Созвездие Кассиопея - Макс Гордон

Нервный срыв мне сейчас совершенно ни к чему, лечить здесь его просто не кому. Дышу медленно и полной грудью, вдох-выдох, вдох-выдох. Чувствую, как адреналин спадает в крови и продолжаю двигаться вперед к бортовой навигационной панели.

Едва руки коснулись клавиатуры, пальцы автоматически ввели восьмизначный код — мой личный доступ к системе управления. Несколько мониторов передо мной засветились тускло-синим неоновым светом. Но, прежде чем на экране замелькали строки с таблицами и данными о бортовых приборах, мои глаза прочитали надпись: «Сбой системы, требуется перезагрузка».

Адреналин вернулся с удвоенной силой, мозг активировался и принялся анализировать. В голове крутился один вопрос, — в какой момент на экране появилась эта надпись? И тут же закралось тревожное опасение, — был ли сбой разовый, или он проявился многократно? Пальцы снова застучали по бортовой клавиатуре, для ответов мне нужно получить доступ к архиву полета.

Несколько раз я попадал не на ту кнопку, команды сбивались, приходилось вводить их заново. Через несколько минут мои труды увенчались успехом, на дисплее появилась нужная директория. Отыскав глазами соответствующий файл, в котором хранится информация о системе, я щелкаю по нему и замираю в кресле.

Через несколько секунд, пока глаза бегло просматривали записи о событиях из протокола системы, мозг наконец признает факт, что худшие опасения подтвердились: «сбой системы, требуется перезагрузка» и через несколько секунд надпись повторяется снова. Ни данных с наружных датчиков, ни информации с навигационных приборов — «Запуск — Сбой, Запуск — Сбой» повторяется через строчку.

— Ладно, — говорю я пустому кораблю, смотрю при этом на панель с надписью «Socket», — пора совершить человеку то, что не смог сделать компьютер.

Поднимаюсь с кресла и делаю несколько шагов по направлению к боковой панели. Ноги не держат, колени подгибаются — хорошо, что тут нет земной гравитации. Предохранительную панель я нахожу без труда, на полетной базе нас хорошо натаскали на возможные неисправности. Открываю скобу предохранительного блока и методично щелкаю все тумблеры, начиная с левого крайнего.

И все-таки, когда моя рука дошла до самого правого — главного предохранителя, отключающего всю систему, палец в нерешительности завис в воздухе, и замер перед тумблером, немного подрагивая. Интересно, это мозг отдал команду остановиться, или моя рука живет собственной жизнь? — смотрю на свой палец и удивляюсь ходу собственных мыслей.

Последний щелчок прозвучал слишком громко и очень зловеще, от неожиданности крепко сжимаю зубы. Не знаю, доводилось ли вам когда-нибудь бывать на космическом корабле в кабине пилота, если нет, открою секрет — тишина — самый страшный из всех возможных там звуков.

Навигационная панель мигнула и погасла, через секунду стих рокот главного двигателя. Тишина ударила по нервам, мне пришлось схватиться руками за штанины комбинезона, чтобы уберечь свои пальцы от прикосновения к тумблерам. В голове появилась цифра девяносто, мозг отстранился и начал обратный отсчет. Двадцать третий пункт аварийной инструкции вспомнился, хвала инструкторам, сам собой.

Подавляю желание торопить цифры, считаю медленно, перед каждой следующей добавляю гласную И. На цифре сорок три чувствую острую боль в правой ноге. Опускаю голову, не прерывая отсчета, и вижу, как побелевшие пальцы руки мертвой хваткой вцепились в ногу.

— Тридцать семь, — считаю я, и одновременно посылаю импульс руке — отцепиться. Рука не слушается, нога горит, я считаю, — двадцать девять… Досчитав до восемнадцати, до меня дошло, что стоит использовать левую руку, — три — продолжаю я свой отсчет, когда боль в ноге понемногу стихает.

Проверять силу воли я не стал, досчитав до нуля тут же тяну руку в сторону главного предохранителя. На этот раз звук щелчка показался тише, чем при выключении. Замираю, прислушиваюсь, поворачиваюсь к приборам, а мозг снова отстранился и работает, — четыре, пять, — снова считаю про себя, помня, что через пятнадцать секунд система должна завершить загрузку.

На цифре семнадцать сердце замирает и пропускает сразу несколько ударов. Навигационная панель мертва, индикация главного двигателя не активна. Выдыхаю через нос, стараясь не паниковать и снова выключаю главный тумблер.

На этот раз счет дается с трудом, в голове скачут и мелькают мысли. Цифры растягиваются в минуты, каждая из которых бренчит по натянутым нервам. Начиная с шестьдесят один, к каждой «И» я прибавляю «черт побери», ругая себя, что не выучил ни одной молитвы.

— Сорок семь, — уже каждую ногу сводит судорога, но я не отвлекаюсь на свои шаловливые руки. На «тридцать пять» меня пробирает нервный смех, но он заканчивается уже на цифре двадцать. Последние два десятка «И» я заменяю на слово «Заслон» и снова щелкаю на главный тумблер.

Не помогло. Чувствуя, как гнев закипает внутри, я несколько раз подряд включаю и выключаю главный тумблер. На какой-то раз, я уж сбился со счета, свет надо мной на мгновенье мигнул. Боясь поверить в собственную удачу, я щелкаю вверх остальные предохранители.

Главный двигатель так и не ожил, бортовые мониторы по-прежнему мертвы. Но система жизнеобеспечения включена, единственная радость — я не замерзну до смерти…

— Ну что же, — говорю сам себе, слыша, как слова повисают в неподвижном воздухе, — теперь у тебя есть все основания паниковать, не стесняйся, Артем, никто не услышит.

Падаю в кресло, но сил на панику уже не осталось, все эмоции унесли проклятые цифры. От безысходности хлопаю себя ладонью по лбу, рука безвольно падает и опускается к подбородку. И натыкается на то, чего быть не должно, не веря руке, я хлопаю по лицу другой ладонью.

Когда и вторая ладонь чувствует под собой большую, колючую бороду, я вскакиваю с кресла, и не обращая внимание на боль в колене, которым задел по навигационной панели, опрометью бегу в туалет, который находится за анаболической капсулой.

Аварийное освещение слишком тусклое, чтобы рассмотреть подробности и детали, да и в маленькое зеркало много не разглядишь, но этого мужика, который смотрит на меня сквозь тусклое зеркало, я вижу впервые в жизни.

— Твою звезду, ну здравствуй, Артем! — говорю своему отражению, видя, как его губы в точности повторяют движения моих губ, а вокруг рта крепкие заросли настоящей кудрявой бороды.

— Сколько же я проспал? — спрашиваю отражение, которое раздирает дикий, безудержный смех.

— Сколько я проспал, ха-ха-ха! — дразнится бородач в зеркале, судорожными движениями глотая спертый воздух, в перерывах между приступами смеха, — а главное — куда же ты прилетел?!

Часть 2. На что способен астронавт

Панический хаос в моей голове немного стихает, бурные эмоции остались позади. Сползая по стене, я медленно опускаюсь на пол, обхватываю колени руками и до боли упираюсь в них лбом. Сижу в такой