Самолюбие - Игнатий Потапенко

— Я просто задумался, вот и всё.

Но Смуров уже не верил этой задумчивости.

«Он болен, он не спит ночей, в его жизни совершается какая-то драма», — объяснил себе Смуров.

Как только кончилась лекция, Колтухин как-то нервно поднялся, протянул ему руку и сказал:

— Прощай!

Он поспешно вышел во двор.

Смуров простился, но вышел вслед за ним. Он отстал от него шагов на пятьдесят и старался идти по улице, негромко ступая, чтоб не обратить на себя его внимания.

Вечер наступил вполне. Горели фонари. Колтухин шёл быстро, но как-то неровно, Иногда он вдруг останавливался, стоял несколько секунд, брался за голову и потом ещё быстрее шёл дальше. Раза два Смурову показалось, что ноги его двигались нетвёрдо, как у человека не совсем трезвого. Всё это тревожило Смурова, и он начинал думать, что Колтухин, может быть, сходит с ума.

Но с чего? Если бы это случилось раньше, когда его обстоятельства были действительно ужасны, он ещё не так дивился бы. Но почему же именно теперь, когда он устроился и дела его пошли лучше? Может быть, он получил какое-нибудь известие из дому и узнал, что там свершилось новое несчастье? Уж если человеку не везёт, так не везёт во всём.

Но куда он идёт? Уже прошло больше получаса с тех пор, как они вышли из университета, а он всё идёт и идёт. Вот уже и Сухаревка, затем Красные ворота, а там пошли всё узенькие улицы да переулки, маленькие, грязные дома, длинные деревянные заборы. Куда он идёт? Здесь не может жить кто бы то ни было хотя бы и самый бедный чиновник.

А вот совсем пустая улица; фонари на ней редки и тусклы, не видно ни души. Смуров стал бояться, что, благодаря безлюдью, Колтухин обратит внимание на его шаги, и ещё больше отстал, держась всё-таки от него настолько близко, чтоб не потерять из вида.

Но вот пошли какие-то полуразрушенные постройки, в которых, кажется, никто не жил, и около одной Колтухин остановился и потом, повернув направо, вдруг исчез. Смуров с тревожно бьющимся сердцем прибавил шагу. Он дошёл до того места, где скрылся Колтухин, и увидел перед собой широкий вход во двор.

Там было темно. Он не заметил никакого движения. Тихо ступая. он вошёл во двор, дошёл до средины и, сделав сильное напряжение, разглядел какой-то предмет и чуть не натолкнулся на торчавшую кверху оглоблю водовозной бочки. Он ощупал самую бочку, она оказалась влажной.

«Значит, — подумал он, — кто-то сегодня возил в ней воду, а следовательно здесь живут».

Это соображение заставило его ещё раз хорошенько оглядеться. Зрение его уже свыклось с темнотой. Он стал замечать кое-что такое, чего не заметил с первого взгляда.

У самых ворот стоял маленький флигелёк, старый, покосившийся на бок. В нём была дверь и два небольших оконца такого типа, какие бывают в деревенских избах. Окна были закрыты ставнями, и сквозь щель одного из них вдруг проскользнула тоненькая струйка света.

«Да, здесь живут», — сказал себе Смуров.

Но тут у него явилось какое-то смутное ощущение страха. Бог знает, куда он попал. Может быть, это какой-нибудь разбойничий притон. Москву он знал плохо. Ему были хорошо известны места, примыкавшие к Моховой, но здесь он был в первый раз. Однако, ведь сюда вошёл Колтухин. Было бы чудовищно допустить мысль, что у него есть что-нибудь общее с разбойничьим притоном.

А разве вообще всё это не чудовищно? Это странное поведение товарища, то обстоятельство, что он забрёл сюда, на глухую улицу, а раньше говорил о каком-то уроке и чиновнике… Смуров не знал, на что ему решиться. Ведь могло статься, что Колтухин и не вошёл сюда; быть может, ему это только показалось. Расстояние могло обмануть его. Если же допустить, что он по каким-нибудь соображениям не хотел, чтобы знали о его резиденции, то что выйдет из того, если товарищ вдруг появится в этом флигеле? Может быть, это только оскорбит Колтухина, если его вдруг найдут в какой-нибудь унизительной обстановке и, может быть, таким образом грубо раскроют его тайну?

«Нет, — подумал Смуров, — так нельзя. Может быть, в конце концов, и необходимо разыскать его и спасти от какой-нибудь роковой трагедии, но это надо сделать осторожно».

И он решил не стучаться в дверь и не заходить во флигель.

Он тихо вышел из двора, — ворот не было, а на их месте была зияющая дыра, — и внимательно осмотрел домик и все приметы, чтобы днём не ошибиться. Идя по улице обратно, он старался заметить цвета и формы домов и заборов. На перекрёстке не было никакой надписи. Значит, это уже не был город. Он собирал все отличительные черты, чтобы получше заметить дорогу, и, наконец, выбрался на освещённую улицу.

На другой день он пошёл в университет пораньше, но Колтухина не было ещё. Он не явился и до двенадцати часов. Смуров начал беспокоиться. Может быть, вчера ему не следовало уходить. Что если именно вчера Колтухину нужна была его помощь?

Но в половине первого Колтухин явился. Вид у него был совсем плохой. Особенно глаза были какие-то нервозные и на бледных висках сильно выдавались синие жилки, в которых, заметно для глаз, медленно, но энергично бился пульс. Во взгляде было что-то лихорадочное.

Смуров поздоровался с ним.

— Ты опять плохо спал? — спросил он.

— Да, — сурово ответил Колтухин.

— У тебя бессонница?

— Да, бессонница! — сказал тот и стал смотреть вниз, должно быть, чтоб не встретиться с ним взглядом.

Смуров отошёл от него, а потом, перед самым приходом профессора, вышел из аудитории. У него уже созрел план.

Он вышел на улицу и, освидетельствовав свой кошелёк, нашёл в нём рубля два денег. Он подозвал извозчика и нанял его к Красным воротам, До самого пункта он не мог нанять, так как не знал названия места. Но от Красных ворот он рассчитывал найти по вчерашним приметам.

Так он и сделал. Но ему пришлось долго блуждать, пока, наконец, он не попал куда следует. Вот и покосившийся на бок домик, и обширный двор без ворот, но посредине его нет бочки. Какая-то обтрёпанная баба возится с бельём в лохани с водой. Он подошёл к ней и поздоровался. Баба посмотрела на него с удивлением.

— Бог в помощь! — сказал Смуров.

— Спасибо, барин! — ответила баба.

— Ведь тут, в этом дворе, живёт водовоз, не так ли?

— Водовоз, а что? Может, работу дать хотите? Так он скоро домой будет. Ежели хотите, он может доставлять вам воду…

— Нет, пока не надо, — сказал Смуров. — А вы его жена?

— Жена; а то как же? Не жена, что ли? Как же не жена?

— Ну, да, я и говорю, что вы его жена. А скажите, у вас ведь есть жилец?

— Жилец?

Она с новым удивлением и даже некоторым недоверием подняла голову. Может быть ей показалось странным, что он всё знает.

— Ну, да жилец, студент! — прибавил Смуров.

— Гм!.. Может, он и студент, я почём знаю?

— Да я-то знаю, что он студент.

— А мы, барин, не можем этого знать, — промолвила баба почему-то особенно убедительным тоном.

Кажется, она со словом «студент» соединяла понятие о чём-то дурном и недозволенном, и потому защищалась.

— Мы этого не можем знать! Мы люди бедные! Сами своим тяжёлым трудом перебиваемся.

— Я вижу, что вы бедные люди. Но он вам, должно быть, очень мало платит.

— Платит? Обещал по полтиннику в месяц, да что-то этого не видим. Да и где ему взять? По три дня сидит без хлеба. Иной раз сжалишься и дашь ему от себя…

«О, Господи! — с содроганием подумал Смуров. — Что же это такое?»

А баба продолжала:

— Так, впустили его… отчего не впустить, когда человек просит… Чулан-то у нас незанятый стоит, ну, вот ему и отдали чулан, а только платы мы от него никакой ещё не видали.

— А где же этот чулан?

— А вам разве надо?

— Да, я его приятель и хочу посмотреть.

— Да мне что ж, смотрите, коли охота, только что ж там смотреть? Там и смотреть-то нечего… Кровать ему мой муж сколотил, да чемоданишко его старый, да книжек два десятка, — вот и всё его добро. Господин он бедный; такая у него бедность, какой и не встретишь… Уж на что мы беднота, а он жалчее нас… Посмотрите, коли охота.

Она оставила бельё в лохани, вытерла руки фартуком и повела Смурова в дом.

Прямо из сеней был ход в кладовку, но там было темно; пришлось зажечь спичку, чтобы разглядеть внутренность.

Да, в ней всё было так, как описала жена водовоза. Сколоченная из досок кровать, чемодан Колтухина и книги. Смуров посмотрел, покачал головой и вышел. Он простился с бабой, пообещав зайти позже, когда придёт её жилец, и, выйдя на улицу, поспешил сесть на первые попавшиеся дрожки.

Он торопился обратно, боясь, чтобы Колтухин не ушёл из университета. Он приехал как раз к концу последней лекции и остался ждать у входа.

Студенты выходили; между ними был и Колтухин. Смуров пошёл рядом с ним, о чём-то заговорил и нарочно отстал, давая товарищам пройти вперёд.

— Слушай, Колтухин, у меня к тебе просьба! — промолвил он.