Проклятие рода - Шкваров Алексей Геннадьевич

- Ах, герцог, - шутливо отмахнулся салфеткой Фредерик I, - пускай с ними разбирается мой мужественный рыцарь и полководец Иоганн Ранцау, - и он показал рукой на седовласого воина, сидящего за одним из первых столов, где разместились приглашенные на свадьбу гости, чуть ниже помоста с королевскими особами. Заметив жест своего суверена, полководец привстал, сверкнув золотом своих доспехов, с которыми не расставался и на пиршествах, почтительно прижав руку к груди, поклонился. Король приветливо улыбнулся ему и также склонил в ответ голову.

- Великолепный воин! – продолжил Фредерик, любуясь своим верным солдатом. – Ах, если б вы знали, мой дорогой герцог, как утомила меня эта Дания. В том, что там сейчас происходит, сам черт не разберется (Господи, прости!). Мой племянник, Кристиан, столь усиленно стремившийся к восстановлению унии трех государств, здорово насолил шведам, науськанный этим фанатичным Упсальским епископом Троллем. Зачем было устраивать бойню в Стокгольме? Да еще обозвав всех этих несчастных еретиками? Поразительно то, что на всем этом выигрывают ганзейские купцы, а отнюдь не простые люди!

- Купцы? Ганза? – переспросил герцог Магнус. – Они-то причем? Впрочем, купец везде сыщет свою выгоду!

- Вот-вот, вы абсолютно правы. Теперь они готовы предложить свои денежки и моему племяннику, и новому королю Швеции – Густаву Эрикссону. Кто бы не победил, они-то уж в накладе не останутся. Странное дело, но датчане сейчас разделились, одни воюют со шведами, другие со мной, вернее с Ранцау. И везде Ганза, представляемая ненасытным Любеком. Не знаю, как шведский король Густав собирается с ними рассчитываться, но с меня-то точно они ничего не получат, когда мой славный рыцарь Ранцау разберется с мятежниками.

- А что вы думаете о Густаве Эрикссоне, этом новом короле Швеции. Он, кажется, был одним из шести заложников, что силком увез ваш племянник из Швеции? А после Стокгольмской кровавой бани он хорошо отомстил Кристиану, сбежав из плена и подняв мятеж. И вот ныне он король! – задумчиво произнес герцог Магнус.

- М-м-м… - покачал головой датский король. – Да вы правы! Но пока он для меня загадка! Знаете, ваша светлость, эти шведские ярлы, по-моему, мнению еще пребывают в некоторой дикости, которая отличала всех датчан, норвежцев, шведов, еще тысячу лет назад, когда они своими дерзкими походами наводили ужас на всю Европу. Большинство из них уже давно стало оседлыми народами, как англичане, потомки норманнов, но при этом, сохранив природные качества отличных моряков, или наши же с вами датчане. А вот шведы… ох уж эта их клановость, приводившая столько раз к братоубийственным войнам. Королева Маргарет Датская, Божьей милостью, умиротворила их, скрепив Кальмарской унией, но долго союз этот не просуществовал. А этот молодой человек Густав Эрикссон из рода Ваза… мне рассказывали он больше напоминает древнего воина-викинга, или торговца скотом, который мог быть и тем и другим одновременно, хотя род его считается древним и знатным. Но где мерило их знатности – всех этих Стуре, Ваза, Львиных голов и прочих, с трудом произносимых фамилий. Кто-то из них, безусловно, богат, кто-то беден, но гордости хоть отбавляй. Будет ходить весь в лохмотьях и заплатках, но при этом хвататься по каждому пустяку за свой меч, лишь только ему покажется, что кто-то хочет посягнуть на его честь. После той казни, что устроил мой племянник, многие знатные головы скатились прочь, значит, богатство остальных возросло! Ха-ха-ха – засмеялся Фредерик собственной остроте. Посмеявшись вдоволь, король продолжил. – Хотя сейчас, Густав нищ, как церковная крыса, даром, что ли занял денег у Любека. Чем еще отдавать-то будет? А что вас, мой друг, так интересует этот Густав?

Герцог Магнус ответил достаточно серьезно:

- Я размышляю о том, возможно ли было скрепить наш союз еще одним браком? Моей Катарины и этого Густава? Подобным можно было бы исключить конфликты между Данией и Швецией. Разумеется, тогда, когда утрясется вся эта кутерьма с вашим племянником, и подрастет моя дочь. Что вы думаете на этот счет, ваше величество?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

- А что! – живо откликнулся Фредерик. – Неплохая мысль! Я уже не молод, датский трон унаследует мой сын, и тогда две страны породнятся, ибо их королевы – сестры. А если ладят жены, то и мужьям грех ссориться. Так, моя дорогая? – веселясь, король протянул кубок своей царственной супруге. Анна с удивлением посмотрела на мужа, но чокнулась с ним:

- О чем это вы, ваше величество?

- А вы поинтересуйтесь у нашей родственницы, очаровательной герцогини Катарины… - король развернулся к соседям.

Супруга герцога Магнуса так же, как и королева Анна вопросительно смотрела и на мужа и на Фредерика. Герцог слегка замялся, но потом произнес глубокомысленно:

- Мы посовещались с нашим царственным братом и решили…, что совсем будет неплохо, если наша дочь Катарина выйдет замуж за шведского короля Густава из рода Ваза.

Герцогиня даже слегка побледнела от волнения:

- Она же еще совсем крошка, ваша светлость и ваше величество.

- Ничего! – ответили хором. – Юность это тот недостаток, что проходит очень быстро! – добавил раскрасневшийся от чрезмерно выпитого Фредерик. - Зато погуляем еще на одной свадьбе!

- Господи Иисусе! – подумала герцогиня, - Пресвятая Богородица, матерь Божия, огради мое дитя от подобного замужества. Зачем ей этот дикарь? Мало ли сыщется достойных руки моей очаровательной дочери принцев из самых родовитых домов Европы. – Герцогине стало даже не по себе от услышанного. Прожив достаточно долго со своим упрямцем-мужем, она убедилась в том, насколько сложно будет выветрить из его головы то, что уже туда он сам вбил. Катарина нервно взяла со стола веер и стала обмахиваться. Королева Анна сочувственно посмотрела на нее, потом на породнившихся супругов, что подняли очередной кубок за здоровье молодых. Свадебный пир продолжался.

Маленькой Катарине, как настоящей принцессе, отвели две комнаты в замке Шлезвиг. Одна из них была гостиной, увешанной великолепными гобеленами, изображавшими что-то из греческой мифологии. Катарина долго разглядывала рисунок, пока, наконец, не сообразила, что картина изображала падение Икара, где внизу его ожидал горько плачущий Дедал. Фландрские ткачи в то время увлекались классическими сюжетами. Стульев в комнате не было – их заменяли невысокие табуреты, покрытые бархатом, а еще здесь было много больших подушек, на которых девочка с удовольствием повалялась, пока никто не видел. Зато спальня ее просто очаровала. На полу лежал такой толстый ковер, что шаги становились совсем неслышными. Огоньки двух толстых свечей, струились по тихой комнате дрожащим сумеречным светом, одновременно распространяя и приятный запах. Каждую из свечек держала в руках статуя воина с начищенным до блеска щитом, при этом огонек свечи отражался в полированном металле, как в зеркале. Сама постель была прикрыта занавесями из розового бархата с золотым шитьем, а пуховая перина была застлана батистовыми простынями и одеялами, белыми, как ягнята, отдавшие свою нежнейшую шерсть на их изготовление. На маленьком столике, неподалеку от изголовья стояло небольшое венецианское зеркало и золотая изящная чаша на случай, если вздумалось ночью попить. А слева, в маленькой нише, озаренной свечой, было установлено распятие и аналой из резного черного дерева с молитвенником в богатом переплете с серебряными застежками. Перед аналоем лежала бархатная подушечка для колен, с такой же золотой вышивкой, что и на занавесях. Сюда не доносилось ни единого звука, кроме вздохов ветра в ветвях дубов парка, окружавшего замок.

Катарина не терпелось остаться одной, поэтому она быстро избавилась и от кормилицы и от служанки, которые помогли раздеться юной принцессе. Она заявила им, что хочет помолиться на ночь, а потом уляжется самостоятельно. И действительно опустилась коленями на подушечку и зажмурила глаза. Но ни одна молитва не приходила на ум, зато перед глазами девочки ясно встала картина сегодняшней церемонии в соборе. Она шепотом повторяла слова, которые произносил кронпринц Кристиан: