Правила игры в человека - Фрай Макс

– отважно вы сейчас бизнес затеяли, – сказал ян, – да еще в таком медвежьем углу.

– кому надо – найдет, – развел руками мужчина. – и потом, все равно все не уедут. а вы сами как, пока не собираетесь? вы, кстати, кем работаете? что-то с компьютерами, кажется?

– дай денег, – сказала кира.

ян молча полез в карман и сунул кире кошелек.

– терминал еще не работает, – сказала липа и протянула увесистый коричневый пакет через прилавок.

– а вы себе ничего не возьмете? – спросил старик. – мясо у нас тоже есть, – и пристально посмотрел яну в глаза.

– не сегодня, – сказал ян, – нам пора.

– жаль, жаль, – сказал мужчина, – соне от артура привет.

ян вышел на улицу, закурил. за ним вышла кира, осторожно прижимая к груди бумажный пакет.

– у него такие глаза странные, – сказала кира. – как у рыбы. и сами они странные.

– странные-странные, но нагребла ты у них от души, – кисло сказал ян.

– ну, сыр-то нормально выглядит, – обиделась кира.

– посмотрим, – сказал ян. – поехали.

едва усевшись на сиденье, кира принялась шуршать пакетом.

– не ешь в машине, пожалуйста, – сказал ян.

– што это жа имена вообще – лыпа! майк! да ему сто лет, какой он майк, – сказала кира с набитым ртом.

ян покосился на жену: подол юбки уже усыпан крошками, жирные пальцы тычут в кнопки магнитолы.

– сыр, кстати, правда нормальный – хочешь?

ян покачал головой и протянул кире салфетки.

по городу ехали мучительно долго, припарковались во дворе, где свирепо орали дети, бегая друг за другом с мокрыми палками, выловили из чумазой кучи дочь соню и наконец зашли домой.

на этаже сокрушительно пахло вареной свиньей.

– до сих пор воняет, – зажала нос соня, – что они там опять готовят?

– борщ, – предположил ян.

– у бабушки борщ не так пахнет, – заныла соня.

– или маленьких детей! – сделала страшные глаза кира и загремела ключами.

– у них самих дети, – устало сказала соня.

– артур не маленький, – педантично заметил ян.

соня закатила глаза.

– они меня в гости звали, кстати. можно?

– кто? – тупо спросил ян.

– артур. и липа. и майк. мы будем делать мыло.

– нет, – разозлился ян. – нельзя. с ними только во дворе.

– и то! – напомнила кира.

соня запыхтела и хлопнула дверью комнаты. родители устало переглянулись.

отпускать соню с этой семьей не хотелось даже в нейтральные воды общего двора, где артур, сын липы и внук майка, был рок-звездой среди детей – вместе они палили мусор в бочке (возмутительно), взрывали петарды, тискали откровенно лишайных котов, ели какую-то пакость из пакетов и делали вместе еще бог весть что, но в открытую конфронтацию вступать с ними не хотелось – предъявить им по существу, кроме костров в бочке, невнятных запахов в подъезде и рыбьих глаз, было нечего. также поговаривали, что они мелкотравчато стучат на соседей, поэтому ссориться с ними хотелось еще меньше – впрочем, как и дружить. как-то ян увидел, как майк с внуком стоят на крыльце и снимают на старенький телефон парней из пятого подъезда, тихо переговаривающихся о чем-то возле песочницы.

– зачем вы их снимаете? – не выдержал ян.

– для истории, – сказал майк, и оба лениво посмотрели на яна своими невыносимыми рыбьими глазами, в которых плескался металл. подумав, ян решил не уточнять, для какой.

– да нормальный сыр, чего ты, – сказала кира и отправила в рот еще один липкий желтый ломоть, – попробуй.

– боже упаси, – сказал ян и открыл ноутбук. в почте было пусто – ну, как пусто, гора писем, среди которых не было единственного нужного, с подтверждением его перевода в филиал, прозорливо открытый компанией несколько лет назад в небольшой западной столице. вопрос считался уже решенным, но что-то застряло в толстой стопке внутренней бюрократии, закрытых границ и других проблем, и зависло, как три мигающие точки в окне мессенджера, как будто кто-то нудный пишет тебе бесконечное сообщение и никак не нажмет send. это ожидание выматывало не меньше самой атмосферы, которую хотелось экстренно покинуть или хотя бы вспороть ножом. не хотелось ничего, даже душеспасительного потреблядства: ни новых вещей (зачем они перед переездом? зачем вещи вообще?), ни путешествий (кто куда сейчас едет просто так? серьезно?), ни ресторанов (с кем? все равно все уехали, все равно все закрыто, на месте любимых заведений открывались блядские дискаунтеры, на месте друзей – отметки в соцсетях), не хотелось толком есть вообще.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– очень вкусный сыр, – мечтательно сказала кира, шелестя пододеяльником, резко села в кровати и убежала на кухню, гулко стуча пятками. где-то далеко стукнула дверь холодильника. ян хотел что-то сказать, но беспомощно провалился в сон.

тянулись дни, не заполненные ничем, кроме вязкого, тяжелого ожидания. «что-то сейчас будет, вот-вот что-то изменится», с тихой надеждой говорили другу другу редкие оставшиеся – как заклинание («совсем скоро, это в воздухе уже»).

– это радиация, – мрачно говорила в окошко зума катя, кирина подруга. – в воздухе радиация. ну, не настоящая, просто она так выглядит: внешне ничего не происходит, но все меняется, и хрен пойми как, но явно не к добру. это как в том сериале про чернобыль: дети идут в школу, бабы рожают, каштаны цветут, а еще никто не знает, что уже все!

– слушай, может, приедешь? в трех шагах живешь, – раздраженно говорила кира, откусывая ломоть хлеба с щедрой порцией сыра, – или встретимся в городе, кофе выпьем как люди.

– ай, чего тащиться, и так кофе выпить можно. будущее! – отвечала катя, выходила из кадра, сверкая голыми ногами в пижамных трусах, и возвращалась с гигантской чашкой, из которой торчала нитка с желтым ярлыком.

кира закатывала глаза и отрезала еще кусок хлеба, клала на него еще кусок сыра – свежего, купленного в соседской лавке, в которую она стала наведываться почти каждый день. чаще она ездила туда сама, тайком, прикрываясь тренировкой или встречей с катей. иногда ее привозил туда ян и ждал в машине, пока она делала кассу липе и майку, и категорически отказывался зайти внутрь. где-то глубоко он малодушно радовался успеху соседского проекта – артур почти перестал тягаться по двору с детьми, помогая деду и матери в лавке, а запахи в подъезде стали редкими гостями. напрягало только то, что кира почти перестала есть что-либо, кроме сыра и хлеба, купленного все там же.

– хоть овощей возьми, – говорил ян, – или ягод. клетчатка нужна. и белок.

– в сыре белок, в хлебе клетчатка, – борзо отвечала кира.

– поешь нормально, – сказал ян. – ты как скелет.

парадоксальным образом на этой диете кира теряла в весе. ян заставил ее пройти обследование по семейной страховке от фирмы (будет ли такая страховка там? будет ли это там вообще? с каждым днем ян верил в это все меньше и все глубже вгрызался в свои рендеры, с уютной скукой глядящие на него с его гигантских рабочих мониторов). обследование не выявило ничего драматичного, кроме умеренного дефицита витамина Д и опущенной почки.

– я ем нормально, – сказала кира. – что там с твоим переводом? с сониной школой нужно решать.

– решим, – сказал ян, стиснув зубы, и злобно защелкал мышкой.

вечера стали холоднее и длиннее, соня продолжала носиться по двору с воплями и рогаткой, однажды завалилась домой с огромной компанией – мам, мы в туалет, дай водички, есть что поесть?

– могу сварить сосиски с макаронами, – задумчиво сказала кира, изучая холодильник.

– это долго! давай бутеры! умираем хотим есть!

– не с чем, – быстро сказала кира, проворно захлопнув дверь перед носом дочери.

– с сыром!