Неторопливая машина времени - Элизабет Вонарбур

Ты действительно все еще ждешь, Эгон? Или это ожидание уже стало частью тебя, превратилось в немного печальную — и немного сладостную — привычку, нечто вроде давно ставшей знакомой молитвы или обычного пари, в твою личную способность верить в предельную гармонию Вселенной? Если она вернется, что ты ей скажешь, этой Талите, которую ты считаешь своей?

Вообще-то ему казалось, что у него есть, что сказать ей.

* * *

— Наставник-врач! К входной двери! — раздался настойчивый голос Тенадена по интеркому. Кажется, что-то случилось. Эгон вскочил и бегом бросился вниз по лестнице. Он оказался на месте одновременно с Вирри, которого призыв застиг скорее всего в библиотеке. Вестибюль все еще был затоплен волной холодного воздуха, ворвавшегося в помещение, когда Тенаден распахнул входную дверь. Он увидел силуэт старика, склонившегося над неясной, присыпанной снегом фигурой со странным горбом.

Но горб оказался всего лишь большим рюкзаком, и Вирри с помощью Тенадена принялся расстегивать жесткие ремни, в то время как Эгон занялся неподвижным телом. Сначала он приподнял веко, затем попытался уловить биение пульса на горле; проверяя, нет ли переломов, он случайно задел небольшую грудь на почти неподвижной грудной клетке. Потом он закатал рукав, чтобы прижать к холодной коже диффузионный шприц. Только глубокое истощение; обморожений, к счастью, не было. Тепло и непродолжительный отдых — и все придет в норму.

Девушка оказалась сильно исхудавшей, очень бледной и очень юной, что едва удалось разглядеть под слоем покрывавшей ее тело грязи, накопившейся за время долгого пути по горам. Очевидно, она смогла продержаться только благодаря исключительному напряжению воли вместе с полной неосведомленностью, если она попыталась добраться в одиночку до Центра в это время года. И это предприятие успешно завершилось. Она ненадолго пришла в себя, когда Эгон осторожно растирал ее мочалкой в ванне, наполненной горячей водой. Она открыла ярко голубые глаза, посмотрела на Эгона затуманенным взором и пробормотала: «Это Центр?»

— Да, конечно, — ответил ей Тенаден с улыбкой, которой она, несомненно, не увидела, потому что ее тело тут же тяжело обвисло в руках Эгона, когда она снова потеряла сознание.

Аккуратно высушив девушку полотенцем, Эгон отнес ее в одну из свободных комнат. Его совсем невесомая ноша, от которой исходил аромат чистого детского тела, выглядела настолько трогательно, что Эгон с волнением и легкой иронией улыбнулся сквозь прядь влажных волос, прилипших к его щеке: несмотря на два десятка лет, проведенных им в Центре, он все еще сохранял свежесть восприятия, и удивительная самоотверженность учеников продолжала восхищать его. С помощью Тенадена он уложил девушку в постель. Пока он старательно укутывал ее одеялом, Тенаден осмотрел содержимое рюкзака. Там не было почти ничего, кроме самого необходимого для выживания высоко в горах. В конце концов, промежуточные станции на пути к Центру на расстоянии не более ста километров друг от друга, иногда даже меньше. Тенаден выпрямился с удовлетворенным восклицанием: он обнаружил то, что искал — удостоверение личности девушки, заложенное между страницами книги «Новые горизонты», которую почти наверняка можно найти у любого стажера.

Неожиданно Эгон увидел, что выражение лица Тенадена изменилось. Его старый приятель бросил на него быстрый взгляд, затем посмотрел на уснувшую девушку и протянул Эгону запечатанный в пластик конверт.

У Эгона в голове одновременно мелькнули две мысли; сначала это невозможно, потом ну, конечно. Судя по дате рождения — октябрь 1962 года — ей едва исполнилось девятнадцать лет. Она родилась в Монрёале, на Новеландии. Меньше, чем за три месяца, она пересекла два континента, если верить дате, отмеченной в карточке стажера. Этого не может быть.

И ее зовут Талита Меланевич.

Он никогда не думал об этом. Невероятность произошедшего едва не заставляет его улыбнуться. Тем не менее, все Талиты, которые прошли через Центр, родились на Земле, он точно знает это. Так же, как его Талита; точнее говоря, самая первая Талита. Но он никогда не предполагал, что одна из них может существовать здесь, в этой вселенной, именно на этой планете и, тем более, одновременно с ним.

Ладно, не совсем одновременно: эта Талита еще не родилась, когда он встретил свою Талиту двадцать четыре года тому назад.

Потрясенный ощущением нереальности происходящего, что бывает всегда, когда его охватывают воспоминания, связанные со временем, он зажигает лампу в изголовье постели и смотрит на тонкое лицо. Линия бровей, может быть, линия рта; скулы… голубые глаза. Да, похоже. Но она такая юная, такая бледная и такая истощенная. И лицо ее свободно от всех масок, стертых глубоким сном. Обязан ли он узнать ее (почему бы не проявиться своего рода голосу крови)? Он улыбается: нет, он все же не узнает ее. Но это тоже Талита, как и все предыдущие. Не та, которую он все еще ждет несмотря на все, не та, которая обещала ему вернуться. Эта девушка всего лишь ученица, она еще никогда не проходила через Мост. Как это странно. Совсем новая Талита. В то же время, чем-то неуловимым прежняя. Для тех, которые до сих пор проходили через Центр, первое Путешествие было в далеком прошлом — для тех Талит, которые не узнавали его. Или узнавали только потому, что уже встречали на своем пути, в какой-то из бесчисленных вселенных, другого Эгона. Им могло быть двадцать, тридцать, сорок и даже больше лет. Но обычно у них было больше сходства с его Талитой, чем у этой жалкой тощей девчонки.

Прикрыв за собой дверь в темную комнату, Эгон неожиданно подумал, что для нее все происходит в первый раз: она ведь впервые очутилась в Центре. И впервые встретила Эгона.

* * *

И потому, что это его обязанность, как наставника и врача, а также — и он хорошо понимает это, — потому что он ее первый Эгон и потому что она так мало похожа на его Талиту, он оказывается у изголовья постели, когда настает момент пробуждения девушки. Голубые глаза медленно открываются и останавливаются на его лице.

На редкость жесткий взгляд.

Удивленный, он ощущает, как в одно мгновение этот недоверчивый взгляд охватывает его, оценивает и отодвигает в сторону — как объект, не представляющий в данный момент опасности. Он мог бы поклясться, что на неподвижном лице промелькнуло и выражение презрения. Девушка произносит, как и накануне: «Центр», но странным голосом, лишенным какой-либо интонации. На ее лице ничего не изменилось — не нахмурились брови, не напряглись мышцы — она выглядит идеально расслабленной. И только глаза выдают то, что скрывает все ее тело: она настороже и готова к мгновенной реакции при малейшем признаке опасности.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});