Это было в Праге - Георгий Брянцев

— Дурак, — прервал Обермейер. — Франция никогда не выступит. А это сдержит Россию. Поверьте моим словам. Что касается сопротивления… — Обермейер сделал гримасу, — у Элиаша ничего не выйдет. Чехи за ним не пойдут. Коммунисты и Готвальд — вот кто опасен. За ними массы. Между прочим, я слышал, будто генерал Сыровы становится в воинственную позу. А?

Жан покачал головой.

— Генерал Сыровы? Этот выскочка? У него один глаз, и он сын сапожника — этого еще мало для того, чтобы стать национальным героем вроде Яна Жижки. Сыровы побили в России, побьют и здесь.

Хоть и не резко выраженное, но все же явное уважение к Яну Жижке, почитаемому чехами, послышалось в голосе Жана. Это не понравилось Обермейеру.

— Да черт с ними, в конце концов, и с Жижкой и с Сыровы, — резко сказал он. — Не спускайте глаз с Ренсимена. Весьма вероятно, его эксперты и консультанты захотят посетить Судеты. Постарайтесь их сопровождать. Мы должны знать, о чем и с кем они будут вести там разговоры. Ну, а о том, что нужно писать в газетах, вы знаете не хуже меня… — Обермейер поднялся с кресла. — Пока всё.

Жан тоже встал, поклонился и вышел из кабинета.

Обермейер вынул из ящика стола лист чистой бумаги, поудобнее устроился в кресле, поразмышлял некоторое время и, сильно сгорбившись, начал писать:

«Начальнику опорного пункта группы „В“ гестапо. Дрезден — Прага, штандартенфюреру СС фон Термицу. Докладываю, что позавчера в Прагу приехал известный вам гость с островов, которого я именую в дальнейшем „дедушкой“. В связи с этим все мои текущие дела я откладываю и займусь исключительно „дедушкой“. Надеюсь, мою инициативу Вы одобрите. „Дедушка“ остановился в „Карлтоне“. Возлагаю надежды на свою сестру, которую постараюсь протолкнуть в его окружение. В прилагаемом плане я позволяю себе кратко изложить Вам то, что намерен предпринять на первых норах.

P. S. Игру в „бридж“ с „Дравой“ продолжаю. Ход дела позволяет надеяться, что его приобретение пойдет на пользу нашему клубу. Эгер. 5 августа 1938 года. Карлсбад».

2

Два дня спустя, сидя перед трельяжем в одном из номеров отеля «Карлтон», Эльвира Эрман заканчивала утренний туалет.

Ей двадцать три года, она красива, свежа, темные глаза выразительны, движения вкрадчивы и, как у профессиональной танцовщицы, ритмичны. Как и Мориц, она высока ростом.

Эльвира испытывала смущение оттого, что до сих пор не выполнила поручение брата: все ее старания завязать знакомство с лордом Ренсименом и людьми, приближенными к нему, не принесли никакого успеха. Сегодня она собиралась сделать решительный шаг. Одетая в хороший английский костюм, она спустилась в вестибюль, рассчитывая встретить там кого-нибудь из сопровождающих английского гостя.

В вестибюле она увидела трех субъектов. Их трудно было принять за постояльцев отеля. Судя по их поведению, это были секретные агенты чешской полиции. Двое развалились в креслах и с деланным вниманием просматривали газеты; третий, глубоко заложив руки в карманы пиджака, с таким же повышенным интересом рассматривал картину, изображавшую горный пейзаж.

Эльвира почувствовала себя неловко в этой компании. Она брезгливо повела плечом и повернулась, чтобы уйти.

Сверху навстречу ей обегал по лестнице немного грузный, но подвижной мужчина. Увидев Эльвиру, он задержал шаг, его выхоленное лицо с отвислыми щеками и двойным подбородком осветилось восторженной улыбкой.

— Пани Эрман!

— Господин Гоуска!

— Какая встреча!

— Рада вас видеть!

Улыбка еще шире раздвинула губы Гоуски. Он жарко поцеловал руки старой знакомой и пригласил ее на завтрак.

«Ну что ж, на время забудем о моем лорде», — решила Эльвира и приняла руку Гоуски.

Открытый кабриолет быстро домчал их до загородного ресторана «Баррандово».

Утро было чудесное. Гоуска и Эльвира выбрали себе столик. Всюду, по террасам скалы, разбегались эти маленькие столики под яркими цветными зонтами. Внизу черной лентой тянулась железная дорога. Нежно-розовый, прозрачный туман легко и медленно плыл над водами Влтавы.

В высоком синем небе теснились и распадались снежно-белые облака.

— Не правда ли, хорошо здесь? — спросил Гоуска с видом делового человека, который хочет показать, что и ему доступно увлечение природой.

— Очень хорошо, — согласилась Эльвира. — Здесь мое любимое место.

Гоуска слегка наклонился к ней.

— А вы хорошеете, и чем дальше, тем больше.

Эльвира рассмеялась.

— Если поверить вам, то в шестьдесят лет я буду первой красавицей на земле.

Гоуска не сводил с Эльвиры восхищенных глаз. Давненько он не видел ее! Давненько! А сколько она ему в свое время доставила и хлопот, и забот, и расходов… Но что значат все эти издержки души и кармана в сравнении с теми минутами, которые он не может забыть?

— В Будапеште гастролировали? — спросил Гоуска.

— Да.

— Успешно?

— Громкий успех. Разве вы не читали?

— К сожалению, нет.

Эльвира укоризненно взглянула на собеседника.

— Я же не успеваю, дорогая… Дела, дела…

Гоуска, представитель чешской фирмы «Колбен-Данек», долгое время был в разъездах. Эльвира знала об этом, знала, что у Гоуски большая семья. Но он был человек состоятельный, человек изворотливый и предприимчивый. Он мог сорить деньгами ради своего удовольствия, не задумываясь о завтрашнем дне.

— А что теперь вы собираетесь делать?

— Хочу пригласить вас поехать со мной в Швейцарию. Сейчас лучшее время для такой прогулки.

— Опоздали.

— Почему?

— Я подписала контракт с «Амбаси».

— Как жаль… Как жаль. А у меня заманчивый план.

— Я тоже очень жалею, — с наигранным огорчением сказала Эльвира.

— Но могу ли я рассчитывать, что в свободное время…

— Как всегда.

— Значит, по-прежнему друзья! — воскликнул Гоуска.

— Да, хоть вы этого и не заслужили… — Эльвира с улыбкой посмотрела на Гоуску и вдруг вспомнила: они встретились в «Карлтоне». Всегдашний практицизм сейчас же подсказал ей нужный шаг: возможно, Гоуска имеет сведения о лорде Ренсимене.

— Вы знаете, что в Праге гости? — спросила она.

Гоуска улыбнулся.

— Чего только я не знаю? Вы имеете в виду английского лорда?

— Да.

— Я даже могу вам предсказать, чем кончится миссия лорда Ренсимена.

— Вот как! Интересно.

Гоуска огляделся по сторонам и, убедившись, что по соседству никого нет, продолжал:

— Ренсимен поможет Адольфу Гитлеру захватить Судеты, а возможно, и всю Чехословакию. Его миссия «доброй соли» обернется для нас не совсем так, как многие этого ждут.

Эльвира сделала большие глаза. Не потому, конечно, что слова Гоуски ее удивили. Нет. А для того, чтобы Гоуска поверил в ее полную неосведомленность.

— Поверьте мне, — убежденно повторил Гоуска, — так и будет. И, по правде говоря, ни я лично, ни наша фирма ничего на этом не потеряем. Мы верим господину Шахту и деловым людям Германии. Приход нацистов не повредит нашим интересам. Нисколько. Конечно, Англия заинтересована в том, чтобы Гитлер не один все скушал… Ведь неспроста Ренсимен взял с собой такую проныру, как Гуэткин.

— Гуэткин?.. — Эльвира прищурила левый глаз. — Не слышала.

— Гуэткин, начальник отдела экономических соглашений английского министерства иностранных дел, — разъяснил Гоуска. — Приехал с лордом в качестве эксперта. Поговаривают, что он из русских евреев. Насколько это верно, судить не берусь. Но что он делец — это бесспорно. Один из секретарей Гуэткина мой друг еще по Парижу. Я его встретил вчера в «Карлтоне» и перекинулся с ним двумя-тремя словами… Мы поговорим поосновательней в ближайшие дни.

— Что же он за человек, этот его секретарь? — заинтересовалась Эльвира.

— Обаятельная личность. Сравнительно молод, недурен собой, большой весельчак и к тому же умница.

— О! Это уже любопытно, — Эльвира положила свою руку на руку Гоуски. — Надеюсь, вы его мне представите?

— Непременно. Я его затащу в «Амбаси», когда вы будете танцевать.

— Чудесно! Только не забудьте.

— Это невозможно, моя дорогая.

3

Когда Эльвира добралась до Вацлавской, был уже вечер. Улицы осветились огнями фонарей, неоновыми рекламами. Почти бесшумно, с легким шорохом скользили по черному зеркалу асфальта цветные разномарочные машины. Улицы Праги шумели по-вечернему.

Эльвира шла пешком, что случалось с нею редко, радуясь движению оживленной толпы.

Зал кафе «Шроубек» еще не заполнился. Мягкий рассеянный свет укрытых абажурами ламп не утомлял зрения. Столики сняли белизной скатертей, сверкали нарядной сервировкой.

Обермейер ждал сестру за столиком у окна.

Эльвира и Мориц по внешнему виду были резкой противоположностью. Трудно было предположить, что они родные брат и сестра. Между ними не было ничего общего. Эльвира носила фамилию брошенного ею мужа — Эрман. Поэтому мало кто знал об их кровном родстве. Это вполне отвечало интересам Обермейера. Между ними было условлено, чтобы Эльвира без крайней необходимости не называла себя его сестрой.