Жёны энтов - Алексей Сергеевич Лукьянов

вас, блядь, отпетушат всех, — психанул Федька. — Или вы уже все мастёвые, что его защищаете?

— Если мы мастёвые, то ты тем более мастёвый. Вспомни, кто у Трефилова в любимчиках по рукопашному?

Федька вскочил.

— Пидарасы! Только попробуйте кому-то распиздеть.

— Съебись в ужасе.

Федька ушёл, мы остались. Что теперь делать, не знал никто. Каким бы гандоном Прошин ни был, сомнения в нас он заронил. А если Трефилов и впрямь впопеску? Может, он свои тёмные делишки на стороне обстряпывает, может, втайне с кем-то из наших долбится.

— Короче, не дёргаемся, — сказал Жека.

Хотя он и не был в классе самым сильным и самым умным, но уважением пользовался, потому что никогда не ссал и зря языком не пиздел. И хотя мы близнецы, Жека всегда был за старшего. Я не возражал. Быть взрослей мне не хотелось, вся эта мутотень наступит в срок, и нехуй бежать впереди паровоза, как говорит наш папка. Папка, кстати, тоже признавал Жекин авторитет, и охотно обсуждал с ним ведение домашнего хозяйства.

— А если этот уёбок всё же завалит Игорича? — спросил Тоха.

— Кишка у него тонка. Он сначала школу закончит, а потом уже гадить Трефилу начнёт.

Это тоже было правдой — Федька в гимназии держался во многом благодаря Сергею Игоревичу. У Прошина были выдающиеся данные по спорту и рукопашке. Он тянул нас на всех соревнованиях, и под высокие показатели школа получала дополнительные субсидии. Но успеваемость у Федьки была из рук вон. Если у него что-то не получалось, он мог разорвать тетрадь, швырнуть ручку в учителя, треснуть кулаком по парте. Большинство преподавателей в школе мирились с этим только потому, что Сергей Игоревич заступался за Прошина. Без поддержки классного Федьке нечего было ловить. Тем глупее выглядел его поступок: залупаться на единственного учителя, который к тебе хорошо относится, будет только полный идиот.

Разговор был окончен, мы разошлись.

Всю дорогу от школы до дома мы с Жекой не проронили ни слова. И только когда вошли в квартиру, Жека облапил меня прямо в прихожей. Мы упали, чуть не на карачках доползли до моей комнаты, сдирая друг с друга одежду, и даже порнуху включать не стали, так справились.

Только не надо думать, будто мы гомики и всё такое. И Жеку, и меня возбуждает порно с девками (никакого другого мы и не видели), и стены у нас обклеены постерами с голыми бабами, и дрочим мы каждый на свою любимую актрису. Но иногда захлёстывает такая тоска и страх остаться одному, что быть вместе — единственный выход. Порой мы делали это ночью, с тревогой прислушиваясь к ночным звукам в квартире — не проснулся ли папка, не услышал ли? Но он всегда храпел и ничего не слышал.

Потом нам, конечно, было стыдно, мы не смотрели друг другу в глаза, и со стороны могло показаться, что мы поссорились. Это не так, мы с Жекой были очень дружны. Сердца наши разрывались оттого, что нежность свою мы проявляли так пидорски. Но пользоваться куклой, которая находилась в специальном шкафу и была доступна, нам не хотелось. Кукла — не человек, хотя её можно пользовать во все отверстия, и ничего она в ответ не скажет. Она не будет дышать вам в шею, не стиснет так, будто боится потерять. А домработницы у нас не было.

Содержание домработницы обходилось дорого. Постоянные тренинги, отдельная комната, браслет слежения, эстетическая хирургия, лекарства, одежда, косметика. Да и рискованно — бывали случаи, когда тренинги не помогали и домработницы срывались. Впрочем, вы и сами это теперь знаете, так что объяснять, думаю, не нужно.

После близости мы принялись драить квартиру, будто пытались избавиться от следов преступления. Постельное бельё, одежда — в стирку, потом я с пылесосом, а Жека — с тряпкой и шваброй, каждую комнату, окна нараспашку, чтобы проветрить квартиру. Я думал, как помочь Сергею Игоревичу, Жека тоже об этом, правда, немного в другом направлении. После уборки я пошёл в душ, и тщательно вымылся. Когда я вышел, Жека чистил на кухне картошку.

— Мы должны позвонить, — сказал он.

— Игоричу?

— В милицию.

— Ты чё, ёбнулся? — обалдел я.

Жека не обиделся. Он даже не обернулся на меня, просто стоял у раковины и снимал с клубней тонкую аккуратную стружку.

— Завали и слушай, — продолжил он. — Стопудово сейчас все наши растрепали своим родакам про Федьку и его ёбаного дядю. Если родаки не идиоты, они уже звонят в ментовку. И если Трефилов действительно впопеску, а мы не позвоним, это может плохо для нас кончиться. Станут спрашивать, почему вы одни не позвонили, начнут проверять. Нахуя нам это надо?

— Ты же сам…

— Колян, если мы этого не сделаем, нам пиздец, понимаешь? И папке пиздец. Мы должны…

— Понял, не дурак, — огрызнулся я. — Только это без меня.

— Как хочешь. Дочистишь картошку? Мне тоже в душ надо.

Я занял его место.

— Только не обижайся. Так надо.

— Проехали.

В душевой зашумела вода. Я чистил картошку и думал. Конечно, Жека был прав. По телевизору и в соцсетях постоянно сообщалось о пропавших пацанах нашего возраста, о неопознанных трупах. Разбуди нас во сне, мы без ошибки могли оттарабанить правила поведения с незнакомыми людьми. Мы их не просто наизусть знали, мы их соблюдали! Но всё равно: раз в полгода — в год, то тут, то там исчезали пацаны. Трефилов мог оказаться хорошо зашифрованным педофилом.

Но я в это не верил.

— Жека, я всё, — крикнул я. — Хлеба купить надо.

— Деньги на тумбочке, — ответил Жека сквозь шум воды.

Это был последний раз, когда я слышал его голос.

Не нужно думать, будто я не боялся. Худшего ужаса я в жизни не испытывал, даже потом, когда всё оказалось гораздо страшнее. Мне казалось, что за мной следят, за каждым углом я видел харю Федьки Прошина, в каждом встречном — неведомого мне дядю Гошу из Сибири. Пару раз я даже порывался уйти, но понимал, что если я сейчас не сделаю то, что задумал, на это решится Жека, и что-нибудь плохое может случиться с ним. И ещё я знал, что он может не выдержать. Конечно, серьёзнее и увереннее в себе был он, но терпеливей и методичнее — я.

По пути я всё же заглянул в магазин и купил буханку ржано-пшеничного, большей частью ради того, чтобы успокоиться. Запах свежеиспечённого хлеба успокаивал, и по пути к Трефилову снюхал почти полбуханки.

Мы несколько раз были у Сергея Игоревича дома — навещали, когда он болел,