Приказа не будет - Игорь Берег

– Ты-то чего развоевался? – спокойно спросила Наталья, откладывая журнал сканвордов. – Зачем вообще за эту муру взялся?

– В детстве, помнится, читал, – признался Евгений, остывая. – Вот и подумалось, что интересно теперь будет. Тогда все вправду замечательным казалось. Как же, герои! А теперь – бредятина несусветная!

– Может, ты стареешь? – хитро сощурившись, предположила жена. – Оттого и всем недоволен.

Но Евгений был не склонен шутить.

– Не так уж я и постарел, – заявил он. – Заматерел – это вернее. И опыт появился.

– Послушай, – Наталья наклонилась к нему через столик. – Какой опыт? Зачем он тебе теперь нужен? Все, служба окончена, ты в запасе! И нужно только надеяться, что запас этот никому и никогда не потребуется! Вокруг – мирная жизнь! Завтра море увидишь, на песочке поваляешься. Война закончилась! Сиди и спокойно пей пиво. Хочешь, я тебе рюмочку плесну?

– А у тебя есть? – недоверчиво уставился на супругу Евгений. Не то чтобы жена ограничивала его в потреблении спиртного, он сам себя лимитировал. Но вот в поездках обычно не выпивал, поскольку по профессиональной привычке считал, что в деле алкоголь – только помеха.

– Спрашиваешь! – сказала Наташка. – Чтобы у жены такого вояки да не было заначки?

И конец дня у них прошел мирно и даже немного весело. Вагон, покачиваясь, несся вперед, впереди была неделя отдыха на море, а на столе стояла фляжка с коньяком и отменная закуска: бутербродики с икоркой, маслины без косточек и ломтики нежирной ветчины. Отпуск все-таки!

Но одна мысль все же не давала Миронову покоя. Он запомнил слова жены и думал: а закончилась ли война? Неужели действительно закончилась?..

Даже после двух рюмок коньяка ему что-то не спалось. Такое нечасто случалось, он умел заставить себя заснуть в любой обстановке и на любое необходимое время. Не на сутки, разумеется, но часов на десять – вполне. Сегодня как-то не получалось. Может быть, виноват был старый вагон, стучавший колесами на стыках рельс как-то особенно звонко. Наташка преспокойно дрыхла, не обращая ни на что внимания, а он все ворочался. Наконец, плюнув на сон, решил подняться и сходить покурить в тамбур. Поезд только что миновал Туапсе, повернул, и в окно стало видно ночное Черное море. Миронов никогда особенно к морским пейзажам не тяготел, в душе его ничего не шевелилось при виде водной глади. Он был сухопутным или, если хотите, воздушно-сухопутным офицером и не понимал восторженности некоторых своих приятелей, которая слышалась в их голосе, когда речь заходила о кораблях и морских сражениях. Один, к примеру, все переигрывал итоги Русско-японской войны и считал, что если бы Россия тогда победила, то история пошла бы совсем другим путем, более благоприятным для несчастного государства, без революций и Гражданской войны. Сам Евгений сильно в этом сомневался, но с приятелем не спорил, поддакивая и кивая в нужных местах. Так этот мечтатель просто бредил крейсерами и прочими миноносцами, мог перечислить состав императорских флотов, водоизмещение и вооружение каждого судна. Ну и так далее. Это притом, что сам никогда даже не стоял на палубе боевого корабля, а плавал (пардон, ходил!) только однажды на комфортабельном круизном лайнере вокруг Европы.

Вид ночного моря все же завораживал. Евгений несколько минут посидел на постели, бездумно глядя в окно, потом поднялся, взял со стола сигареты и зажигалку, потихоньку сдвинул скрипучую дверь и проскользнул в коридор. В конце вагона, около своего купе возился проводник, нелюдимый дядька неопределенного возраста, у которого Наталья даже не стала пробовать просить чая. Миронов направился в другую сторону, в тамбур, где разрешалось курить, и к стене была пришпилена самодельная пепельница. Раньше пепельницы стояли фабричного производства, теперь же они повсеместно исчезли. То ли руководство Российских железных дорог таким образом поддерживало кампанию против курения, то ли иностранцы на сувениры разворовали.

Он вышел в грохочущий тамбур, озаряемый двумя чрезвычайно тусклыми лампочками под потолком, прислонился спиной к трясущейся, словно в лихорадке, стенке рядом с одной из боковых дверей и закурил, поглядывая в окно, на бегущий пейзаж кисти не Айвазовского, а природы. Все та же мысль крутилась в мозгу. Не то чтобы совсем навязчиво, а так, на краю сознания.

Война закончилась? Он столько лет был на войне, ходил через линию фронта. Да что там, он и воевал в основном за линией фронта, каждый раз более или менее успешно возвращаясь домой, на свою территорию. Но ведь теперь уже много лет, как он вернулся оттуда совсем, он живет мирной жизнью и почти уверен, что из того запаса, в котором находится, вряд ли кому-то придет в голову его призвать. Так что же сейчас ему не дает покоя? Да, он подобен старому боевому коню, который тихо ржет, заслышав далекий зов трубы. Но ведь и трубы совсем не слышно…

Открылась дверь и в тамбур вышел какой-то человек. Встал у другой двери, закурил. Чтобы не отвлекаться от своих мыслей, Евгений повернулся к нему спиной, уставился в грязное окно. И через пару секунд напрягся. Что-то насторожило его. Сквозь грохот колес, особенно громкий здесь, в самом конце поезда, он вряд ли мог различить какие-нибудь подозрительные звуки и все же…

Кажется, у него за спиной тихо и аккуратно взвели пистолет. Абсурдная мысль, не правда ли? Кому придет в голову взводить пистолет в тамбуре поезда, едущего по побережью Черного моря? Он хотел уже рассмеяться от дикости своего предположения, но напряжение не отпускало. Там, за спиной, определенно что-то происходило. Взгляд оторвался от морского пейзажа и сосредоточился на оконном стекле, которое хотя и плохо, но работало сейчас в качестве зеркала.

Вовремя, потому что, уловив знакомый отблеск вороненого ствола, Евгений мгновенно присел, одновременно разворачиваясь и бросаясь на незнакомца, уже стоявшего в классической позе стрелка.

Выстрел все же прозвучал, сухо и негромко, как это бывает, когда используют глушитель. Над головой Миронова блеснула вспышка, тамбур сразу наполнился дымом и запахом сгоревшего пороха.

Но Евгению было не до этого. Сбив с ног стрелка и вырвав без особых усилий из его рук пистолет, он несколько раз приложил того затылком о металлическую дверь. Потом, взяв за лацканы пиджака, поднял обмякшее тело, поставил на ноги и прислонил к стене.

Незнакомец сознания не потерял, но и воли к сопротивлению у него не было. Глаза, круглые, испуганные, смотрели безо всякого смысла куда-то сквозь Миронова. Парню… Да какому там парню! Мужчине было хорошо за тридцать. Выглядел он вполне пристойно и одет был соответственно. Джинсы, легкая рубашечка и летний пиджачок. Человек, как человек и не скажешь даже, что такой способен палить в людей из пистолета с глушителем.

Но время шло, и надо было для начала допросить этого типа. Встряхнув его еще раз, Евгений ткнул стволом трофейного оружия в зубы и прошипел как можно более угрожающе:

– За что? Почему ты в меня стрелял?

Взгляд незнакомца фокусной настройки не поменял. Он все так же смотрел сквозь Миронова. Пришлось стволом влепить ему по скуле. А что прикажете делать, если человек разговаривать не хочет, когда его так вежливо спрашивают?

Вот тут, кажется, незнакомца немного проняло, тем более что стреляющая железяка рассекла кожу на лице и по щеке потянулась тоненькая струйка крови. Он шевельнулся, то ли стараясь вывернуться из захвата, то ли стремясь встать попрочнее, посмотрел в самые глаза Евгению и спокойно сказал:

– Чили.

Миронов даже растерялся.

– Какой чили? Соус, что ли?

– Страна, – все так же спокойно поправил стрелок.

Евгений все еще ничего не понимал.

– Какая, к черту, страна? При чем здесь страна? Кто тебя послал?

И вот тут случилось вообще уже невообразимое. Незнакомец вдруг оскалился, словно собираясь укусить врага за нос, вздернул одну свободную руку вверх, поднес ко рту край воротника рубашки и… впился в него зубами.

Миронов отпрянул, все еще не отпуская лацкан пиджака противника. Лицо стрелка исказила судорога, он шумно выдохнул, изогнулся всем телом и, обмякнув, стал сползать на пол. Евгений не препятствовал, разжав пальцы. Он понял, что случилось, но смысл произошедшего все еще не доходил до него. Человек банально раскусил ампулу с быстродействующим ядом и умер. Но почему? Что такого особенного спросили у него? Кто послал убить Миронова? Из-за этого стоило травиться? Бред какой-то!

Впрочем, неменьший бред, чем сам факт покушения на мирного бизнесмена, да еще и направляющегося на отдых. Все просто не укладывалось ни в какие разумные рамки…

Вагон грохотал и раскачивался, а он стоял над трупом неизвестного человека в полной растерянности. События развивались слишком быстро, не оставляя времени на то, чтобы хоть немного подумать.

Наконец профессиональная выучка взяла верх над эмоциями. Присев, Евгений быстро обыскал карманы пиджака незнакомца, вытащил какое-то удостоверение и блокнот. Бумажника не было.