Коллекционер - MajorMC

Тьфу…

Пока такси филигранно вписывалось между припаркованными автомобилями, я уже передумал. И, как — только из-за сползшего вниз стекла на меня глянул окуляр наношофера и пластиковые губы, двигаясь невпопад, вопросили: «Вам куда?», я щелкнул робота по плечу, на котором была кнопка отбоя, повернул налево и зашагал вниз по улице.

Глянул на часы. До самолета оставалась пара часов с небольшим. Мысленно прикинув расстояние, свернул налево и зашагал через утопавшие в тени маленькие дворики.

Оставалось около пяти минут ходьбы, вот последний поворот за угол небольшого авторесторана «Мегафошки», и через большую площадь, на которой постоянно собирались любители голубей, появилась цель моего последнего отпускного визита.

Высоченный стеклянно-бетонный домина в пятнадцать этажей. «Где эта улица, где этот дом…» — невольно пришли на ум слова давно забытой песни. Давно, но не всеми. Остались еще уникумы, вроде меня, фанатеющие от двадцатого века.

Десять минут потратил на то, чтобы перейти площадь. Приходилось лавировать, пригибаться, пережидать… Сотни вальяжно расхаживающих жирных голубей, не боящихся человека, а взлетающих и пытающихся усесться тебе на плечи в надежде получить крошку печенья. И не меньшее количество мужчин, женщин, детей; фотографирующихся, кричащих, галдящих, смеющихся, сидящих, стоящих, фланирующих вдоль и поперек. Обходя одну компанию то ли китайцев, то ли японцев, столкнулся с пареньком, который, скалясь во все пятнадцать зубов, стоял, раскинув руки, а на нем сидели, переминались, взмахивали крыльями пара десятков сизых голубей.

После столкновения, птицы, вопя что-то на своём, голубином, подняв страшный шум, взлетели на пару метров и спланировали на мостовую неподалеку, тут же затерявшись среди своих сородичей.

Виновато улыбнулся пареньку, бросил: «Простите» и двинулся дальше, тут же про него забыв.

Добравшись до конца площади, положив руку на автозамок, ощутил резкое подрагивание, и калитка с ажурными узорами из торлона, совершенно бесшумно уползла в кирпичную стену, окружавшую высоченный дом. На лестничной клетке первого этажа, по уже устоявшейся привычке, минут десять посвятил разговорам о том, о сём с Анной Ивановной, бабулькой глубоко за шестьдесят. С того момента, как я облюбовал в качестве мини-пляжа этот дом, ни дня не обходилось без выслушивания местных новостей.

Вот, казалось бы, на дворе вовсю бушуют нанотехнологии, практически побеждены старость и смерть, человечество на грани путешествий во времени — но мочится в лифтах земляне не отучились. Отнюдь. И не спасали от писающих преступников ни детекторы мочи, ни парализаторы с микроботами, ни специальное настенно-напольное покрытие, выделяющее после мочеорошения слезоточивый газ… И только вот такие милые и разговорчивые бабули, по старинке именуемые вахтершами, изо дня в день, из года в год поддерживали хрупкое подъездно-мочевое равновесие, гоняя в шею любителей использовать подъезды домов в качестве туалетов.

Анна Ивановна тут же вывалила на меня целую обойму новых, с пылу, с жару, сплетен. Слушая вполуха старушку-вахтершу, делал заинтересованное лицо, поддакивал и возмущался хамством ремонтника домашних роботов Путушкина, который уже неделю как не может починить старенького бабулиного гувернера. Скорчив постную физиономию, посетовал на последний день отпуска, на последнюю возможность подставить горячим солнечным лучам свое бренное тело. На что тут же получил дозу ласковостей, горячий домашний пирожок с картошкой и чашку густого шоколада. Анна Ивановна, с умилением глядя, как я уминаю посоветовала мне еще раз приехать «в наш городишечко», и ни в коем случае не останавливаться в этих вшивых робогостиницах, а заезжать сразу к ней, благо «одна я в пяти комнатах, скучно очень». Лучезарно улыбаясь, пообещал ей вернуться, клятвенно сложив руки на груди, подхватил кейс и шагнул в капсулу лифта.

Пройдя через пирексовую дверь на крышу, ощутил в ушах острую, пронзившую голову, боль, которая тут же утихла. Хм, уже и свод Броуна работает в защитном режиме.

Президент еще не прилетел, а защита уже на полную работает. Тоже «гениальное» изобретение, и то же еще одного русского профессора. Жрет уйму энергии, зато можно сформировать нечто вроде купола, в котором что-то происходит с частичками пыли: то ли они поляризуются, то ли анодируются, то ли электризуются, то ли еще что-то с ними происходит, и после этого невидимая пылища носится в пределах купола в хаотическом порядке. И все бы ничего, вот только пробиться сквозь эту толщу не могут ни ионизосгустки плазеров, ни лучистые импульсы автоматов-стабиров, ни любой-другой энергетический выстрел. Только выстрелы электродами гравитронных пушек способны были пробить на пару сотен метров этот купол. Но какому же дурню понадобиться тащить установку в пару тонн весом, да еще и энергобатарею к ней на десяток мегавольт только для того, что бы пальнуть из неё в свод Броуна, который треть города накрывает? Гнусненько хихикнул, когда в голове возник образ тощего юноши, который обливаясь потом, волоком тащил громадную штуковину с длинной пушкой, с мигающими разноцветными огоньками.

Огнестрельного оружия пару веков, как кануло в лету, в ходу только дорогое, но от этого не менее смертельное энергооружие.

Открыл кейс, развернул его, и поставил на четыре короткие ножки. Вытащил из рюкзака мобильный телевизор, развернул небольшую зонтичную антенну. Скинул одежду, оставшись в ярко-оранжевых, с клубничками, плавках. Плюхнулся животом на разложенный шезлонг, блаженно потянулся. Взял телевизор в руки, и принялся пальцем пролистывать каналы. Вот мелькнуло знакомое и я остановился.

Камера репортера двигалась по огромному, переполненному залу аэропорта. Репортер «Главного канала», не затыкаясь, с истерическими нотками и пеной у рта верещал про прибытие президента. Камера метнулась к громадному окну. Вот громадный аэробус приземлился; вот вышел президент, кивнув в камеру в своей знаменитой сдержанной манере; спустился по трапу и уселся в «Линкольн». Сейчас машина, в окружении полицейских автомобилей и мотоциклов доедет до проспекта, кабриолет двинется с черепашьей скоростью, президент встанет, улыбаясь плотно сжатыми губами, помашет гомонящей толпе, проедет пару километров по проспекту и исчезнет в дверях филиала «Вечности».

Камера метнулась следом за машиной.

Следя краем глаза за экраном телевизора, думал о предстоящей работе. Над головой раздался нарастающий свист, резко перешедший в рокотание. Перевернувшись и прикрыв глаза ладонью от солнца, увидел, что над крышей завис небольшой аэролет, в прозрачном колпаке которого, напряженно вглядывался в меня сквозь линзы бинокля, полицейский. Приветственно помахал ему. Отложив бинокль, полицейский погрозил мне пальцем и аэролет, резко крутанувшись, рванул в сторону проспекта.

Через десять минут, когда президент уже подъезжал к конечной цели своего визита, со стороны голубиной площади раздался страшный, громовой шум. Сотни голубей, мгновенно, как один организм, пришли в движение; сотни крыльев наполнили воздух свистящим шумом. Десяток секунд и в воздухе повисла звенящая тишина.

Покачав головой, я кинул взгляд на часы. Ого, время собираться. И уже через пять минут я, махнув на прощание Анне Ивановне, поймал такси и поехал в аэропорт. Купил у кофейного автомата чашечку горячего напитка, направился к окошку регистратора, опустил в него пластину паспорта, прикоснулся пальцем к биометрическому датчику. Панелька над окошком загорелась зеленым, высветив надпись моего рейса и номер каюты. Дверь рядом призывно открылась, и я шагнул в зал ожидания. Подумав, двинулся в сторону приемщика автопочты. Встал за дородным дядечкой, который чертыхаясь, пытался впихнуть в окно автопочты объемный пакет.

Помог протолкнуть пакет, на что получил дружелюбное: «Сам бы справился», набрал на клавиатуре адрес ближайшего к моему дому почтового отделения и только собрался опустить кейс и рюкзак в приемное чрево автопочты, как в глубине зала раздался истошный женский крик.

Повернув голову, увидел, как пожилая женщина, выкатив глаза и вопя на одной ноте, указывала пальцем на огромный экран телевизора, парящего метрах в пяти над полом.

Уже знакомый репортер, вращая безумными глазами, заливал слюнями синий шар микрофона, на котором четко выделялась белая буква «Г». А рядом суматошно кричали, бегали и толкались люди. И сквозь шум, гам, крики внезапно прорезалось:

«Президента убили… Люди, как же так, президент… Они убили президента…» И дикий, протяжный вопль…

Да уж, великая новость. Ну, убили и убили… Что ж теперь? Не конец же света! В столице вон каждый день убивают, и что? Перед глазами пробежали кадры: раскрытый желтый кейс; зажженная петарда, летящая на встречу с голубями, и улыбка президента. Улыбка президента сквозь плотно сжатые губы. Сквозь холодную резину окуляра.