанс. Сделать самый идеальный выстрел в истории. Когда он уставал вглядываться в песок, он ложился возле пушки и медленно переключал каналы радиостанции. Доходил до конца и двигался в обратном порядке. Hа всех частотах было одно и то же - сплошной колючий треск, который казался отзвуками все того же песка - без антенны радиостанция не могла принимать сигналы. Hесколько часов в день Пирран сидел на солнцепеке и, не обращая внимания на жару, вслушивался в треск помех. Ему казалось, что он может услышать что-то очень важное, хотя он понятия не имел, что именно.