Пусть говорят… - Хеди Уилфер

— Пойми ты наконец, Стейси совсем ребенок! — случайно услышала она однажды разговор братьев, полагавших, что они совершенно одни.

— Она прелесть, я ее обожаю! — блаженно отвечал Генри.

Услышав тяжкий вздох Эдгара, Стейси живо представила, как он болезненно скривил строгое мужественное лицо, раздраженный телячьими нежностями кузена. Ей казалось, что человек вроде Эдгара вообще не может понять, насколько они с Генри любят друг друга.

Выйдя замуж, Стейси перебралась в квартирку, которую снимал муж, — маленькую, но уютную и с большими окнами, что для художника особенно важно. Генри делал лишь первые шаги в искусстве, но Стейси верила, что в один прекрасный день он станет знаменитым и богатым.

А пока они едва сводили концы с концами, перебиваясь кое-как на деньги, которые присылали Генри родители, и на его скромные гонорары, — портреты и рисунки ему заказывали тоже знакомые его родителей. Ну и конечно же свою лепту в семейный бюджет вносила Стейси, работавшая секретаршей. И все равно денег катастрофически не хватало, поэтому кузены все же решили продать семейный особняк…

Уже были получены несколько предложений, оставалось сделать выбор, но вмешался Его Величество Случай.

Эдгар с некоторым опозданием сделал молодоженам подарок, оплатив им двухдневный отдых в частном пансионате. И надо же было Стейси осрамиться, объевшись устриц и крабов за ужином! Всю ночь бедный Генри не сомкнул глаз, ухаживая за женой, которую буквально выворачивало наизнанку. Впрочем, он был настолько добр и внимателен, что Стейси быстро поправилась…

Узнав об этом инциденте, Эдгар шутливо попенял невестке за обжорство, и на этом историю можно было считать законченной, однако вскоре Стейси опозорилась вторично. Весьма неучтиво оттолкнув Эдгара, пришедшего обсудить с Генри какие-то вопросы, связанные с продажей дома, она буквально ворвалась в ванную, где ее долго тошнило. Именно Эдгар и сообразил первым, в чем причина ее недомогания.

— Боже мой, да она же беременна!

— Беременна… — тупо повторил Генри.

Молодые супруги пока не могли позволить себе ребенка, так как сами еще не встали на ноги. В тот вечер Стейси почти не притронулась к блюду, которое приготовила специально для гостя: кулинария была ее хобби. Этому искусству Стейси обучила тетя Эбби, повариха от Бога. Ее дочери не проявляли к этому занятию особого интереса, и все свое внимание тетушка сосредоточила на племяннице, оказавшейся благодарной ученицей.

Стейси не была наивной, однако ей ни разу не приходило в голову, что она может забеременеть, во всяком случае, так быстро…

Пока она возилась на кухне, оставшиеся вдвоем мужчины оживленно обсуждали ситуацию, не догадываясь, что Стейси все слышит.

— Ради Бога, Генри! О чем ты думал? Ты же знаешь, что она сама еще ребенок! — сердито выговаривал брату Эдгар.

— Ни о чем я не думал вообще! Разве влюбленные способны трезво мыслить?

— Ах-ах, любовь! — язвительно произнес Эдгар. — Да понимает ли кто-то из вас вообще, что это значит!

Эдгар вскоре ушел и, прощаясь, даже не поцеловал Стейси в щечку, а лишь гневно сверкнул серыми, как у акулы, глазами.

— Похоже, он меня недолюбливает, — позже пожаловалась она мужу.

Они сидели на стареньком диванчике в кухне, и Генри заботливо кормил ее с ложки, как капризную девочку, пудингом. Стейси мутило даже от одного запаха блюда, не говоря уже о вкусе, но ей упорно не хотелось верить, что она беременна.

— Эдгар к тебе очень хорошо относится, — уверял ее Генри, пряча глаза. — По-моему, он мне чуточку завидует, хотя ты и не совсем в его вкусе…

— В самом деле?.. А какие же ему нравятся девушки? — оживившись, поинтересовалась Стейси.

— Умудренные жизненным опытом, высокие, блондинки… Короче, ты понимаешь. Ну, такие, которым ничего не нужно объяснять…

Стейси вздохнула: сама она к таким девушкам не относилась, это уж точно, во-первых, потому что была полновата и всего пяти футов и двух дюймов ростом, а во-вторых, цвет волос у нее был скорее мышиный, а не белокурый или пепельный. Что же до знания жизни…

Спустя месяц, когда догадка Эдгара подтвердилась, Генри застал жену в слезах и в жутком волнении.

— Не надо нервничать, — обняв, успокаивал он Стейси. — Все образуется как-нибудь само собой…

Она моментально успокоилась, поверив ему, зная по опыту, что пока все предсказания мужа, неунывающего оптимиста, сбывались и они как-то умудрялись выкручиваться.

К Рождеству они получили чек за портрет, сделанный для одного знакомого Эдгара, и перевод от отца Генри. Эти деньги помогли им залатать прореху в семейном бюджете, и без того весьма скудном, несмотря на все старания домохозяйки быть экономной. Но в квартире по-прежнему было сыро и холодно, на Новый год Генри простудился, а потом заболела и Стейси и не смогла выйти на службу. Из офиса ей прислали вежливое письмо, в котором говорилось, что поскольку вскоре она все равно должна уволиться по беременности, то ей лучше не возвращаться на работу, а позаботиться о здоровье — собственном и будущего ребенка. Письмо пришло холодным пасмурным февральским утром, когда Стейси была на восьмом месяце, а деньги совсем закончились.

Маленькая гостиная, в которой Стейси сидела на вытертом ковре, была забита детскими вещами, естественно, не новыми, включая колыбель, которые Генри пытался отреставрировать и как-то украсить. Слезы текли по щекам Стейси и капали на живот, когда дверь распахнулась и вошел Эдгар.

Она попыталась вскочить, но зацепилась ногой за складку ковра и наверняка упала бы, если бы Эдгар не успел подхватить ее и прижать к своему дорогому кашемировому пальто. Стейси уткнулась лицом в мягкую ткань, вдохнула какой-то особенный, только Эдгару присущий запах и сразу же ощутила покой и уверенность. Но уже в следующее мгновение Стейси запаниковала: ей показалось, что деверь в душе презирает ее, толстую и неуклюжую дурочку, которая не вовремя забеременела и перечеркнула Генри карьеру.

Уловив перемену в ее настроении, Эдгар отпустил Стейси и с каменным лицом отправился к работающему за мольбертом брату.

Спустя неделю Генри примчался домой радостный и возбужденный. Он подхватил Стейси и, закружившись с ней по прихожей, закричал:

— Идея! У Эдгара родилась великолепная идея!

У Стейси закружилась голова, и она попросила отпустить ее.

— Что за идея?

— Не продавать наш особняк!

— Но ведь нам нужны деньги…

Генри был по натуре мечтателем, Стейси успела это понять. Свои фантазии он овеществлял в картинах, которые никто не покупал. И еще он был чрезвычайно внушаем.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});