Два брата - Алекс Веагур

ответил, что да: у него есть молодая жена.

— Моя Наташенька. Дочь кузнеца — ты должен её помнить… Наверное, должен.

— Я помню её, — кивнул Сергей.

— Мы очень любим друг друга, — стал почему-то уверять брата Алексей. — А недавно мы узнали, что у нас… В общем, Наташенька беременна, брат.

— И когда срок? — спросил Сергей, и в свете факела его глаза заблестели.

— К следующей весне нам и доведётся услышать крик нашего первенца. Мы так долго этого ждали!

Алексей замолчал. Он чуть ли не спросил у брата, как поживает он сам, но вовремя спохватился. Что-то в глазах над странной ухмылкой удерживало его от такого вопроса.

А когда Сергей заговорил о том, что тоже заслуживает подобной жизни, Алексею стало нечем дышать.

— Я хочу на один день заменить тебя, Алёшка. Хочу побыть с твоей супружницей. Ты же мне не откажешь? Она мне тоже нравилась в детстве. Но… всё это в прошлом. И потому я прошу лишь один день — с ночью, конечно же. Ведь мы — близнецы, и она ничего не заподозрит.

Пригвождённый к горе Алексей не мог вымолвить ни слова. Вьюга бросила в его лицо ледяные иголки, а он даже не моргнул.

Сергей продолжал:

— Она, должно быть, очень хорошенькая сейчас? Уверен, так и есть. Что же: обещаю быть с ней очень нежным. Но это справедливая плата за то, что ты натворил. Не так ли?! Ну, а если ты не согласишься, — Сергей развёл руками, — то, извини, брат: я натравлю монстров и на тебя, и на твою жену!

Ветер, как хлыстом, ударил по щеке Алексея. Ещё раз. И ещё!

— Не губи, Серёжка. Не смей! Моя Наташка! Слышишь? Моя! Не отдам!

Тут скала сравнялась с Сергеем и нависла над его братом. Тот будто заскулил. А затем сбивчивым голосом стал предлагать нашедшемуся близнецу:

— Деревня. Забирай нашу деревню — всю, до последнего жителя. А там почти триста душ. Да твоим монстрам надолго хватит! Слышишь? Слышишь?!

Сергей, не отрываясь, смотрел на свою копию и продолжал молчать. Копия же тараторила дальше:

— Да! Твои монстры смогут долго питаться. Там очень много людей. Триста душ. Вот пир можно устроить! Я же с женой уеду так далеко, что ты больше обо мне ничего не услышишь! Никогда! Слышишь? Никогда! Никогда! Ну? Ну-у!

Сергей качнул головой. Монстр-скала тут же выровнялся, а в его необъятном животе снова заурчало.

Пятясь, Алексей всё повторял и повторял:

— Триста душ! Триста. А мы уедем! Уедем. Ты нас никогда больше не увидишь! Триста душ… Триста…

Сергей, провожая взглядом Алексея, качал головой и шептал:

— Мои монстры? Эх, брат. Твои это монстры. Именно твои страхи породили этих созданий. А потом, — он тяжело вздохнул, — а потом ты отдал им меня на пропитание. Так что они не мои, а твои.

Неожиданно он засмеялся и в голос сказал:

— Но я за ними хорошо присмотрел, не так ли? Ха-ха-ха. — Только смех этот был без веселья.

Чудовище за его спиной глухо зарычало. Его хозяин погладил косматую ногу и проговорил исчезнувшему в буране брату:

— Ты и правда думал… будто я не знал, как ты живёшь? И… с кем ты живёшь? Эх, брат-брат…

Будто услышав ответ, он снова покачал головой.

— Ты великодушно отдаёшь нам деревню, будто её хозяин. Но в чём повинны эти люди? Не-ет, не про них эта история. Не про них, брат.

Последнее, что удалось ветру заглушить в ту снежную ночь, были слова: «Ты, главное, теперь ничего не бойся, Алёшка. Главное, не бойся…»

* * *

Вернувшись на следующее утро в деревню, Алексей собрал свой нехитрый скарб и укатил с женой за столько вёрст, что не сосчитать их было ни хитроумными механизмами, ни шагами, ни учёными головами. Куда? Никто из жителей деревни так и не узнал. Он просто не попрощался ни с кем. То ли времени у него не оказалось, то ли что-то человеческое поистрепалось.

А через несколько месяцев — в аккурат к первому дню весны — пришёл тот самый долгожданный день.

— Бояться не нужно, — успокаивал врач Алексея. — Уж какие я только роды не принимал за свою жизнь! Справимся и в этот раз. Так что ни-че-го-не-бойтесь!

Когда же доктор, наконец, увидел новорождённого, то он тихо вскрикнул и рухнул без чувств подле роженицы.

На негнущихся ногах к Наташеньке подошёл Алексей.

Вскоре мир огласился ещё одним криком.