Автостопом по восьмидесятым. Яшины рассказы 14 - Сергей Саканский

В люке сидели менты. Они там сидели и даблились, и молча смотрели на Серегу горящими глазами. Ужаснувшись, Серега снова закрыл люк и встал на него. Огляделся. Без всякого сомнения, он находился в Одессе, потому что здесь был люк. Обойдя чувака с хуем, как и предписывает одесская инструкция, Серега стал спускаться по лестнице.

Но в Севастополе, напротив чувака с хуем, никакой лестницы нет. Тем не менее, Серега все равно стал спускаться по лестнице вниз. Для ментов, которые высунулись из люка с горящими глазами, это выглядело так, будто человек попросту погружается в асфальт. Они схватили Серегу за голову и выволокли его на свет.

Менты отвезли Серегу на Микензевы горы, дали ему пихвы и бросили его в каменоломни. Тут и я воскрес, толкнул Серегу в бок и предложил немедленно слинять из Севастополя. Так мы и сделали, взяв у девушки, которая стояла в Артбухте, билеты на экскурсионный автобус до Евпатории. А девушку оставили в нетронутой чистоте своей.

Билеты мы, конечно, не за деньги взяли, а просто так, ибо не только девушка нам полюбилась, но и мы ей, и она щедро обилетила нас.

Как началась наша севастопольская жизнь

Как известно, мы с Серегой жили в Севастополе неподалеку от чувака с хуем. Это получилось стихийно, как и всё в нашей жизни. Первую ночь в Севастополе мы провели в ментарне, потому что менты нашли на вокзале дохлого гусика и подумали, что это мы его так окучили. Но мы, честно глядя ментам в глаза сказали, что никогда в жизни не видели этого дохлого гусика.

Потом, уже на закате солнца, мы увидели издали какого-то чувака, и решили его исследовать, на предмет – с хуем он или нет. Серега утверждал, что чувак, который в Одессе – определенно с хуем. Так что – почему и бы и в Севастополе не быть такому же чуваку?

Но, не дойдя всего лишь несколько шагов до чувака с хуем, Серега обрубился, прокричав Нина, а я последовал его примеру. Так мы оба и рухнули в кусты, и началась наша севастопольская жизнь.

Каждое утро мы вставали, ориентировались по чуваку с хуем и шли в Артбухту, где брали у девушки, у которой хранили наши деньги – наши деньги. Мы брали каждое утро по чуть-чуть, чтобы хватило как на дневную жизнь, так и ментам, если таковые образуются в конце дня. А менты в Севастополе, как показала практика, образуются в конце каждого дня.

Ближе к вечеру мы, естественно, терялись. Но, благодаря фиксированной стрелке, у чувака с хуем, мы легко находили дорогу домой, причем, не надо было помнить ни названия улицы, ни номера дома – достаточно было только сказать:

– Будьте так любезны, отвезите меня к чуваку с хуем.

И таксистам всё было ясно.

Как-то раз Серега решил осмотреть севастопольские туннели. Он довольно долго бродил по этим туннелям с бутиленом вайна в руке, умирал под шум поездов, опять воскресал и снова умирал прямо на рельсах, а поезда все шли и шли над ним, пассажирами гремя.

Вышел Серега к Микензевым горам, там его и поймали менты. Они дали Сереге пихвы и отобрали все его деньги. Серега поймал машину, сказал: К чуваку с хуем – и умер. Он был уверен, что я уже приехал к чуваку с хуем, и у меня еще остались какие-то копейки денег, чтобы заплатить за машину.

Но, едва подъехав к чуваку с хуем, Серега увидел, что там уже стоит какая-то машина, а в ней сижу я, и Серега сразу всё понял.

Он понял, что в этот день я решил осмотреть развалины древнего города Херсонеса, но пошел дождь и я повис там, на языке колокола, пытаясь в него звонить, где меня и сняли менты, отвезли на Микензевы горы, дали пихвы и бросили в каменоломни. Так я тоже оказался с таксистом среди ночи и без копейки денег и тоже поехал к чуваку с хуем, думая, что Серега меня там уже ждет, и у него есть какие-то копейки денег, чтобы заплатить за машину.

Так и стояли эти две машины окно в окно, и водилы пытались понять, что с нами тут делать. Тогда мы им всё и рассказали: как мы жили в Севастополе, и как началась наша севастопольская жизнь. Кроме того, Серега им про камасутру рассказал и несколько своих невыебов рассказал, даже не выдавая их за выебы. Очень полюбили нас эти мужики, и один из них даже свой батл водки непроданный нам пожаловал.

Но когда Серега рассказал, как он гусика окучивал, мужики обиделись, ударили по газам и уехали. Вероятно, они тоже в какой-то степени гусиками были.

Серега сказал:

– Да ну его в пихву, этот закрытый город. Слишком уж много тут гусиков.

Наутро мы взяли у девушки в Артбухте наши деньги и вырвались в Евпаторию, оставив девушку в нетронутой чистоте своей. Зато в Евпатории мы с Серегой славно с лолитами разбухались, и вскоре у нас слово абпруа произошло.

Как мы в Евпатории с лолитами разбухались

Ворвавшись в Евпаторию, мы сразу принялись Еню Алини и его друзей-офицеров искать, для чего применили старый испытанный способ: стали Головня кричать.

Почему, собственно, мы Головню кричали, а не самого Алини Еню? То-то и оно, что с тех пор, как нам довелось в Гурзуфе Головню кричать, мы так решили: кого бы нам ни надо было теперь кричать – Еню ли Алини, Толика ли Бутина, даже Азалию Ильиничну, – мы все равно Головню кричали, и каждый, кто слышал вдали эту Головню, понимал, что мы именно его и кричим.

Но я отвлекся, в лирическое отступление ушел: настал черед о том рассказать, как мы с лолитами в Евпатории разбухались, и так всё это было красиво, так символично, что захотелось мне рыбку мою об носик лолиты моей отбить, но подумал я, неприличным будет такой жест.

Кстати, прямо там, в лолитнике этом, слово абпруа и произошло.