Один маленький грех - Лиз Карлайл

Аласдэр оторвался от кареты, всматриваясь в край поляны. Меррик жестко схватил его за руку.

— Скажи, что не так. Аласдэр пожал плечами.

— Это была Блисс, девица, которая разносила пиво. Она всем видом давала понять, что не прочь провести некоторое время в горизонтальном положении. Я уступил ей из чистого милосердия, уверяю тебя.

— Бог мой, Аласдэр, — сказал его брат. — Ведь знал же я, что с тобой обязательно…

— Приготовиться! — прервал его Куин, отбрасывая пивную кружку. — Он приближается.

С противоположной стороны поляны к ним двигалась гора потного, издающего нечленораздельные звуки мяса, размахивающая пистолетом и серпом, зловеще сверкающим на солнце.

— Нам лучше бежать, — сказал Аласдэр.

— Будь я проклят, если побегу, — холодно произнес Меррик. — Кроме того, я оставил карету у трактира «Королевский герб».

— Один из его пистолетов заряжен, — предупредил Аласдэр. — Меррик, может быть, я и заслужил это, но ты ведь не хочешь, чтобы этот деревенский идиот убил какого-нибудь случайного гуляку.

— Друзья, лучше остаться в живых и сразиться в другой раз, — заявил Куин.

— К черту все, — подытожил Меррик.

Все трое ринулись к обходной дорожке, по которой тоже сновали люди. Она петляла у подножия холма и вела вверх, на задворки деревни. Вдоль нее хитроумные трактирщики расставили фургоны и шатры, в которых продавали пироги с мясом и пиво. Тут же расположились бродячие торговцы и цыганки, шла бойкая торговля всевозможными кустарными поделками, взбадривающими напитками и талисманами; сверху из деревни неслись звуки скрипки.

Куин прокладывал дорогу в толпе, пока она не поредела. Аласдэр с братом следовали за ним. На очередном повороте Куину пришлось шагнуть с тропинки в сторону, чтобы пропустить тощего человечка, с трудом удерживающего на плече бочонок с пивом. Меррик сделал то же. По несчастью, Аласдэр плечом задел выступающий локоть человека, несущего пиво, — тот остановился, выругался и уронил бочонок, который запрыгал вниз по дорожке.

— Ловко же ты маневрируешь! — ехидно бросил Меррик.

Аласдэр оглянулся и увидел, что кузнец сократил расстояние между ними. В каких-нибудь трех футах от него бочонок ударился о землю и взорвался пивом и пеной. Человек, уронивший его, явно решил объединиться с кузнецом и развернулся, чтобы пуститься в погоню.

За следующим поворотом оказался ядовито-зеленый фургон, а рядом с ним — большой шатер в пятнах и заплатах. Куин откинул полотнище, закрывающее вход в него.

— Быстрее сюда, — скомандовал он.

Меррик нырнул в темноту. Аласдэр последовал за ним. Какое-то время они ничего не видели и только слышали собственное тяжелое дыхание. Пока глаза Аласдэра привыкали к темноте, из полумрака раздался мрачный голос:

— Позолоти ручку, англичанин.

Он всмотрелся в глубину шатра и увидел цыганку, которая сидела за шатким деревянным столиком, вытянув тонкую руку с длинными пальцами.

— Я… я не англичанин, — почему-то нашел нужным сообщить он.

Она оглядела его с головы до ног, как если бы он был лошадью, выставленной на продажу.

— Это не совсем так, — сказала она.

По отцовской линии Аласдэр был на четверть англичанином. Им овладело неясное беспокойство.

— Позолоти ручку, — повторила она, щелкнув красивыми пальцами. — Или ты предпочитаешь уйти? Это не убежище, я здесь работаю.

— Бога ради, заплати этой женщине, — потребовал Меррик, все еще поглядывающий в щель у входа. Было слышно, как снаружи кузнец спорил с кем-то, скорее всего с человеком, лишившимся бочонка с пивом, о том, что делать дальше. Аласдэр засунул руку глубоко в карман, извлек кошелек и положил монету на ладонь женщины.

— Три, — сказала цыганка, еще раз нетерпеливо щелкнув пальцами. — По одной на каждого.

Аласдэр снова полез в кошелек.

— Садись, — приказала она, осмотрев монеты. — Все трое садитесь. Те глупцы не войдут сюда. Не посмеют.

Куин и Меррик удивленно уставились на нее. Она дернула плечом — и волна блестящих черных волос упала ей на лицо.

— А что? — с вызовом бросила она. — У вас есть другой выход?

Куин, самый сговорчивый из них, придвинул трехногие стулья к столу и выполнил ее приказание.

— Меррик, не порть компанию, — сказал он. — Что еще мы можем сделать в такой ситуации?

Меррик подошел к столу и сел, все еще недовольно поглядывая на Аласдэра.

— Руку, — потребовала цыганка.

Аласдэр послушно протянул руку. Женщина взяла ее и какое-то время рассматривала раскрытую ладонь. Как бы желая прояснить увиденное, она большим пальцем провела по линиям его ладони. Внутри шатра царили тишина и спокойствие, остальной мир со всеми его звуками, казалось, исчез. Женщина придвинула ближе маленькую лампочку и зажгла фитиль, осветив помещение слабым желтым светом. Она была, как внезапно осознал Аласдэр, поразительно хороша собой.

— Назови свое имя, англичанин, — пробормотала она, все еще не отрывая глаз от его ладони.

— Маклахлан.

— Маклахлан, — эхом отозвалась она. — Я думаю, ты плохой человек, Маклахлан.

Аласдэр подался назад.

— Вовсе нет, — запротестовал он. — Я добрый малый, не хуже других, в самом деле. Спроси кого хочешь. У меня и врагов нет.

Она оторвала взгляд от его руки, выгнула тонкую черную бровь.

— А те, кто гнался за вами, — спросила она, — это ваши друзья?

Аласдэр почувствовал, как жаркая кровь прилила к его лицу.

— Результат недопонимания, — сказал он. — Что-то в этом роде.

Ее брови сошлись вместе.

— Зло бывает разным, Маклахлан, — произнесла она гортанным голосом. — Ты совершил множество грехов.

— Разве ты священник? — заговорил он злобно-насмешливо. — Хорошо, признаюсь. Теперь расскажи мне о моем будущем, и покончим с этим.

Но она уже положила руку Аласдэра ладонью вниз и сделала движение, чтобы заняться его братом. Меррик прищурился. Цыганка задумалась. Шрамы на лице и холодные голубые глаза не делали Меррика привлекательным. Но в конце концов он смягчился.

Она поводила большим пальцем по линиям и выпуклостям его руки.

— Еще один Маклахлан, — пробормотала она. — Дьявольски удачлив. И с дьявольскими глазами.

— Этот еще хуже. — Меррик хрипло засмеялся. Она медленно кивнула.

— Я вижу здесь, — она коснулась кожи ниже указательного пальца, — и здесь.

Она поводила пальцем в центре ладони, и Меррик, хотя ему удалось сохранить внешнее спокойствие, внутренне содрогнулся.

— У тебя богатое воображение, ты натура творческая, художник, — начала она.

Меррик колебался.

— В некотором роде, — согласился он.

— И, как многие художники, ты страдаешь грехом гордыни, — продолжала она. — Ты пользуешься большим успехом, но не знаешь счастья. Безмерная гордыня и разбитое сердце ожесточают тебя.