История жизни венской проститутки, рассказанная ею самой - Жозефина Мутценбахер

Итак, наш почтенный читатель держит в руках книгу, в которой речь пойдёт о жизни в её физиологическом проявлении. При этом не следует забывать, что в руках у него классический роман, а не что-то другое. И прочитав этот роман, он с удивлением обнаружит, что литература не сводится к сухой фактологии, развлекательности или к занудному морализаторству. Литература богата как жизнь. А жизнь гораздо богаче литературы. На страницах романов о жизни венской проститутки Жозефины Мутценбахер речь пойдёт о разврате и о проституции. Проституция же является той социальной стороной жизни, о которой все знают и которой порой пользуются, но упоминать о которой в «приличном обществе» почему-то не принято. Интересно спросить – почему? Порнография, описывающая и изображающая указанное явление, тоже, казалось бы, находится вне рамок приличий, однако не становится от этого менее реальной (как и порождающие её проституция и половая жизнь в целом) стороной общественного бытия и приватной жизни человека. Оставляя историкам, социологам и исследователям нравственных категорий оценку причин возникновения и общественно-обусловленной роли проституции, позволим себе сказать несколько слов о порнографии как литературном жанре.

«Мировая литература останется неполной, если не причислить к ней „Фанни Хилл“, которой наша венская распутница может не без успеха составить достойную конкуренцию. Жозефина Мутценбахер исчерпывающим образом описывает тот физиологический ландшафт, который в других книгах пытаются завуалировать или оставить за рамками повествования, – пишет в своей статье литературовед Георг Хензель, и продолжает: – Наша героиня задирает обычный для той эпохи „фартук стыдливости“ и обнажает нашему взору почти всё то, что этот фартук, якобы, прикрывал. Едва ли осталось хоть одно место (прежде пуритански заменяемое троеточиями, дабы заставить читателя вообразить себе нечто большее, чем там было), которое бы она не описала с простой выразительностью, отчего отпадала всякая нужда в дальнейшей работе фантазии».

Порнографический жанр, безусловно, имеет свои культурно-исторические корни и опирается у каждого народа на общественно-социальные и национальные традиции, но апеллирует к той части человеческой сущности, которую принято называть физиологической. И апеллирует, заметим, по-разному. Например, китайская классическая поэзия, в отличие от фольклорной, совершенно исключала изображение не только физических аспектов любви, но даже эмоциональное и чувственное отражение этого проявления человеческой жизни в слове. Только дружба, дорога, пейзаж, медитация. Напротив, традиция индийская, основанная на древней мифологии, не только во всех деталях обрисовывала физиологическую область существования, но ставила её в центр религиозного и художественного внимания, тщательно и подробно разрабатывая её формы и вариации в бесчисленных памятниках культуры и объектах поклонения. В Европе вышеозначенное явление тоже возникло не вчера, а восходит к античности, когда творили Апулей, Овидий и другие. Так в поэме «О природе вещей» Тит Лукреций Кар говорил:

«Образом только людским из людей извергается семя.Только лишь выбьется вон и своё оно место оставит,Как, по суставам стремясь и по членам, уходит из тела,В определённых местах накопляясь по жилам, и тотчасТут возбуждает само у людей детородные части,Их раздражает оно и вздувает, рождая желаньеВыбросить семя туда, куда манит их дикая похоть,К телу стремятся тому, что наш ум уязвило любовью».[2]

В христианскую эпоху тема эротики, особенно начиная с Возрождения, тоже не осталась без внимания. Причём имела как фольклорное, народно-бытовое проявление (немецкие народные шванки, припевы венских предместий, еврейский повседневный лексикон, русские сказки, собранные А. Н. Афанасьевым, некоторые карпатские истории и т. д.), так и художественно-литературное, связанное с творчеством профессиональных живописцев и писателей (Боккаччо, Шекспир, Гёте, де Сад, Лафонтен, фон Захер-Мазох, Пушкин, Лермонтов, Барков, Языков, Дружинин, Некрасов, Тургенев, Бодлер, Уайлд, Шницлер, Моргенштерн, Кузмин и многие другие).

«Почему бы не поставить Мутценбахер в один ряд с Артуром Шницлером?» – задавался вопросом критик одной влиятельной газеты.

Что же касается книги, которую читатель держит в руках сейчас, то здесь мы имеем дело не только с порнографией как жанром, но и с блестящей литературной мистификацией. Появление подобного рода литературы, как правило, сопровождалось всегда общественным скандалом, звучным резонансом в умах современников, всплеском критического остроумия на страницах периодических изданий и взрывами негодующего протеста со стороны той части морализирующей публики, которая не приемлет самого факта существования эротики. Книги сжигали и запрещали. Однако кроме всего прочего отличие нашей любезной героини от всевозможных языческих богинь заключается в том, что Жозефина в самом деле существовала.

Она появилась на свет во второй половине девятнадцатого столетия в венском предместье Хернальс и, прожив богатую любовными событиями жизнь, на склоне лет умерла в имении под Клагенфуртом.

Впрочем, подобные факты любителей чтения не очень заботят. А большинство исследователей данного текста сходятся в одном мнении: указанная книга принадлежит перу известного австрийского автора Феликса Зальтена, весьма плодовитого прозаика и театрального критика. Ко времени написания «Жозефины Мутценбахер» (1906) Феликс Зальтен уже создал целый ряд художественных произведений – «Мемориальная доска принцессы Анны», «Густав Климт», «Маленькая Вероника», «Крик любви», «Возлюбленная Фридриха Красивого» и многие другие. Однако свою «Жозефину» он написал анонимно, хотя уже вскоре после её выхода в свет вся читающая венская публика не сомневалась, что она принадлежит Зальтену. Это была типично венская классика, связанная с именами Артура Шницлера, Петера Альтенберга и Эгона Бара. Сам Феликс Зальтен занимал в то время пост президента австрийского ПЕН-клуба.

Наибольшую известность и славу далеко за пределами Дунайской монархии принесла ему книга «Оленёнок Бемби», экранизированная в Америке Уолтом Диснеем. Никого, кто читал книгу «Мутценбахер», не должен был миновать «Оленёнок Бемби» Зальтена в качестве обязательного чтения. И парадокс заключается в том, что оба героя этих книг – и Бемби-оленёнок, и Жозефина-распутница – имели целью своих похождений научиться у высших позвоночных свойственным тем от рождения боязни и страху.

«Но их организм не подчинился этому року, – пишет современный немецкий литературовед К. Х. Крамбах. – Они не чувствуют опасности, они игнорируют царящее в мире зло, которое является всё же основным звеном, главным компонентом морализма и доминирующих в обществе нравов. Оленёнку удаётся научиться тому, что если ты хочешь уцелеть в дебрях жизни, ты должен уметь постоять за себя и оставаться одиночестве. Воспитание принца Бемби в лесу завершается позицией героического отречения и самоизоляции.