Снежная дева - Кира Измайлова

Мальчик же осторожно, бочком подобрался поближе к саням: никогда прежде он не видывал такой красоты! Из чего, интересно, сделаны эти узоры? Неужели из настоящего серебра? А упряжь? Такой, наверно, и у бургомистровых выездных лошадей нет! И тоже вся в серебре и как будто драгоценных каменьях… И он бы даже не удивился, узнав, что подковы у этих коней сделаны из чистого серебра!

Белые кони только покосились удивленно, когда мальчик, забыв об осторожности, подошел совсем близко. Пар облачками поднимался из их ноздрей, и ему страшно хотелось погладить бархатные храпы, но он не посмел: таких лошадей даже коснуться страшно…

Он отвернулся, вздохнул. Удивился, отчего это вокруг еще не собрались не то что взрослые зеваки, — когда еще такое увидишь! — а даже и мальчишки. Те продолжали свои забавы, а на белоснежное чудо не обращали никакого внимания, будто и не видели вовсе. И люди спокойно обходили упряжку, не замечая ее, хотя и кони, и драгоценная упряжь наверняка должны были привлечь внимание!

Мальчик снова взглянул на лошадей, моргнул и замер. Нет, право, ему показалось! Просто показалось, что длинные гривы будто бы треплет ветерок, и с них летят искристые снежинки… Нет ведь никакого ветра, и снег перестал еще до рассвета, и…

— Нравятся тебе мои сани? — спросил кто-то у него за спиной.

Мальчик вздрогнул от неожиданности, обернулся — позади стояла хозяйка упряжки, та дама в белом платье. Дама, которую только что обошел, будто столб, горластый лоточник с леденцами и кренделями.

Ее тоже никто не видел. Только он один.

— Очень нравятся… — шепотом ответил он, потому что в горле пересохло.

— Я думала, ты намного старше, — улыбнулась она. — Надо же…

— Простите, о чем вы? — мальчик попятился.

— Ну конечно, о словах, что ты произнес вчерашней ночью, — сказала дама, а он снова ничего не понял, и, видя его замешательство, она улыбнулась. — Хочешь прокатиться?

— Конечно! — выпалил мальчик прежде, чем успел подумать. — То есть… если вам не трудно, госпожа…

— Садись, — она откинула полог. Места в санях вполне хватало стройной женщине и мальчику, слишком маленькому и худому для своих лет. — Не бойся. Мы сделаем всего один круг.

— Я не боюсь, — тихо ответил он, глядя, как она берет вожжи и ловко направляет коней прочь с площади, по широкой улице…

Конечно, он солгал.

— Тебе не холодно? — спросила дама, когда город остался позади, а кони понеслись вскачь, казалось, прямо по снежной целине. Теперь-то уже ясно было видно, как стелются по воздуху их гривы — ни дать ни взять, снежные порывы!

— Уже нет, — честно ответил мальчик. Под пологом оказалось тепло, как, он слышал, тепло бывает под глубоким снегом. Вот почему звери зимой, бывает, закапываются в сугробы — так не замерзнешь! — Простите…

— Что такое? — сани заложили крутой поворот, и показалось на мгновение, что они летят.

— Это ведь вы — Та самая?.. — спросил он, глядя снизу вверх и со страхом, и с надеждой.

— Не знаю, — улыбнулась она, прекрасно поняв вопрос, — та ли я самая. Но сегодня и сейчас здесь именно я.

Мальчик замолчал, глядя на даму в белом. Она была молода и очень красива, вот и всё. Он думал, что у Нее должны быть снежно-белые волосы, но Она была темноволоса, а глаза у Нее оказались темно-голубыми, как тающий лёд. Или нет, зеленоватыми, как вода в проруби… Или серыми? Нет, не разберешь! На щеках Ее мороз зажег румянец, а очень красные губы улыбались так, будто Она только что удачно пошутила.

— Как это? — спросил мальчик, подумав. — Разве вы не одна-единственная на всем белом свете?

— Конечно же, нет! Столько дел в одном лишь краю, а ведь есть места, где снега лежат круглый год… — вздохнула Она. — Забот нам хватает, не так-то просто присматривать за таким хозяйством! А вчера я решила завернуть в этот городок и не ожидала даже, что вдруг встречу тебя…

— Но… зачем я вам? — он невольно поежился. — Я ведь…

— Если бы ты не думал обо мне, я, возможно, и не появилась бы здесь, — серьезно сказала дама. — Если бы ты ничего не сказал, я промчалась бы по городу и сегодня была бы уже далеко. Но ты сделал всё это, поэтому я здесь, и ты можешь увидеть меня.

— Постойте! А те, другие, на площади! — спохватился вдруг мальчик. — Они же не видели вас, правда? Ни вас, ни вашу упряжку!

— Конечно, нет, — улыбнулась Она. — Увидеть нас способен один из многих тысяч. Кое-кто способен заметить краем глаза, углядеть наших коней в метели, почувствовать, когда мы заглядываем в их окна и разрисовываем стекла узорами, но таких людей почти уже и не осталось. А знаешь ли ты, что такое, когда ты невидим для всех, кроме, разве что, своей родни?

— Я знаю, — уверенно сказал мальчик, потому что часто думал о себе именно так. Может быть, не столь красивыми словами, но суть-то от этого не менялась. — Меня и родные-то не очень замечают… Простите, госпожа, вам-то это неинтересно…

— Ну отчего же? — Она стянула с тонкой руки перчатки и приподняла ему подбородок. Пальцы ее были холоднее льда. — Отрадно знать, что кто-то может разглядеть тебя и оценить то, что ты творишь. Ты ведь любишь зиму?

— Люблю, — ответил он, подумав, что любил бы ее куда сильнее, будь у него одежда потеплее… ну и санки, пожалуй.

— Хорошо, — сказала Она, отпуская его и натягивая вожжи. Оказывается, кони успели вернуться на площадь, где никто не замечал прекрасных саней. — Я думаю, я еще вернусь сюда.

— Когда? — не удержался мальчик.

— На будущий год, зимой! — рассмеялась Она. — А теперь мне пора дальше, я и так задержалась слишком сильно…

— И я смогу вас увидеть?

— Говори мне «ты», — сказала Она. — Сможешь, конечно. Я стану заглядывать сюда, на площадь.

— А рассказывать о… о тебе… — с трудом выговорил мальчик. — Нельзя?

— Думаешь, кто-то поверит тебе?

— Нет. Конечно, нет, — он вздохнул, выбираясь из саней. Сразу стало холодно.

— Тогда зачем рассказывать? — Она склонилась к нему так близко, что мальчик мог заглянуть Ей в глаза, в их льдистую изменчивость. — Пусть это будет наш с тобой секрет. Я думаю, ты умеешь хранить секреты…

— Умею, — уверенно сказал он.

— Что ж, тогда прощай — до будущей зимы! — Она подстегнула коней, и на ходу уже, обернувшись, крикнула: — Ты не сказал мне, как тебя зовут!

— Кай! — ответил он, надеясь, что Она расслышала. — Меня зовут Кай!

— А ну, марш с дороги, — отпихнул его какой-то горожанин. — Что вопишь во все горло?

Волшебство рассеялось. Рядом с Ней он тоже был невидим, а теперь нужно было возвращаться домой — мороз всё крепчал, — помогать по хозяйству…

Ему было тогда десять лет.

* * * 

Следующая зима выдалась бесснежной, и виды на урожай обсуждали с кислыми минами, не иначе. Поговаривали, если снега так и не будет, померзнут озимые, то вздорожает зерно, а тогда…

Снег выпал в одну ночь, округу завалило так, что не враз расчистили дороги. И это был не легкий снежок, что растает поутру, он лег надежно и продолжал идти ночами, и люди подтапливали печи, прислушиваясь к завыванию вьюги.

Кай сидел на подоконнике, простуженный, и вглядывался в темноту за окном, тщась рассмотреть в метели белые конские гривы. Это ведь Она привела снеговые тучи, думал он. Она будет на площади, как в тот раз, и если он не придет, то больше не увидит ее. А как прийти, если ему настрого запрещено высовываться на улицу? Для верности мать еще спрятала его верхнюю одежду, зная, что за последний год на среднего сына какой-то стих нашел: вечно норовит удрать на улицу, а раньше был такой тихий, домашний! Правда, друзей у него и теперь не завелось, но всё же…

Надо пойти, подумал Кай. Днем не убежишь: мать вечно толчется внизу, мимо нее даже к двери не проскочишь, да и соседи увидеть могут. Нет, лучше идти сейчас, вдруг Она где-то поблизости и заметит его? А нет, всегда можно вернуться! Вот только в чем выйти? Если прямо так — он замерзнет вмиг!

Решение пришло быстро: конечно, его одежда, которую мать передала младшему брату! Немного маловата, но еще налезет, пускай даже рукава коротки… С башмаками было хуже, придется взять отцовские. Напихать внутрь соломы, чтобы не сваливались, и сойдет.

И хорошо, что старший брат устроился подмастерьем и дома появляется только раз в неделю, когда хозяин отпускает! Ночуй он здесь, ничего бы из этой затеи не вышло… А младший спит, как сурок, его из пушек не разбудишь!

Оставалось потихоньку спуститься вниз, бесшумно одеться и прокрасться к задней двери…

Ледяной ветер с такой силой ударил Кая в грудь, что он невольно попятился, а потом и закашлялся, когда горсть колючего снега угодила ему в рот.

И куда теперь идти? На площадь? В такой буран он и улицу-то не перейдет, его попросту унесет! А идти нужно далеко, а холод пробирает до костей… Но не возвращаться же теперь!

На мгновение ему в голову пришло, что этак поутру его найдут в сугробе, как недавно нищую девочку, что продавала на углу спички, но Кай эту мысль отогнал. Ему уже одиннадцать, и что же, он не сумеет добраться до площади? Еще чего! Вот если бы только башмаки не сваливались поминутно, идти было бы куда легче… Ай, ну вот, опять куда-то упрыгал, ищи его теперь в снегу! Надо было веревками привязать, что ли?