Призрачный город - Майкл Муркок

Книга первая

В островном королевстве Мелнибонэ истово блюли древние обычаи, хотя вот уже пятьсот лет день за днем и час за часом теряла держава свое былое могущество и держалась теперь лишь торговлей с Молодыми Королевствами, да потому еще, что Призрачный Город Имррир служил местом встречи купцам со всего света. Много ли от тех обычаев пользы? Нельзя ли отринуть их и тем самым избежать уготованной судьбы?

Соперник императора Элрика предпочитал не задаваться такими вопросами. Он заявлял во всеуслышанье, что, пренебрегая обычаями предков, Элрик навлечет гибель на Мелнибонэ.

Вот начало той трагической истории, которая длилась не год и не два и за концом которой — гибель всего этого мира.

1

Кожа его цветом напоминала выбеленный ветрами череп; молочно-белые волосы ниспадали ниже плеч. С красивого, продолговатой формы лица глядели раскосые, подернутые поволокой печали алые глаза. Изящные руки покоились на подлокотниках трона, вырезанного из громадного цельного рубина.

Он настороженно оглядывался, то и дело касаясь пальцами легкого шлема на голове, который искусные мастера отлили в виде готового взлететь дракона. На одном из его пальцев поблескивал перстень с редким камнем, именуемым Акториосом. В глубине бриллианта клубились призрачные тени, и казалось, что им так же невмоготу оставаться в своей драгоценной тюрьме, как юному императору — на Рубиновом Троне.

Он посмотрел вниз, где у подножия ведущих к трону ступеней танцевали придворные. Движения их исполнены были такой изысканности и такой неописуемой грации, что казалось танцуют не живые существа, а призраки. Он не был заодно с этими людьми, людьми Драконьего Острова Мелнибонэ, которые десять тысяч лет владычествовали над миром и лишь сравнительно недавно утратили былую силу. Для них, жестоких и равнодушных, мораль означала только уважение традиций тысячелетней давности.

Юному же правителю, четыреста двадцать восьмому потомку по прямой линии от первого императора-колдуна Мелнибонэ, эти воззрения представлялись не просто высокомерными, а глупыми. Ведь ясно было, что Драконий Остров уже не тот и что через пару—другую столетий его наверняка завоюют армии тех государств, которые мелнибонэйцы снисходительно именовали Молодыми Королевствами. Пиратские флоты раз за разом пытались завладеть прекрасным Имрриром, Призрачным Городом, столицей Драконьего Острова Мелнибонэ, — пока безуспешно… пока. Но даже самые близкие друзья императора отказывались верить в надвигающееся крушение Мелнибонэ. Им не нравилось, когда он заговаривал об этом, и они вовсе не пытались скрывать своих чувств.

Так что императору оставалось только размышлять в одиночестве. Он часто сожалел, что у его отца, Сэдрика Восемьдесят Шестого, не было других детей. Ведь сложись судьба иначе, и на Рубиновом Троне вместо него восседал бы кто-нибудь другой, более подходящий для роли монарха.

Сэдрик опочил год назад со счастливой улыбкой на устах в предвкушении смерти. Жена его умерла родами, и, будучи однолюбом, а к тому же истинным мелнибонэйцем, Сэдрик не искал женщины, которая смогла бы заменить ему потерянную супругу. Сына же, который своим рождением убил мать, он попросту не желал видеть.

Ребенок родился на редкость слабеньким, и его с первых дней жизни принялись поить колдовскими отварами и настоями редких трав, дабы придать младенцу сил. Он выжил лишь благодаря волшбе, апатичное дитя, которому собственных сил едва хватало на то, чтобы шевельнуть ручонкой.

Однако молодой император открыл для себя в своей телесной слабости одно преимущество: возможность много читать, не отвлекаясь на игры, которые требовали физических усилий. К пятнадцати годам он прочел все книги в библиотеке отца, некоторые из них — по нескольку раз. В искусстве колдовства, азы которого он узнал у Сэдрика, ему теперь, похоже, не было равных среди всех его предков. Его память хранила множество сведений о других краях и землях, хотя сам он не бывал почти нигде. Пожелай он того, ему не составило бы труда возродить былое могущество Драконьего Острова и воцариться над Молодыми Королевствами непобедимым тираном.

Но чтение приучило его задумываться над тем, что есть власть, к чему она ведет и как ею Пользоваться. Книги заложили в нем основы человечности, о которых он пока едва ли догадывался.

Подданным поведение юноши казалось загадочным, а кое-кто заявлял даже, что мысли его и поступки — вовсе не те, какие должны быть у истинного мелнибонэйца, особенно — у императора Мелнибонэ.

Многие слышали, как двоюродный брат императора Йиркун говорил, что сильно сомневается, может ли его родич править Драконьим Островом. «Этот хилый книжник всех нас погубит», — сказал он однажды Дайвиму Твару, Правителю Драконьих Пещер. Близкий друг императора, Дайвим Твар мрачно поведал ему о своем разговоре с принцем Йиркуном, но монарх ограничился лишь замечанием, что, дескать, это самая обычная измена, а ведь его предки за подобные речи карали воистину беспощадно.

Положение императора осложняло еще и то, что Йиркун, который отнюдь не делал секрета из своих притязаний на Рубиновый Трон, был братом Киморил, той самой девушки, которую Элрик собирался в скором времени назвать женой.

Принц Йиркун, облаченный в шелковые отороченные мехами одежды, сверкая драгоценностями, танцевал на мозаичном полу парадной залы в окружении большой группы женщин. Все они, как утверждала молва, были когда-то его любовницами. Смуглое лицо, одновременно привлекательное и угрюмое, длинные волнистые черные волосы, сардоническая усмешка, обычно надменный взгляд. Полы плотного парчового плаща то и дело намеренно задевали кого-нибудь из танцующих.

Придворные не уважали принца, некоторых возмущала его заносчивость, но все молчали, ибо Йиркун знал толк в волшбе. И потом: разве не именно так следует вести себя благородному мелнибонэйцу и, если уж на то пошло, императору?

Элрик знал об этом. Порой ему хотелось чем-нибудь порадовать двор, но он не мог заставить себя принимать участие в том, что полагал утомительным и пустым занятием. Тут он, пожалуй, превосходил высокомерием самого Йиркуна, который, правда, тоже иногда манкировал приличиями.

Музыка стала громче. Певцы-рабы, которым делались особые операции с тем, чтобы они могли выводить каждый одну-единственную ноту, зато в совершенстве, удвоили свои старания. Даже императора зачаровала зловещая гармония мелодии, которой не по силам создать обычному человеку. Почему, подумал он, чтобы возникла такая красота, нужно претерпеть боль? А может, красота вообще рождается через боль? Неужели именно в этом секрет великого искусства, одинаковый для людей и для мелнибонэйцев?