Бандит из Чертова Каньона - Эдгар Берроуз

Однако сладкоголосый певец никогда не останавливался на середине строфы, но лишь в ее конце. И как бы долго ни длилась пауза — пусть даже несколько дней, — певец всегда начинал со следующей строфы, без малейшей нерешительности или каких-либо повторов. Вот и теперь, пока Бык и Колби пили, Пит продолжал:

Притон, в котором нас ждут сейчас,Имеет дурную славу давно.Спокойно входи и хлещи вино -Но как я войду, не спускай с меня глаз.

Наконец Бык поднялся на ноги. На вид он был крепок как скала, но Колби видел, что он таки сильно пьян. Еще бы — после полугода почти полного воздержания менее чем за полчаса вылакать много больше пинты дешевого жгучего виски!

— Ну что, теперь спать? — спросил Колби.

— Спать? К чертям собачьим! Я еду в город и этой ночью основательно пошумлю. Ты едешь?

— Нет, я уж лучше на боковую. Желаю приятно провести время.

— Так оно и будет. — Бригадир подошел к своей койке и приторочил к поясу револьвер. Он приладил на место снятую шпору, повязал на шею свежий платок из черного шелка, надвинул сомбреро на копну прямых черных волос и вышел наружу.

«Чтобы видел ты, друг, кто первым стрелял,И судья не взял тебя на испуг».Я услышал такое — и страха лассоОтчего-то мне горло сдавило вдруг…

Неожиданно Пит перебил сам себя:

— Глядите-ка, куда этот чертов Бык двинул в такое позднее время?

— К конюшне, куда же еще. Приключений ищет на свою голову, — протянул другой ковбой.

— Он ведет себя как кретин, — сказал третий. — Еще и жужжал какую-то песню, когда вышел. Вечно с ним какие-то беды! Дрянное виски ударило в голову, вот он и запел, как Техасец Пит.

Дурно пахнет от этого грязного места,Может, сотня там жизней оборвалась,И уже не понять в этом адском притоне,Кто кого убивал и чья кровь пролилась.

— Уехал, — пробурчал один из мужчин, когда смутно различимая в слабом звездном свете фигура всадника скрылась в северном направлении. — Поперся в город.

— Интересно, а знает ли он, что сегодня вечером старик в городе? — поинтересовался Техасец Пит.

За дверями нас ждал здоровенный детина,Опершись на протез, перед нами он встал -Худой и костлявый, со злыми глазами,Каких я даже в тюрьме не видал.

— Ей-богу, я еду за Быком! Он же не знает, что старикан уехал в город! — вскочив на ноги, Пит двинулся к конюшне, все еще напевая:

С ним рядом стояла такая красотка -Как ангел, живущий на скотном дворе.Она умоляла печально и кротко -А он только руку тянул к кобуре.

Он поймал одну из свободных лошадей, воткнул ей между челюстей большой посеребренный мундштук, взнуздал ее, водрузил ей на спину тяжелое инкрустированное седло, поставил ногу в болтающееся стремя и скрылся с глаз в туче пыли. Техасец Пит всегда носился в водовороте пыли, исключая разве что дни, когда лил дождь, — тогда он скакал в фонтане грязи.

То, что техасец в столь позднее время несся с такой скоростью, еще не говорило о его особой спешке — точно так же он мчался на свадьбу, похороны или в гости. Однако любой, кто знал Пита, догадался бы, что он ужасно спешит, потому, что он забыл надеть свои ковбойские легины [1] из овечьих шкур, основной предмет его гордости. Действительно, Техасец Пит был в большой спешке.

Что можно сказать об этом ковбое? Он мог жить без работы, в двух шагах от голодной смерти, но были предметы, без которых он не мог обойтись ни при каких условиях. Пара отличных кожаных краг, инкрустированный серебром мундштук, тяжелая уздечка, украшенная накладками, искусно выделанное кожаное седло, широкополый стетсон, два шестизарядных револьвера с кобурами и портупеями, яркий шелковый шейный платок — все это было необходимо ему больше, чем еда и питье.

Возможно, его мустанг стоил не более десяти долларов, башмаки заношены, а штаны — предельно истерты, засалены и истрепаны, но в других отношениях Техасец Пит был воплощением красоты и роскоши. Колесики его мексиканских шпор, отделанных серебром, волочились по земле, когда Пит гулял, и гирьки на них весело звенели в такт стуку его мальчишеского сердца.

Техасец Пит галопом несся по пыльной дороге к небольшому городку, удовлетворявшему простые нужды поселенцев своим магазином, рестораном, китайской прачечной, кузницей, отелем, газетой и пятью барами. При этом он продолжал петь:

Вдруг дверь распахнулась и друг мой вошел,Как гром прогремели шаги.Худой развернулся, девица кричала:«Любимый, отца пощади!»

Опередив Пита на милю, к городу стремилась другая лошадь — гнедой иноходец с белой звездой во лбу и белоснежными задними ногами. Звездочка, гордость бригадирского сердца. В глубоком седле, слившись с конем, словно кентавр, восседал Бык.

Город Хендерсвиль ранним вечером был ласков и приятен, как поцелуй непорочной девы, но ближе к полуночи начинал жить иной жизнью. В описываемый момент он находился как раз на полпути между этими двумя состояниями. Это было время первой вечерней выпивки, время звона шпор, монет и стаканов.

Внезапно эту идиллию нарушили дикие крики, сопровождаемые бешеным топотом копыт и троекратным щелчком шестизарядного револьвера. Хэм Смит, шериф, вскочил из-за стола, бросив партию в «фараон», и навострил уши.

Хэм держал наиболее прибыльное заведение в Хендерсвиле. Должность шерифа льстила его тщеславию и вдобавок укрепляла его бизнес, но в ней имелись и свои недостатки. Непонятно откуда взявшийся шум как раз был одним из них. Шериф занервничал. В такие моменты он почти желал, чтобы его должность исполнял кто-нибудь другой. Но прикосновение к сияющему значку на левом кармане жилета вернуло ему уверенность, и он гневно оглядел посетителей. Шериф глубоко вздохнул: приближалась как минимум дюжина молодых здоровенных ковбоев, чей визит не предвещал ничего доброго.

На другой стороне улицы, в редакции газеты «Вестник Хендерсвиля», как раз сидел в гостях у редактора Элиас Хендерс. Когда выстрелы нарушили вечернюю тишину, двое мужчин выглянули на улицу.

— Парни остаются парнями, — заметил редактор.

Пуля ударила в оконное стекло. Одним движением редактор загасил лампу на столе, и оба мужчины с неописуемой быстротой упали на пол, укрывшись за тем же столом.

— Иногда эти бестии чертовски неосторожны, — заметил Элиас Хендерс.

А тем временем Техасец Пит скакал по дороге, напевая:

Мой приятель стоял, рука на курке,И с девчонки глаз не сводил.Билл приехал за ней, чтоб ее отыскать,Но ее папаша его не простил.

Неподалеку раздались звуки выстрелов.