Зеркала и лица: Солнечный Зайчик (СИ) - Екатерина Оленева

В настоящей Лили Эванс, в той, какой она была, а не той, какой стала, не было ни болезненной хрупкости, ни утонченности, ни надломленности. Она была полнокровной, горячей натурой; жизнелюбивой и упрямой. Из тех, кто берёт жизнь за рога и поворачивает в нужную им сторону. Из тех, кто способен на пустом месте воздвигнуть цветущий сад, на камнях развести пламя и выжать слезы из стали.

Отражением – вот чем стала эта девочка.

Её судьба потерялась, растворилась, поглотилась другими судьбами: Лорда Волдеморта, Гарри Поттера, Северуса Снейпа, Джеймса…

Лили…

Лили Поттер…

Лили Эванс…

Жизнь, которой не случилось.

Любовь, которой не было.

Едва пригубленная Чаша материнства.

Та девочка отдала жизнь не за знамя, не за средство борьбы – за сына. Ты так хотела, чтобы у твоего сына был шанс!

Прости, Лили. Шансов – нет.

Девушка в заколдованном зеркале всё оборачивалась и оборачивалась. Так способны кружиться только балерины и воспоминания.

Взлетали волосы, расцветала на губах улыбка. Снова и снова. Снова и снова. Снова и снова.

Когда он, Дамблдор, умрёт, на другой стороне ты встретишь его упрёками? Или всё простишь и всё поймешь? Вряд ли. Ой, вряд ли! Ты не была милосердна при жизни даже к тем, кого любила, Лили Эванс. Гневливая и порывистая, как танцующий язычок пламени, ты часто одаряла живительным теплом протянутые к тебе руки.

Но не реже и обжигала.

С чего бы стать тебе милосердней в мире ином к тому, кого ты не любила никогда?

Прощения – нет. Забвения – нет.

А девочка в зеркале все оборачивалась и улыбалась кокетливой, лукавой и насмешливой улыбкой.

Живая и ненастоящая одновременно.

Глава 1

Проклятая мельница

– Ну сколько, скажи на милость, можно торчать перед зеркалом?!

Строгий голос Петунии заставил Лили отскочить от трельяжа. У отражения там, в сверкающей загадочной глубине, был забавный, обескураженный, одновременно обиженный и возмущенный вид.

– Разве можно быть такой тщеславной, Лили? – укорила Петуния.

– Я не тщеславна!

– Люди, лишенные тщеславия, не таращатся на себя в зеркало по целому часу.

– Вовсе и не по часу, Туни. И вообще…я не на себя смотрела.

– А на кого же тогда? – изобразила заинтересованность сестра. – На Кровавую Мэри?

Лили раздосадовано встряхнула головой.

Стоило ли пытаться объяснить сестре свою зачарованность зеркалами? Лили казалось, что там, за копией точно такой же комнаты, совершенно другой мир. Каждый раз, оборачиваясь к зеркалу, она надеялась хоть краешком глаза заглянуть в иное измерение. Чем дольше стояла она перед зеркалом, тем больше её «затягивало»: тайна, неизвестность, а не собственное отражение в нём.

Созерцая двойника с точно такими же тугими косичками, в точно такой же школьной форме, Лили задумывалась – кому из неизвестных ей существ выпала роль изображать её: ходить, как она, улыбаться, как она. Наверняка у той загадочной личности за стеклом другой характер, привычки и вкусы. Другая жизнь. Загадочная, увлекательная, необычная.

– Лили! – теряя терпение, вскричала Петуния. – Ты твердо решила опоздать в школу в первый же день?!

– Я уже готова, – вздохнула девочка. – Пошли.

В дом номер № 4 на Бирючиновой аллее Эвансы переехали недавно. Лили с наслаждением ходила по новым половицам, разлинованным солнечными лучами, словно свежая, ещё пахнущая типографией тетрадка. Ей нравилось проводить ладонью по перилам лестницы, едко пахнущим лаком и полиролью; касаться каминной полки, переставлять на ней различные безделушки. Она получала удовольствие просто от того, что бежала вприпрыжку через холл на кухню, откуда распространялся аромат кофе.

– Ты можешь ходить спокойно? – фыркнула Петуния в спину Лили.

– Ходить вприпрыжку для Лили – это вполне нормально, – улыбнулся отец, подмигивая своей любимице.

– Почему опять не спустилась вовремя? – строгий голос матери словно компенсировал попустительское отношения отца. – Проспала?

– Опять перед зеркалом вертелась, – донесла Петуния.

Лили, остановившись в дверях кухни, переступила с ноги на ногу.

– Лили! – продолжала выговаривать мать. – Бери пример с сестры. Петуния никогда не опаздывает. Она ведь не сможет всю жизнь за тобой следить!

– Да, мама.

– Ешьте аккуратней, девочки, – предупредила миссис Эванс. – Переодеваться нет времени. Лили! – мать обернулась к младшей дочери, уже потянувшей к себе тарелку с выпечкой. – Ничего не забыла?

– Но мама! Если мы начнем читать молитвы, есть будет уже некогда!

Петуния, сложив руку перед собой, уже бормотала какой–то псалом.

Лили испытала огромное желание пнуть дражайшую сестричку. Лицемерка! Но вместо этого девочка чинно сложила руки перед собой и успела прошептать «Аминь» со всеми вместе.

– Билл, ты отвезёшь девочек? – обратилась Роза Эванс к мужу после завтрака.

– Конечно, – кивнул отец.

Поднявшись из-за стола, он привычно «клюнул» жену в щеку, изображая поцелуй. Девочки, схватив салфетки, поспешно промокнули рты.

Завтрак был окончен.

Денёк обещал выдаться погожим. Солнце светило ярко, отпуская солнечных зайчиков погулять в аккуратном садике, где миссис Эванс успела разбить цветник. Табличка с номером четыре на двери нового дома Эвансов тоже ярко сверкала под солнцем.

Мать махала им с порога до тех пор, пока они не свернули с Бирючиновой аллеи.

– Волнуетесь? – улыбнулся отец девочкам.

– Нет, – ответила Лили.

– Не очень, – сказала Петуния.

В отличие от младшей сестры она далеко не так легко заводила знакомства. Хоть Лили и рыдала, словно глупая корова, когда Эвансы покидали родной городок, она быстро забыла старых друзей ради новых знакомых.

У Туни так не получалось. Хотя бы потому, что новых друзей у неё пока не было.

– Постарайтесь подружиться с кем–нибудь, – напутствовал мистер Эванс.

– Да, папа, – почти хором ответили девочки.

Выбравшись из машины, они, встав плечом к плечу, махали вслед удаляющемуся автомобилю, словно две маленькие копии своей матери.

– Ну что? – повернулась Лили к Петунии. – Пошли?

– Пошли, – обреченно кивнула Петуния.

Лили с интересом поглядывала по сторонам. Она любила все новое. А вот Петунию новизна пугала.

Лили не хотелось, чтобы Петуния об этом догадывалась, но у сестры был нерешительный и одновременно сердитый вид.

Вскоре девочкам пришлось разделиться.

Быть новенькой всегда непросто. Людям свойственно одновременно тянуться к неизвестному и отвергать это.

Миссис Уинтер представила девочку классу:

– Ребята, это Лили Эванс. Она будет учиться вместе с вами. Я надеюсь, вы подружитесь.

Уже к концу дня вокруг младшей Эванс собралась стайка ребятишек. В то время как старшая даже в столовой сидела одна. Заметив это, Лили покинула новых знакомых и подсела к Петунии.

– Как прошел день?

– Нормально, – поджала губы старшая сестра.

Наверное, она чувствовала себя униженной, потому что не умела в одно мгновение стать популярной, попасть в центр внимания. А Лили чувствовала себя виноватой, потому, что у неё это как–то легко получалось. Наверное, потому, что она была красивее? Собственное преимущество во внешности всегда мучило младшую Эванс. Оно было незаслуженно и, положа руку на сердце, незначительно. Ну какое значение имеет внешность? Это не знания, не таланты. Вот Петуния гораздо умнее Лили. Петуния никогда не опаздывала, никогда не «ловила ворон», по выражению миссис Эванс. Она никогда не таращилась часами в окна или зеркала, не читала по ночам книги, не была такой импульсивной. Петуния рассудительна, умна и справедлива. Вот только почему-то не умеет нравиться людям.

– Интересные были уроки? – спросила Лили.

– Уроки – они и есть уроки, – отрезала Петуния, поднимаясь из-за стола.

После уроков сестры ходили смотреть пруд в городском парке. И хотя водоем был искусственный, Лили он все равно понравился. По нему плавали лебеди. Девочки скормили им французскую булочку.

– Знаешь, – Лили, усевшись на одеяле по–турецки и расчесывая на ночь волосы, делилась впечатлениями, – мне лебеди не понравились. Всё про них врут. Никакие они не изящные и не прекрасные. Они на гусей похожи. Жирные и сердитые.

– А мама считает тебя поэтичной особой, – ехидно улыбнулась Петуния.

Она наблюдала, как расческа скользит по золотистым прядям сестры, заставляя их сиять ещё ярче.

– Не люблю поэзию, – задрала вверх носик Лили, – она скучная. Все эти баллады, оды, панегирики! Такие же лицемерные и надутые, как лебеди. Знаешь, мне кажется, люди настолько привыкают доверять чужим авторитетам, что становятся просто неспособны думать своей головой. Один сказал: «Ах, какое чудо эти лебеди!». Остальные и повторяют, не задумываясь. Даже если и видят, что это не так. Туни, согласись, что лебеди – это гуси!