Свет дня - Грэм Свифт

По правде, она-то и научила меня выражать мысли, говорить обо всем этом, пользоваться словами. Чем не образование?

Он был гинеколог, она — преподаватель языков. Включая английский, разумеется.

«Понятно».

Солнце полого светило в окно моего кабинета, точь-в-точь как сегодня. Холод снаружи, слои нагретого воздуха внутри. Поверх стола между нами — солнечный барьер. Свет тронул ее колени, придавая им такой вид, словно им некуда спрятаться.

Не уверена во мне, подумал я, и может читать мои мысли — мои гинекологические.

Но если и правда могла, если читала, значит, прочла и ту, которая отдалась во мне маленьким сочувственным уколом. Что ей от этого еще хуже — больнее, стыднее. Все избитые шуточки и пошлые высказывания вылезли и теснятся вокруг, донимают ее. Каков гинеколог, а? Женский специалист…

Посмотрела на меня и почему-то улыбнулась. Улыбкой такой же беззащитной, как ее колени.

Переступаешь черту.

3

Цветочный только открылся. По полу цепочки серебристых блестящих капелек. Здесь, на другой стороне Бродвея, на первом этаже, солнце светит с тыла, через заднее окно, и молодая продавщица на мгновение становится силуэтом на световом полотне.

Если Рита смотрит (это предположение, не больше), если подошла к окну кабинета и глядит вниз, она приметила, как я перехожу улицу, и подтвердила себе: идет покупать цветы. Хотя именно Рита здесь постоянный покупатель, а не я. Сегодняшнюю продавщицу я раньше не видел. В первый раз это был явный, неприкрытый знак: цветы в новенькой вазе на моем рабочем столе.

Подарок, Джордж, — начни что-то сызнова. Еле заметно качнула бедрами.

Но она и себе купила — для «приемной» (ваза поменьше), — и я увидел запись в книге расходов, которую она начала вести как положено: «Цветы для офиса». Еженедельная статья. Уже, конечно, не в подарок — за мои деньги.

Одно из многих ее нововведений — часть обширного «плана переустройства», наряду с аккуратной бухгалтерией.

«Представительство, Джордж. Это имеет смысл. Когда видят вазу с цветами, чувствуют себя уверенней. Хорошо для бизнеса».

Истинная правда. И никаких неприятных запахов. И никаких сомнительных шуток. Ты мое представительство, Рита. Когда они видят тебя… Я не сказал этого ей. Истинная правда тем не менее.

Почему я сам об этом не подумал? Простенькая деталь. Ваза с цветами. Из «Джексона» — только улицу перейти. Помимо прочего, личный момент. Будьте к себе поласковей. Лучше питайтесь. Легче ко всему относитесь. Купите себе букет цветов.

Я раньше был полицейским. Не цветочная работа. Но у меня на памяти давний пример: фотоателье отца, а рядом — цветочный магазин. И папа был там постоянным покупателем.

Молодая продавщица вытирает руки о фартук. Ведра плотно набиты цветами. Кажется, что едва срезаны — как будто прямо тут, у них на задах, волшебный сад, которому нипочем ноябрьский мороз. Серый металл усеян холодными капельками.

Маленькие повседневные тайны. Как они оказываются в городе — все эти лилии посреди зимы? И более крупная тайна — впрочем, не такая уж тайна: почему цветочные магазины еще существуют? В наше-то время. Хотя бы этот, «Джексона»: я все жду и жду, что он исчезнет, как внезапно исчезают магазины, но он держится. И много таких по всему городу. Казалось бы, оно давно должно было отправиться на свалку — это дурацкое нежное побуждение пойти и купить цветы.

Между прочим, фамилия его была Роз — этого цветочника по соседству с моим отцом. Чарли Роз. Можно подумать, выбирать ему уже не приходилось: изволь соответствовать. Послушать его, вариантов и вправду не было: «Перебери все случаи, когда покупают цветы, и поймешь, что это самый ходовой товар». Чарли и Кэти Роз (а лучше бы ее звали, скажем, Гортензией).

«А сказать тебе, какой повод самый главный? Для чего они нужны прежде всего? Совесть. Вот для чего».

Почему, спрашивается, мы все не взялись торговать цветами? И, конечно, будь моя воля, я бы перевел «Джексона» не только на эту сторону улицы, но и прямо сюда, в это здание, на первый этаж. Вот было бы представительство! Они бы поднимались ко мне почти что через цветочный магазин.

Впрочем, и то, что есть, представляет интерес: «Центр загара». Прямо под моим кабинетом (хотя не скажу, что часто об этом думаю) лежат врастяжку голые женщины. Я сказал однажды Рите: «Слушай, попользуйся. Вниз на полчасика, потом обратно. За мой счет». Нет, не стала. Туда ходят молоденькие. Видимо, она думает, что в ее возрасте это только резче выделяет морщины.

«А ты-то сам?»

Цветы, зимний загар — услуги на все случаи жизни, без проблем.

Молодая продавщица опять пересекает полосу света, точно движется по экрану. Поверх фартука на ней пухлая куртка-безрукавка, внизу свитер с высоким горлом. Из прически выбилась прядь. Можно представить себе пар от ее дыхания, когда сейчас разгружала фургончик.

Выбором мне мучиться не надо. Что испытано, то и сгодится. И я покупаю не по прихоти, а по поручению. Показываю на красные розы, плотные, полураспустившиеся. Наружные лепестки в полумраке магазина кажутся черными.

— Дюжину, пожалуйста.

Девушка отсчитывает и поднимает повыше, чтобы я рассмотрел. Я киваю. Она улыбается. Невольно всплывает избитая мысль: сама как цветок. Улыбаюсь в ответ. Она опять превращается в силуэт, потом идет к столику в углу и раскладывает на нем лист оберточной бумаги.

Из глубины струя прохладного воздуха, и деловито входит женщина. Хозяйка. На ней теплая куртка, расстегнутая, с поднятым воротом, и сапоги с выглядывающим сверху краешком меховой подкладки. Мы знакомы. Она знает, кто я. Может ли быть, что она знает и то, какой сегодня день? Что она смекнула, что к чему?

Быстрый кивок-улыбка. Явно думает о другом. В руках ножницы. Скорее всего, когда я уйду, скажет девушке только: «Частный детектив — и покупает цветы». Или что-нибудь вроде.

Розы, кроваво-красные розы. Такие же, как в прошлом году. Что еще может быть?

Девушка протягивает мне букет, я лезу за бумажником. Пол-одиннадцатого. Ехать недалеко. Вдруг во рту черная горечь.

В фотоателье отца всегда стояла большая ваза со свежими цветами. Элемент декораций, если нужно, а то просто клиентам для настроения, чтобы лучше выглядеть на снимке. Так и слышу его присказку (одну из многих):

«На цветочки… Теперь в окошко… Но думаем о цветочках. Улыбочка!»

4

Два года с небольшим назад. Еще октябрь, но день как сегодня — голубой, ясный, холодный. Рита открыла мою дверь: «Миссис Нэш».

Я уже был на ногах и застегивал пиджак. Чаще всего это у них первый раз и сравнивать не с чем. Ощущение, наверно, как при визите к врачу. И ждут чего-то более убогого, сомнительного, постыдного. Приличная обстановка — Ритиных рук дело — и удивляет их, и успокаивает. Ваза с цветами.

Белые хризантемы, как мне помнится.

«Садитесь, пожалуйста, миссис Нэш».

Я мог бы сойти за респектабельного адвоката. Хорошая авторучка. Врач, адвокат — и консультант по семейным делам. Надо быть помаленьку и тем, и другим, и третьим.

Обычный вид собранной в кулак храбрости, проглоченных сомнений. Пришла туда, где ей быть не хочется.

«Мой муж встречается с другой женщиной».

Не так уж много способов об этом сказать — но ты должен выглядеть так, будто не слышал этого во всех мыслимых вариантах. Будто это редкая жалоба, уникальный случай в твоей медицинской практике.

«Понятно. Сочувствую вам. Может быть, кофе — или чаю?»

Врач-специалист. Уже приглядываешься к симптомам. В любой момент могут быть слезы, проклятия, взрывы, фонтаны. Все приходят с заготовленными и отрепетированными текстами, и все в какой-то момент о них забывают.

Вот уж не ожидал: самая трудная, увлекательная, вознаграждающая часть работы. То, чему не учат в полиции.

Отказалась и от кофе, и от чая. Но Рита, я знал, дежурила за дверью, как вышколенная медсестра с тележкой первой помощи, уши навострены, чайник только вскипел, готовая, чуть что, поспешить сюда с подносом.

И как последний резерв — бутылка шотландского виски в шкафчике в углу. Только для клиентов, строжайшим образом. Хотя поразительно, как часто они спрашивают: «А вы со мной не будете?»

«Вы знаете или предполагаете?»

«Знаю».

На этот счет никаких сомнений. Глаза переменчивые — то черные, то карие, зыбкие под налетом льда. Черепаховые. Волосы тоже. Черные, казалось бы, но когда на них упадет прямое солнце, вдруг темно-коричневые.

Еще одно, чего я не ожидал, — хотя, если подумать, это очевидно заранее. Большей частью женщины. Процентов шестьдесят.

Когда я сказал об этом своей дочери Элен, она спросила: «Это что, плохо?»

И некоторые приходят не просто с затверженным текстом, они приходят как на настоящую кинопробу, и кажется, что минимум два часа провели сегодня перед зеркалом (Рита, например). Одетые, чтобы сразить наповал. Волны аромата. Им не хочется, чтобы причиной считали небрежение по этой части. Они решились, но у них есть гордость.