Дикая кошка - Густав Эмар

Подобно всем долинам Серрании, Гоянакское льяно с первого на него взгляда представляется путешественнику как огромный ковер зелени, испещренный цветами и перерезанный большими реками.

Это обширное пространство земли сверху кажется однородным и сливается на горизонте с лазурью неба и только мало-помалу, когда глаза попривыкнут к ней, становятся заметны здесь и там довольно высокие холмы; крутые берега рек, наконец множество предметов приятно разнообразят эту монотонность, которая сначала производит печальное впечатление и которую совершенно скрывают высокие травы и гигантские продукты флоры.

Можно ли сосчитать разновидности этой первородной природы, которые возвышаются, сталкиваются, перекрещиваются и спутываются, описывают величественные параболы, образуют грандиозные аркады, создавая великолепнейшее зрелище, каким только может наслаждаться человек.

Над гигантскими вересками, кактусами, алоэ, обремененными плодами, возвышается акажу с косыми листьями, морише или хлебное дерево, абанийо, широкие листья которого развиваются веером, пириайо, на котором висят громадные кисти золотистых плодов, королевская пальма, на стволе которой нет листьев и которая при малейшем дуновении покачивает своей величественной головой. Индейский тростник, лимонное, банановое дерево, ширимойя с опьяняющими плодами, восковая пальма, из которой сочится смолистое гумми; потом виднеются цветы белее снегов Чимборазо или же краснее крови, громадные манье, обвивающиеся вокруг стволов деревьев, виноградники с вкусным соком и в этой сумятице, в этом всеобщем хаосе летают, бегают, ползают везде и по всем направлениям всех родов и всех видов животные, птицы, четвероногие, пресмыкающиеся, амфибии – поющие, кричащие, воющие, воркующие и свистящие на все тона то насмешливо и грозно, то кротко и меланхолически.

Олени, лани, ламы, вигоньи прыгали в испуге, настороживши уши и зорко наблюдая глазами; длиннорог перепрыгивал со скалы на скалу и неподвижно останавливался над пропастью, кайман весь в иле дремал на солнышке, отвратительная игуана небрежно ползла за деревом, безгривый лев – пума, черный медведь, любящий мед; ядовитый котейо, хамелеон, кожа которого отражает все цвета, зеленая ящерица, василиск; наконец лежащие в куче и потихоньку ползущие под деревьями и листьями чудовищная боа констриктор, коралловые змеи, столь малые и столь ужасные, каскабель, макорель и большая тигровая змея.

На верху древесных ветвей спрятавшись в густой листве, поет и щебечет пернатое население: танагры, кюрассо, болтливые лоросы, птицы-мухи, туканы с громадными клювами, голуби, трогоны, лебеди с черной головой, покачивающиеся и порхающие над реками с льяны на льяну.

Высоко-высоко в воздухе описывали огромные круги над лугом андский орел с громадными крыльями и коршун с лысой головой, высматривая добычу. Потом вдруг, несясь по песку и золотистым камням, блестевшим на солнце, как будто чудом появился краснокожий индеец, блестящий как медь, сильный, грациозный и величественный, с повелительным взглядом. Индейцы яоса, момохо, техюэля или пуэлыыа, которые набрасывают свои лассо или лякки на испуганных буйволов, или диких лошадей, или тигра, пантеру, ягуара, которые убегают вприпрыжку с глухим воем испуга и бешенства.

Этот сын пустыни, такой великий, такой благородный и столь пренебрегающий опасностью, пробегающий льяно с невероятной быстротой, который знает все тропинки и для которого прерия не имеет таинств – он действительно царь этой удивительной страны, по которой он один может пройти и днем и ночью, не страшась бесчисленных опасностей, которые он устранил своей дикой энергией и своей безмерной гордостью; он ведет упорную борьбу с европейской цивилизацией, которая окружила со всех сторон.

И поэтому горе отважному испанцу, который рискнул бы пройти через льяно один: его кости будут белеть на лугу и его волосы будут украшать щит индейца или гриву его лошади.

Таково еще и ныне Гоянакское льяно.

А между тем небольшая кавалькада продолжала безмолвно продвигаться вперед, внимательно наблюдая за тем, что происходило вокруг нее, для того чтобы не подвергнуться внезапному нападению какого-нибудь невидимого врага, который мог ждать их в лесной чаще.

Наконец Перикко, утомленный молчанием, на которое так долго он был осужден против его воли, громко откашлялся и сказал своему барину с той грубой откровенностью, которая его характеризовала, и фамильярностью, на которую ему дала право его продолжительная служба.

– Знаете ли вы, ми амо, что наше путешествие совершенно неприятно? Я припоминаю, что когда я участвовал с вашим батюшкой генералом в войне за независимость, мы имели по крайней мере дело с людьми цивилизованными и следовали по прекрасным дорогам, а не то что теперь вслед за дикарем по тропинкам, на которых на каждом шагу можно сломать шею. Это проклятая страна!

– Ну, мой бедный мой Перикко, мужайся!.. Я не узнаю тебя!

– Гм! Дон Дьего, – возразил старый слуга, покачивая головой, – не мужества мне недостает, хотя поистине тут есть чего бояться; но...

– Но, объяснись, что печалит тебя?

– Право, я не вижу основания для того, чтобы не высказаться вам откровенно. С самого отъезда нашего из Санта Роза, я тщательно наблюдал за нашим проводником.

– Ну и что же?

– Ну, он вовсе не нравится мне; поверьте, полковник, не стоит доверять ему.

– Ты сошел с ума; этот человек походит на всех людей его народа, и я не вижу в нем ничего, за что бы можно заподозрить его.

– Может быть, сеньор, – сказал Перикко с видом сомнения, – но это все равно; поверьте мне, вы знаете, что меня нелегко испугать; я изучал лицо этого человека настолько, насколько это возможно сквозь слои белил, синьки и желтой краски, которые покрывали его, и по-моему это отъявленный мошенник.

– Ба! Ба! Я повторяю, что ты сошел с ума; к тому же он не знает, ни кто мы, ни зачем мы едем в льяно. Он предложил нам быть нашим проводником до селения племени Большого Зайца, потому что узнал о том, что мы отправляемся туда, и он пожелал получить обещанную сумму; вот и все; к тому же ты знаешь, что мы священны для него и если бы он действительно был обижен нами, чего еще не было, он успеет отомстить нам пока мы будем находиться под его охраной. Во всяком случае потерпи еще; через час мы будем на том месте, где находится кочевье племени и мы представимся Дикой Кошке; этот знаменитый вождь сумеет защитить нас, если бы, чего я не думаю, нам угрожала какая-нибудь опасность.

– Живой живое и гадает! – проворчал недовольным голосом Перикко.

Потом, вероятно для того, чтобы рассеять свое беспокойство, почтенный слуга начал громко насвистывать саямбукка.