Лабиринт - Сергей Булыга

Но от чего он загорается? Жрец говорит, что камень загорается от прикосновения его руки, но Молчаливый не верит. Он знает - что-то сокрыто в руке старика, но что?

- Эй, Молчаливый! - окликнул жрец, не поворачивая головы.

Молчаливый не шелохнулся.

- Я кому говорю! - повысил голос старик.

Молчаливый прижался к стене и не проронил ни звука.

- Садись к огню, я давно тебя дожидаюсь.

Голос жреца не предвещал ничего плохого, и Молчаливый вошел в капище, сел рядом со жрецом и, не удержавшись, тоже протянул руки к огню...

А глаза его неотрывно смотрели на башмаки, стоявшие на священном желтом камне.

- Я давно за тобой наблюдаю, - заговорил жрец, глядя на огонь. - И знаю: ты хочешь уйти. Ты ищешь выход из лабиринта и думаешь, что башмаки тебе помогут.

Молчаливый опустил голову. Он знал, что жрец умеет читать по глазам.

- Если я буду спать, ты похитишь их, - продолжал жрец, - а если же нет... то ты сначала убьешь меня, а потом заберешь башмаки и уйдешь.

Рука Молчаливого незаметно скользнула к поясу, к ножу. Жрец слабо улыбнулся и сказал:

- Погоди, не спеши. Сначала выслушай меня, а сделать свое дело ты всегда успеешь... если будет на то моя воля.

Молчаливый убрал руку с пояса и приготовился слушать.

А жрец погладил негнущимися пальцами свою лысую бугристую голову и заговорил:

- Ты заблуждаешься. Мечтаешь выбраться из лабиринта и думаешь, будто это самое главное в жизни. Увы, это не так. Ты хочешь бежать, но откуда? Что есть лабиринт? Быть может, это единственное наше спасение, быть может, его стены защищают нас от неведомых чудовищных бедствий. Да, жизнь здесь скудна и безрадостна, но что такое радость? Ты думаешь, что радость - это нечто большее, нежели то, что ты имеешь. Ты хочешь быть сытым, ты не желаешь каждую ночь ждать нападения крыс, страшиться эпидемий. Вся наша жизнь - в предчувствии беды. Однако это самое предчувствие научило нас быть сильными, терпеливыми, неприхотливыми, чуткими к ближнему. Плохо ли это?

Молчаливый молчал. Жрец грустно улыбнулся и продолжал:

- А вот теперь представь, что может статься с человеком, когда он будет сыт и забудет о страхе. Что, если безнаказанность сделает его во много раз хуже самой бешеной крысы? Так что прежде всего хорошенько подумай, что значит лабиринт для человека, и уже только после этого решай, нужно ли тебе бежать отсюда.

Жрец замолчал, и пристально посмотрел на Молчаливого. Жрец был стар и, наверное, мудр. Старость лишает человека многого: тело становится дряблым, глаза слезятся и плохо видят, уши почти не слышат; над старыми смеются женщины, старыми даже крысы брезгуют. Однако взамен всего этого старость делает человека спокойным и мудрым. Человек начинает различать то, что недоступно самому зоркому глазу, и слышать то, чего не слышит ухо. Понять, зачем воздвигнут лабиринт, возможно только в старости. Молчаливый сможет решить загадку лабиринта лишь тогда, когда руки его станут слабыми, колени устанут сгибаться и будут болезненно щелкать при каждом шаге. И даже если он тогда поймет, что лабиринт - это зло, западня, то сил бежать отсюда все равно уже не будет. Совет жреца - коварная ловушка. И если так...

- Постой! - поспешно воскликнул жрец. - Не шевелись! Сейчас я усну, сон мой удивительно крепок, я буду молчать...

И он замолчал. Покачнулся, вздохнул и упал. А Молчаливый вытер нож о колено и посмотрел на старика. Тот тихо умирал. Теперь никто не помешает забрать башмаки и уходить отсюда до тех пор, пока будут силы. Как хорошо, что башмаки лишат его покоя и заставят идти даже тогда, когда он потеряет решимость и пожелает вернуться назад. Как хорошо...

Но тут он заметил, что рука умирающего медленно разжалась... И на ладони сверкнул маленький блестящий осколок. Молчаливый нагнулся, взял осколок в руки, рассмотрел. А что, если... И, боясь ошибиться, он осторожно притронулся осколком к обломку жирного камня, лежавшему возле костра, - ничего. Провел сильнее - камень зашипел. Еще сильнее - камень вспыхнул.

Так вот оно что! Так вот как добывается огонь! Теперь его никто и ничто не остановит. Спрятав осколок в тайный кармашек на поясе, Молчаливый подступил к священному желтому камню и взял башмаки. Он долго стоял над ними и все не решался надеть. Что есть лабиринт? Что скрыто за его стенами? Так ли ужасны жизнь впроголодь и нестерпимые войны с крысами?

Да, ужасны. Да, нестерпимы. Молчаливый нагнулся, надел башмаки, сделал шаг, второй... Он не ошибся, его время пришло. Башмаки были сделаны в самую пору, они ждали его! И Молчаливый, даже не оглянувшись, решительно двинулся в путь.

Он шел всю ночь, боясь остановиться. Он ничего не видел, то и дело спотыкался, оступался, падал, проваливался в трещины, карабкался, ломая ногти, вверх и снова шел - порой наощупь, наугад. Шел медленно, а временами замирал и слушал. Он знал: покинув племя, он теперь ничей, его никто не защитит, а посему он должен от всех скрываться, никому не доверять. Он должен верить лишь в одно - лабиринт не бесконечен. Скрипел под ногами песок, шуршали осыпи, предательски шатались валуны, а он все шел и шел. Холодные шершавые стены то расступались, то сходились так, что даже тусклые звезды вверху и те исчезали из виду.

К утру он выбился из сил, нашел укромную расщелину, залез туда, надежно завалил камнями вход, лег и тут же уснул. Проснувшись ранним утром, он ждал, не шевелясь, пока стемнеет, потом бесшумно выбрался из своего убежища и двинулся дальше.

Так продолжалось долго, очень долго. Ночью он шел по лабиринту, а днем отдыхал. Он собирал улиток, пил гнилую воду, плутал в тупиках, возвращался, скользил, ударялся о камни, вставал и снова шел. Да, у него был волшебный осколок, он мог добыть огонь и осветить себе дорогу. Но что, если свет привлечет посторонних? Нет, лучше блуждать в темноте. И он шел, спотыкаясь, хватаясь за стены.

Однажды на него напали крысы. Он шел по осыпи; шуршание мелких камней под ногами клонило ко сну. Молчаливый устало зевнул и только хотел было сесть... как четыре жирные твари с разных сторон набросились на него и сбили с ног. Крысы хрипло визжали, кусались и рвали Молчаливого когтями, а он, не в силах встать на ноги, бил их ножом, катался по земле, брыкался и снова бил, резал, колол... Когда же он вскочил, две уцелевшие твари метнулись в ближайший проем, а третья, полуживая, медленно отползла в сторону, повернулась к нему и свирепо оскалилась. Молчаливый не стал ее трогать, он слишком устал, и крыса уползла.

Освежевав четвертую, убитую, крысу. Молчаливый постелил на камнях ее еще теплую шкуру, лег и тут же уснул.

Шесть дней он жил на осыпи. Шесть дней он жег костер, ел жареное мясо и ждал, когда заживут его раны. Впервые он ни от кого не прятался, он чувствовал себя уверенным и сильным, страх покинул его. Он знал: теперь рука его не дрогнет, крысы - это не дряхлый старик. И когда затянулась последняя рана, Молчаливый поднялся и двинулся дальше. Было теплое, душное утро.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});