Инженер Колец - Лин Лобарёв

Вот и выходит, что этот текст был, когда ничего ещё не было. Именно он, «просочившись» в самиздат, «породил» самых первых толкинистов и, несмотря на все свои недостатки, стал питательной почвой для других переводов, ныне гораздо более известных. Согласитесь, один этот факт уже заставляет взглянуть на текст иначе. Хотя и не объясняет всего.

Итак, Зинаида Анатольевна познакомилась с «Властелином Колец» и поняла, что хочет поделиться своим открытием с советскими читателями. Довольно быстро она пришла к выводу, что в своём естественном виде трилогия не имеет шансов. Толкин был англичанином, писателем буржуазным, а значит, заведомо подозрительным. В книге встречалась магия, а значит, нужно было избежать обвинений в мистике. Мало того. Даже сейчас время от времени появляются интерпретации, согласно которым Мордор = Империя зла = СССР, и это несмотря на прямое опровержение, данное Толкином. А уж в то время цензура не могла не прицепиться к тому, что имя «Саурон» начинается на «с» и кончается на «н» — и, казалось бы, при чём тут Сталин… (Собственно, нечто похожее, как мы уже писали выше, и произошло с первыми официально изданными «Хранителями».)

Да и в целом «Властелин» был слишком уж необычным, непохожим на всё, что встречалось в литературе до той поры. И Зинаида Анатольевна решила его адаптировать. Не столько к какой-то возрастной группе, сколько к культурной и исторической ситуации в стране. Она не стала первооткрывателем этого метода. До неё были «красный граф» Алексей Толстой, превративший Пиноккио в Буратино, и Александр Волков, перестроивший Страну Оз в Изумрудный город.

В адаптированном виде Толкин имел хоть какие-то шансы прорваться к читателю. Можно было отдать его в ту же «Технику — молодёжи» — и печатать с продолжением, как печатались, к примеру, «Космические течения» Азимова: с сентябрьского номера 1965 года по июльский номер 1966-го.

Но для этого «Властелин Колец» должен был стать:

а) более коротким,

б) более понятным

и c) научно-фантастическим. Нетривиальная задача, согласитесь.

…ВСЁ ДЛЯ ПОБЕДЫ!

Проще всего оказалось с сокращениями. Зинаида Бобырь всю жизнь переводила НФ, с каноном жанра фэнтези она была знакома мало. Поэтому она ничтоже сумняшеся принесла в жертву то, что сейчас считается одним из основных признаков жанра: подробное описание вымышленного мира, его обитателей, законов, обычаев, языков и так далее. Переводчица сочла всё это не слишком существенными деталями и сосредоточилась на основном сюжете.

При таком подходе целые главы умещались в абзацы. «Властелин Колец» всё ещё оставался довольно объёмистой книгой, но задачу сокращения можно было считать решённой.

Упростить текст или, по крайней мере, сделать его менее непривычным тоже удалось. Дело в том, что Зинаида Анатольевна рассматривала «Хоббита» и «Властелина Колец» как единую тетралогию. Об этом она говорила в своей статье «История — сага — поэзия». Возможно, переход от сказочности «Хоббита» к суровой эпичности основной истории казался ей лишним. Во всяком случае, стиль перевода получился гораздо более «сказочным» (то есть, фактически, простым и незамысловатым), чем стиль оригинала. «Через леса и горы, через холмы, долины и поля струится к Великому Морю Великая Река — Андуин. Много стран лежит на её пути и вокруг неё, и многие народы их населяют…». Почти «в некотором царстве, в некотором государстве».

В соответствии с требованиями волшебной сказки сделаны и другие изменения. Персонажи упрощены и описаны так, что их можно однозначно отнести к добрым или злым силам. Приближена к классической пропповской и «сетка ролей»: главный герой, волшебный предмет, спутники героя, злодей… На ту же идею работает и добавленная переводчицей линия Испепеляющего Венца. В общем, непонятный жанр «Властелина» сменился гораздо менее пугающим: теперь это была сложная, странная, но несомненная сказка.

ЦИТАТА ИЗ СТАТЬИ ЗИНАИДЫ БОБЫРЬ «ИСТОРИЯ — САГА — ПОЭЗИЯ»

Толкин рисует свой мир подробно и в тонах совершенной достоверности. Не всякому автору удаётся добиться такого «эффекта присутствия», а тем более в фантастическом сюжете. Читая «Повесть…», невозможно не верить в её обстановку и события. Этот мир необычаен, но он управляется строгими законами. В нём нет зыбкости сна, нет произвольных допущений, это не Страна Чудес, как у Кэррола и не Страна Оз, как у Фрэнка Баума, это настоящий мир, хоть и отличающийся от нашего.

Оставалось самое трудное.

«ЭТО НЕ ПРОСТОЕ КОЛЬЦО, А КАКОЙ-ТО ПРИБОР!»

Гениальная и рискованная идея Зинаиды Анатольевны заключалась в том, чтобы поместить основной текст внутрь совершенно другой истории, сделать из него «рассказ в рассказе». Внешняя самостоятельная история была задумана как «стандартная научно-фантастическая» и должна была «скрыть», «спрятать» в себе нестандартное во всех отношениях произведение Толкина. Переводчица надеялась легализовать волшебный мир, сделав его предметом обсуждения совершенно не волшебных учёных.

Бобырь с её опытом перевода научной фантастики хорошо знала этот стиль и этот жанр. Ей казалось, что так «Повесть о кольце» может «по крайней мере приблизиться к научной фантастике, к которой мы все уже привыкли».

Так в тексте «Повести о кольце» появились интермедии. В них описывалось, как пятеро друзей — Инженер, Физик, Химик, Кибернетик и Координатор (герои «Эдема» Станислава Лема) — исследуют археологический артефакт «кольцо». Артефакт в ответ воздействует на учёных — они «вспоминают» историю кольца и записывают её, «поправляя и дополняя друг друга». Попутно они приходят к выводу, что «это не простое кольцо, а какой-то прибор», точнее, «хранилище информации, которую оно отдаёт под воздействием разряда». Чудеса, магию и волшебство в «Повести о кольце» они пытаются «объяснить с точки зрения современной науки».

В более позднем варианте к интермедиям добавилось и предисловие. Рукопись открывалась двумя письмами, написанными от лица Толкина и его друга. Толкин в письме «к читателям» сообщал, что «получил рукопись и сопроводительную записку» от своего друга, который «работал в Институте проблемных исследований в Дербишире». Друг, соответственно, писал Толкину, что «в силу невероятных обстоятельств нам, пятерым, довелось участвовать в одном эксперименте, окончившемся для нас… плачевно. Мы оказались обладателями совершенно фантастической информации». Предисловие написал Семён Уманский, много работавший с самиздатовским переводом Бобырь и даже создавший его расширенную и дополненную версию.

Такой приём позволял не вносить никакого научного элемента в сам текст «Властелина Колец». История кольца помещалась в «далёкое прошлое», не будучи привязанной, впрочем, к реальной земной истории. Единственное «вторжение» интермедий в текст самой «Повести…» заключалось в том, что нуменорцы были названы «пришельцами из-за Моря». А в интермедиях исследователи предполагают, что «Нуменор, или Вестернесс, может быть вообще другой планетой. Пришельцы из-за Моря — инопланетные пришельцы».

Так «Властелин Колец» стал научной фантастикой.

БЛИСТАТЕЛЬНОЕ ФИАСКО

Итак, в 1966 году в редакцию журнала «Техника — молодёжи» поступила на рецензию рукопись. Это был научно-фантастический роман «Повесть о Кольце» в переводе Зинаиды Бобырь. В редакции рукопись прочитали, но печатать не решились. По воспоминаниям очевидцев, дело было даже не в том, что роман мог показаться антисоветским. Просто даже в адаптированном виде (впрочем, о факте адаптации никто не знал) книга казалась слишком уж необычной. В публикации было отказано.

Так что этот уникальный перевод почти двадцать лет добирался до читателя «кружным путём» — в составе других (либо безымянных, либо чужих) текстов, а когда, наконец, был издан официально (дважды и довольно большим тиражом), оказался всего лишь одним из многих других переводов — и едва ли не худшим, по мнению большинства любителей Толкина.

Собственно, за эти годы произошло непоправимое: исчез контекст, в котором только и имели смысл изменения, внесённые в текст переводчицей. А издатели и не подумали пояснить читателю, в чём особенность этого перевода. «Повесть о Кольце» вышла не только без комментариев и тем паче интермедий, но, кажется, даже без редактуры. И, разумеется, вызвала у читателей начала девяностых резкое отторжение.

К счастью или к сожалению, перевод Бобырь остался лишь памятником эпохе. И всё же интересно, что было бы, если бы этот замысел воплотился. Каким бы стал в нашем сознании Толкин? Какие шоковые разоблачения ждали бы нас с падением «железного занавеса» и появлением альтернативных переводов? Как воспринимался бы жанр фэнтези после того, как несколько десятилетий любимой книгой была бы история о научном исследовании волшебного предмета?