Империя степей. Аттила, Чингиз-хан, Тамерлан - Рене Груссэ

Как произошло, что подобная авантюра почти каждый раз приносила успех, что каждые тринадцать веков она повторялась в том же ритме, начиная от вторжения Гуннов в Лоян до пришествия Маньчжуров в Пекин? Это происходило потому, что в течение всего этого времени, кочевники, несмотря на то, что сильно отставали в сфере материального производства, обладали преимуществом, имея огромное военное превосходство. Они были лучниками на лошадях. Невероятной мобильности кавалерия великолепных лучников – вот техническое «оружие», которое дало им превосходство над оседлыми жителями подобно тому, как в относительно современный период артиллерия дала Европе превосходство над остальной частью мира. Безусловно, этот способ ведения войны был известен как Китайцам, так и Иранцам. Начиная с III века до Рождества Христова, китайцы модифицировали военную экипировку для нужд кавалерии. Что касается Иранцев, то они со времен Парфян знали цену массированного пуска стрел нападающей конницы, которая тут же могла сменить позицию или отступить. Но ни Китайцы, ни Иранцы, ни Русские, ни Поляки, ни Венгры не могли быть равными в этом Монголам. Наученные с самого раннего детства преследовать на скаку животных на нескончаемых степных просторах, приученные устраивать незаметные засады и различного рода ухищрения охотника, терпеливо выжидать добычу, от чего зависело их пропитание, то есть сама жизнь, в данном деле Монголы были недосягаемы. Кочевники, и не из-за того, что они часто нападали на противника, а может наоборот, атаковав неожиданно, они умели исчезать, вновь появляться, обрушиваясь на врага, не давая ему возможности оказать достойное сопротивление, изматывали, неотступно преследуя и в конце концов доводя до изнеможения, добивали его, как загнанного зверя. Исключительная мобильность, необычайная вездесущность подобной кавалерии превращали ее в настоящее умное военное искусство, особенно когда ею руководили два великих стратега Чингиз-хана – Джебе и Суботай. Плано Карпини и Рубрук, которым удалось видеть это воочию, очень высоко оценили это решающее тактическое превосходство. Фаланговый строй, прохождение в виде легионов имели успех в Европе, потому что они соответствовали политическому строю Македонии или Рима, были методическим творением организованных государств, которые создавались, существовали и исчезали подобно всем государствам. Степной лучник верхом на лошади господствовал в Евразии в течение тринадцати веков, потому что он был спонтанным творением самой земли, пасынком голода и нищеты, он был единственным средством спасения для кочевников, чтобы окончательно не умереть в страшные голодные годы. Подумаем же о том, что если Чингиз-хану удалось позднее завоевать мир, то это произошло именно потому, что сирота, брошенный в глухих степях Керулена, сначала совместно с молодым братом Джучи – Тигром, стал почти ежедневно охотиться за дичью, чтобы не умереть с голоду.

Лучник на лошади, который неожиданно возникал, выпускал стрелы и скрывался, был для античного мира и средневековья воплощением невидимого стрелка, производившего почти такой же поражающий и деморализующий эффект, какого достигли артиллеристы Европы в свое время.

Чем объяснить исчезновение такого превосходства? Почему же, начиная с XVI века, кочевник перестал быть угрозой для оседлого населения? Именно потому, что оседлые страны противопоставили им артиллерию. Постепенно они достигли таким образом искусственного превосходства, которое «изменило» тысячелетние взаимоотношения. Пушечные канонады, при помощи которых Иван Грозный разгромил последних наследников Золотой Орды, то же самое, что проделал китайский император Канси для подавления Калмыков, стали началом конца определенного периода в истории человечества. В первый раз, а также вместе с тем, что военная техника перешла в руки других, цивилизованный мир оказался более могущественным, чем мир варваров. За короткий промежуток времени традиционное превосходство кочевников кануло в лету, а калмыцкие лучники, которых по своей романтической натуре Александр I выставил против Наполеона на полях битвы 1807 г., оказались такими диковинными, что сложилось впечатление, что появились охотники магдаленской эпохи.

Однако следует сказать, что прошло всего три века, как эти лучники перестали быть завоевателями вселенной.

1965 г.

Введение. Степь и история

Верхняя АЗИЯ, так как мы ее представляем, является свидетельством грандиознейшей геологической драмы в истории планеты. Речь идет о вздымании и изолированности этой огромной континентальной массы и конвергентном столкновении двух гигантских хребтов при образовании горных складок разных эпох античной древности: герцинская складчатость гор Тянь-Шаня и Алтая, очерченных по краям, первая, сериндинским сбросовым выступом, вторая, древней сибирской платформой Ангары; с другой стороны, альпийскими складками Гималаев, которые в эпоху миоцена заняли место древнего евразийского «Средиземноморья». Вогнутый изгиб Тянь-Шаня и Алтая на северо-западе, противоположный изгиб Гималаев окружили и изолировали Туркестан и Монголию, и эти горы, таким образом, остались в «висячем» положении над долинами периферийной зоны. Удаленность морей, в сочетании с высотой над уровнем моря, способствовала тому, что на этих возвышенных территориях сложился резко-континентальный климат, с чрезвычайной жарой в летнее время и с невероятными низкими температурами в зимний период: в Урге в Монголии температура колеблется от +38 до – 42 градусов. Исключение составляет Тибетский массив, высота которого над уровнем моря создает почти полярные растительные условия, с учетом также горного полукруга Алтая и Тянь-Шаня, который ввиду аналогичных причин, представляет альпийский климат, с традиционным ярусным распределением, начиная от предгорных лесов, заканчивая разреженной растительностью горных склонов, а почти вся оставшаяся часть Верхней Азии имеет продольную зону травянистых степей, покрытых зимой снегом и высыхающих в знойное летнее время. Степи-прерии, более живучие в ирригационных зонах, агонизируют и превращаются в пустыни в центральных обезлюденных землях и простираются от Маньчжурии до Крыма, от Урги в Верхней Монголии до городов Мерв и Балх.

Впрочем, евразийская прерия-степь севера находит свое продолжение в субтропической засушливой степи, граничащей со Средиземноморьем, Ираном и Афганистаном.

На севере продольная зона евразийских степей смыкается непосредственно с зоной северных лесов с сибирским климатом, покрывающих Россию и центральную часть Сибири, а также северную полосу Монголии и Маньчжурии. В своей срединной части она незаметно переходит в пустыню в трех центрах опустынивания: пустыня Кызылкум в Трансоксиане и Каракум на юге Амударьи, пустыня Такла-Макан в закрытом бассейне Тарима и, наконец, пустыня Гоби, которая расположена в обширной зоне, растянутой от юго-запада до северо-востока, начиная от Лобнора, где Гоби сходится с Такла-Маканом вплоть до Хинга-на у границ Маньчжурии. Именно там находятся три раковых пятна, которые съедают зону травянистых степей и не перестают посягать на эти степи с незапамятных времен. Расположение Гоби между Северной Монголией, между Байкальскими лесами или степями Орхона и Керулена и Южной Монголией, степями Ала-шана, Ордоса, Чахара и Жехоля, было впрочем, одной из постоянных причин, которые препятствовали выживанию тюрко-монгольских империй, начиная от Хун-ну античных времен до Тукю раннего средневековья. Что касается бассейна Тарима, расположенного в нынешнем китайском Туркестане, то он свидетельствует, что степь, завоеванная пустыней, стала причиной особого развития этого региона. Отдаляясь от кочевой жизни, которая постоянно находилась под угрозой и контролем со стороны северных орд, в том регионе стала развиваться городская и торговая жизнь оазисов, где проходили караванные пути и где, благодаря многочисленным оазисам, появилась возможность наладить связь с крупными оседлыми цивилизациями Запада: Средиземноморья, Ирана. Индии, с великой оседлой цивилизацией Дальнего Востока, с Китаем. Двойной путь возник в пределах изгиба на севере и юге иссякающей реки, на севере, очерченном Дунхуаном, Хами, Турфаном, Карашаром, Кучой, Кашгаром, Ферганой и Трансоксианой, на юге – Дунхуаном, Хота-ном, Яркендом, памирскими долинами и Бактрией. Эта двойная линия, очень хрупкая вдоль трассы в самой ее середине, где чередовались пустыни и горные возвышенности, тонкая, подобно вытянутой и одновременно извилистой тропинке муравьев, ползущих на деревенских дорогах, несмотря ни на что, оказалась достаточной, чтобы на нашей планете не оказалось двух разных планет и сохранился определенный контакт между китайской и нашими индоевропейскими цивилизациями. Именно по Шелковому пути и дороге паломничества шли торговля и религия, греческое искусство потомков Александра и буддийских миссионеров, пришедших с Афганистана. В тех же краях грекоримские негоцианты, о которых упоминал Птолемей, стремились заполучить шелковые тюки «Серики», там же китайские полководцы династии поздняя Хань, искали связи с иранским миром и римским Востоком. Одной из вечных проблем китайской политики, начиная от династии Хань вплоть до Хубилая, являлось обеспечение беспрепятственного использования великого пути всемирной торговли.