Оборотень третьего рода (Ментоморфозы) - Юлия Черных

— Есть быть внимательней! — говорю я, разворачиваюсь и выхожу, прижимая к левой груди папку для доклада с Дубининского стола. Там, наверно, важные документы, но мне по фигу, надо срочно менять китель на куртку.

В кабинете, где стоит мой стол, Костик говорит по телефону. Завидев меня, он чуть не бросает трубку. Я машу рукой: «Звони, звони». Костик продолжает:

— Да, мама… Нет, мама… Я кого-нибудь попрошу. Да вот Игоря, хотя бы (прикрыв трубку рукой) Игорь, поможешь мне шкаф перетащить?

Я киваю. Почему бы нет, мама это святое. Тамарка подождет с вечерней лекцией.

Костикова мама живет в кирпичном доме вполне буржуйского вида, рядом с Цыганским парком. Надо же, а он плел, что предки в деревне прозябают.

Поднимаемся на двенадцатый этаж. Костик звонит. Открывается двойная стальная дверь, мы заходим. Через просторную прихожую, отвернувшись от зеркала, через широкий коридор мимо кабинета с книжными полками прохожу за Костиком в гостиную. Там, в большом кресле сидит смутно знакомый седоватый человек, а по бокам имеются двое бойцов в черном и при каждом по собачке породы восточноевропейская овчарка. Ситуация перестает мне нравиться.

— Ну, и где шкаф? — спрашиваю я тоном Буратино на Поле Чудес. Седой улыбается, молодые ржут в голос, овчарки переглядываются.

— Славянский шкаф уже продали, не беспокойтесь, юноша. Но у меня к Вам есть интересное предложение. Как насчет перевода в Москву? Офицерская должность, работа не пыльная, зеленый район недалеко от центра.

— А, шкафа нет, — перебиваю. — Ну, я пошел.

Разворачиваюсь и устремляюсь к выходу. Собаки с лаем бросаются за мной — да что они мне сделают! — боевики спешат следом. В коридоре устраивают кучу-малу, пытаясь меня задержать, расталкиваю всех локтями, собак отшвыриваю не глядя, бегу к двери…

И тут падает сетка.

Она накрывает меня со всех сторон. Пытаюсь ее скинуть, разорвать, но только больше запутываюсь. Заставляю себя успокоиться и не трепыхаться. Сетка наша, противопобеговое заграждение «Паутина», сам ее испытывал, разорвать даже Троллю не под силу.

Краем глаза замечаю, что бойцы в черном подбираются со спины со стропой руках. Думай быстрее, мудило каменное! Эх, был бы я Умником. Да даже если бы Скорпионом… Стоп. Зеркало. В прихожей.

Осторожно, насколько позволяет сетка, продвигаюсь к выходу. Кто-то из бойцов суется под руку и получает локтем в лицо. Другой, посообразительней, пытается сбросить меня на пол, дергая сетку, но я уже ухватился за край косяка, я уже вижу свое отражение. Ну же!

Мы с отражением встречаемся глазами. Зеркало на мгновение мутнеет и возникает страшная белесая морда с тонкими усиками, черными жвалами, глазами на стебельках. Скорпион! Тоже не фигово. Ну, хватит любоваться.

Резким движением клешней разрезаю кевларовую сетку и вываливаюсь наружу. На дверь времени нет. Пробегаю мимо застывших от неожиданности врагов, мимоходом хлестнув хвостом Седого, врываюсь в кабинет. Там хватаю какую-то папку и бросаю в окно. Стекло со звоном лопается. Взмахнув рудиментными крылышками, я выпрыгиваю наружу и цепляюсь всеми шестью лапами за стену. На землю летят осколки разбитого стекла и бумаги, осыпая куртку и хитиновый панцирь.

Наверно, со стороны удивительное зрелище — из окна двенадцатого этажа выпрыгивает милиционер и повисает на стенке головой вниз. Опять прокол, а что делать? Спишем на секретные технологии.

Однако, бойцы сейчас опомнятся и начнут палить или побегут внизу встречать. Панцирь Скорпиона так просто не прострелишь, но машиной догнать и задавить легко.

Добираюсь до пожарной лестницы и соскальзываю вниз. Руки покрываются ржавчиной и голубиным пометом. На бегу вытираю их о бумажки, высыпавшиеся со мной из окна. Перемахнув через дорогу, вбегаю в мелкий хаотичный осинник, стремительно, насколько позволяют кусты, несусь через овраг и скрываюсь в гуще бурелома. Все ребята, хрен поймаете, я дома.

Цыганский парк так зовется, потому что здесь периодически цыгане шатры раскидывают. Для города это и бедствие и удовольствие. Для горотдела бедствие однозначно. Впрочем, сейчас цыган нет. Проскакиваю поляну в овраге, где шатры стояли, выдавливая по дороге из брюшка капли тягучей жидкости, забираюсь в кусты, падаю и задними ногами забрасываю себя листвой. Глаза на стебельках оставляю снаружи, чтобы ориентироваться в ситуации.

Блин, какое брюшко, лапки, глаза на стебельках! Ничего этого у меня нет, и в то же время есть. Внешне я выгляжу всегда одинаково: крепкий светловолосый парень Игорь Акимочкин. Скорпионом я себя называю условно — настоящие скорпионы не такие, у них восемь, а не шесть конечностей и никаких крылышек. Но мой организм ведет себя так, как будто у него есть эти усики, глазки, липучки на лапках. И вот сейчас, уткнувшись лицом в мокрую августовскую траву, я вижу все, что происходит снаружи.

В отдалении слышу возбужденные голоса и собачий лай. За мной, что ли? Точно, я их чувствую. Сейчас будет кино. От слова «кинология».

Здоровенная овчарка, резво бежавшая в мою сторону, вдруг завертелась на месте, заскулила, обделалась и бросилась обратно. Другой пес учуял меня раньше — я слышал вой и ругань довольно далеко. Собаки — они не люди, собаки знают, с кем не стоит связываться.

Через несколько минут на поляну, тяжело дыша, выскакивает Седой и предатель Костик.

— Он где-то здесь. Собаки дальше не пошли. Можешь его обнаружить?

Костик поводит носом и оглядывается.

— Нет, Виталий Семенович, не чую. Цыгане махорку у шатров рассыпают, чтобы анаша не пронюхивалась.

— Тьфу, — расстроено говорит Седой. — Ну и что от тебя толку? Ты хотя бы понял, кто это?

— Игорь Акимочкин, наш сотрудник, я привел, как велели…

— Дурак, какая метаморфема?!

Костик пожимает плечами.

— А я знаю? Вам виднее. Вы же их лепили.

В кустах сижу до темноты, не столько опасаясь нападения, сколько привыкая к Скорпиону. Превращения днем опасны тем, что не успеваешь настроиться на новый образ. Спроси сороконожку: как она ходит, и сороконожка не двинется с места.

Они очень разные, мои зеркальные сущности. В юности Умник прочитал про оборотней все, что достал и узнал, что бывает два рода: истинный оборотень и оборотень второго рода. Истинный широко описан в литературе, от древних китайцев до Проспера Мериме. Под действием луны оборотень превращается в зверя и кушает всех подряд. Оборотень второго рода придумали опять-таки китайцы, а эстафету подхватили писатели-фантасты. Как лисы Поднебесной, оборотни второго рода сохраняют личность и помнят все свои приключения.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});