Шпана - Пьер Пазолини

На утрамбованной площадке, под трехметровой насыпью Монте-ди-Сплендоре, что скрывает из виду и Монтеверде, и линию побережья у самого горизонта, в субботу, как водится, собралась вся местная шпана. Те, что постарше, стали в кружок и перебрасывались мячом. Поддетый мыском в хорошо закрученной подаче, он низко летал над землей. Все уже взмокли, но никому не хотелось снимать свой праздничный пиджак или голубой вязаный свитер в черную либо желтую полоску, чтобы не ударить лицом в грязь перед толпившейся вокруг сопливой мелюзгой. Опасаясь, что их сочтут чокнутыми (взбредет же в голову играть в мяч под этаким солнцем!), парни то и дело бросали на малышню взгляды, отбивавшие всякую охоту зубоскалить.

— Эй, Альваро, чего раскис? Бабы доняли? — спросил смуглолицый с набриолиненными волосами.

— Да пошел ты! — откликнулся другой, с приплюснутой мордой и такой гривой на голове, что любая вошь сдохла бы от старости, так и не добравшись до затылка.

Он хотел отдать шикарный пас, но переусердствовал: мяч откатился слишком далеко — туда, где развалились на замусоренной траве Кудрявый и его дружки.

Херувим неторопливо поднялся и отфутболил мяч играющим.

— У него одна блажь на уме, — заметил Рокко, кивая в сторону Альваро, — А не грех бы и делом заняться. Другие, знаешь, нынче вечером сколько нахапают?

— Сбор у водопровода, — доложил приятелям Херувим.

И тут взревели гудки с Железобетона и других фабрик — у Тестаччо, у Сан-Паоло, в порту. Три часа. Кудрявый и Марчелло встали и, ни не говоря никому ни слова, бочком-бочком, двинулись по виа Одзанам к Понте-Бьянко, где можно прицепиться к проходящему трамваю. Они начали утреннюю вылазку с Железобетона, потом перекочевали на рынок, а теперь вот шли “по окурки”. У Кудрявого одно время даже была работа: механик с Монтеверде взял его в свой гараж джипы мыть. Но Кудрявый не оправдал доверия — стянул у хозяины полтыщи лир, и тот выгнал его взашей. Вот он и слонялся с такими же лоботрясами по Донна Олимпия, Одзанам или Монте-Казадио, играл в мяч на выжженном пустыре между Граттачели и Монте-ди-Сплендоре или резался в карты на ступеньках бывшей начальной школы Джорджо Франчески, где теперь разместились беженцы; а как стемнеет, приставал к женщинам, приходившим сюда раскладывать белье для просушки.

На мосту Гарибальди друзья спрыгнули с трамвая. Кругом ни души и знойно, как в Африке. Но под сводами моста вся Чириола бурлит купальщиками. Кудрявый и Марчелло уперлись подбородками в раскаленные железные перила и долго смотрели, как народ загорает у воды, играет на берегу в карты или в догонялки. Малость поспорив, куда бы им дальше навострить лыжи, они вновь прицепились к полупустому, дребезжащему трамваю, который лениво полз к Сан-Паоло. Доехав до Остии, они побродили между столиками баров, газетными лотками, палатками и турникетами, подбирая окурки. Но скоро им это наскучило: жарища — не продохнуть, одно спасенье — ветерок, изредка налетающий с моря.

— Слышь, — предложил обалдевший от солнца Марчелло, — может, и мы окунемся?

— Давай, — процедил сквозь зубы Кудрявый.

За парком Паолино и позолоченным куполом Сан-Паоло, по ту сторону увешанной афишами дамбы, струился Тибр, являвший собою довольно унылое зрелище: ни паромов, ни лодок, ни купальщиков, лишь справа лес подъемных кранов, антенн и дымоходов. На фоне дышащего зноем неба высился огромный газомер, а дальше, до самого горизонта, раскинулся район Монтеверде, поднимающийся уступами обшарпанных сельских домишек, — отсюда они походили на выцветшие от солнца шкатулки. Вдали виднелись закопченные сваи недостроенного моста, а под ними закручивалась воронками грязная вода. Берег со стороны Сан-Паоло порос камышом и колючками. Кудрявый и Марчелло бегом спустились к воде, но купаться под мостом не стали — отошли на полкилометра подальше, где Тибр изгибался широкой излучиной. Кудрявый распластал на траве длинное голое тело, закинул руки за голову, уставился в небо.

— А ты раньше в Остии бывал? — вдруг спросил он у Марчелло.

— Ты что, сдурел? Я тут родился!

Кудрявый вылупил на него глаза.

— А хоть бы и помер! Откуда мне знать, где ты родился?

— Так знай.

— Может, ты и на пароходе плавал? — осведомился Кудрявый.

— А как же!

— И далеко?

— Да иди ты! — добродушно отозвался Марчелло. — Все ему расскажи! Что я, помню? Мне тогда и трех лет не было.

— Вот и я говорю, ты так же на пароходе плавал, как я в задницу лазил! — презрительно бросил Кудрявый.

— Ну и сиди в ней, — парировал Марчелло.

— А мы с дядькой каждый день на паруснике ходили, вот те крест!

— Заливай больше! — Кудрявый поцокал языком. — Э-э, глянь, чего там?

У самого берега среди прочего мусора проплывали разбухший от воды ящик и ночной горшок. Друзья подошли поближе к черной от мазута воде.

— Вот бы сейчас на лодке прокатиться! — вздохнул Кудрявый, не сводя глаз с ящика.

— На Чириоле лодки на прокат дают.

— А деньги где?

— Ну ты и дуболом! Да у водопровода враз разбогатеешь. Видал, как Херувим ключом шурует?

— Ну? — удивился Кудрявый. — А мы чего ушами хлопаем?

Но уходить было неохота, раз уж забрались в такую даль. Они валялись на берегу дотемна, подстелив под голову пропыленные, пропотевшие штаны. Собирали камушки со дна реки, швыряли их по воде — или целясь в низко паривших ласточек, или подбрасывая целые пригоршни над головой наподобие дождя. Потом вдруг услыхали возглас, донесшийся из кустов. Ребята резко обернулись и в надвигающихся сумерках увидели стоящего на четвереньках негра. Они мигом просекли, что к чему, и на всякий случай отбежали подальше. Затем, подхватив еще камней, уже нарочно запустили в кусты.

Оттуда поднялась разъяренная полуголая девица и начала поливать их отборной бранью.

— Ну ты, шалава, — сказал ей Кудрявый, подбоченясь, — сиськи-то подбери — вишь, по земле волочатся!

Негр выскочил из кустов, как тигр, и, одной рукой придерживая штаны, в другой сжав нож, бросился за ними вдогонку. С криками “Убивают!” Кудрявый и Марчелло смазали пятки. Цепляясь за кусты, взлетели на дамбу и лишь наверху набрались духу обернуться. Негр стоял на берегу, размахивал ножом и драл глотку. Приятели сбежали с откоса и, переглянувшись, схватились за животы. Кудрявый катался в пыли и судорожно всхлипывал:

— Ой, не могу, ой, Боженька! А ты ведь со страху в штаны наделал, а, Марче?

Наконец они вышли на набережную и двинулись в сторону Сан-Паоло, купол которого слабо поблескивал в лучах заката. Под деревьями парка Паолино прогуливались рабочие и солдаты в увольнении. Прижимаясь к стене собора, друзья миновали плохо освещенный участок улицы. Тут, вытянув ноги на весь тротуар, просил милостыню слепой.

Кудрявый и Марчелло уселись рядышком — отдышаться. Почуяв людей, нищий завел свою нуду. Ноги широко разведены, кепка меж них полна монет. Кудрявый локтем ткнул Марчелло в бок.

— Обалдел, что ль? — буркнул тот.

Кудрявый шумно выдохнул и снова пихнул приятеля: мол, что делать будем? Марчелло пожал плечами: это без меня. Кудрявый злобно глянул на него и прошипел:

— Жди вон там!

Марчелло перешел на другую сторону и спрятался в тени деревьев. Кудрявый выждал секунду, огляделся — не идет ли кто — и запустил руку в кепку слепого. Вместе с Марчелло они удалились на безопасное расстояние, встали под фонарем и пересчитали добычу: набралось почти полтыщи.

Утром женский монастырь и дома по виа Гарибальди остались без воды.

Лишь когда стемнело, Марчелло и Кудрявый разыскали Херувима перед начальной школой Франчески; он гонял под луной мяч вместе с другими ребятами. Они велели ему сходить за водопроводным ключом, и Херувим не заставил себя уговаривать. Втроем они направились в Затиберье искать местечко, где их никто не потревожит. Тихий уголок нашелся на пустынной в этот час виа Манара. Они присели и начали спокойно вскрывать люк. На верхнем этаже внезапно распахнулась балконная дверь, оттуда выглянула заспанная, но вся размалеванная старуха.

— Эй, вы чего там забыли?

Кудрявый поднял голову и невозмутимо объяснил:

— Да ничего, синьора, трубу прочищаем.

Они закончили работу, свинтили все, что можно, под крышкой, прихватив и ее саму, обвешались арматурой и пошли себе не спеша к полуразрушенному дому у подножия Яникула — раньше там был гимнастический зал. Бывалый Херувим отыскал в углу кувалду, и они живо разделали крышку люка на куски.

Теперь оставалось найти покупателя. Херувим и тут не подкачал — повел их какими-то темными проулками, где им тоже никто не встретился, кроме двух-трех пьяных. Под окнами старьевщика Херувим сложил рупором ладони и позвал:

— Эй, Анто!

Старьевщик спустился, пригласил их в лавку и, взвесив чушки (они потянули на семьдесят кило), дал за них две тысячи шестьсот лир. Такое дело надобно до конца довести, решили друзья. Херувим снова сбегал в спортивный зал за необходимым инструментом, потом они поднялись по лестнице на Яникул, перекрыли воду и вырезали шестиметровый кусок трубы. Вновь размолотили его и снесли по кускам к старьевщику, получив по сто пятьдесят лир за кило. Около полуночи с туго набитыми карманами вернулись к Граттачели, где застали Рокко, Альваро и других парней за игрой в карты. Сидя кто на корточках, кто по-турецки, те расположились на лестничной площадке дома Рокко. Оттуда дверь вела во внутренний дворик, через который как раз надо было пройти Херувиму, чтобы попасть домой, а Кудрявый и Марчелло вызвались его проводить. Однако их усадили играть по крупной в ландскнехт, и за полчаса они спустили почти все деньги. К счастью, Кудрявый припрятал в ботинок полтыщи, украденные у слепого, чтобы завтра заплатить за прокат лодки.