Приют героев - Генри Олди

– Я думаю о нашем общем деле. И всем бы рекомендовал собраться с мыслями.

– А к чему наперед загадывать? – искренне удивилась Агнешка, наматывая на палец белокурый локон. – Чай, я среди вас одна девица незамужняя, мне и гадать: на суженого-ряженого, на подарки-приданое. Вот как начнется заварушка, тут уж мне лучше не зевать, беречь честь смолоду. Ты главный, твоя и забота – допрежь рассчитывать-прикидывать.

И с внезапной теплотой улыбнулась Герману:

– Не бойся, командор, не оплошаем. Учуем, выманим и горло вырвем. По-нашему, по-девичьи.

Ответной улыбкой Герман поблагодарил девицу за добрые слова. Сейчас любое ободрение было на вес золота. Ведь это – первая настоящая кампания стратега. Он любой ценой обязан добиться успеха! И не только потому, что квесторы вверили ему свои жизни. Есть нечто, неизмеримо более значимое! Четырехлетний цикл подошел к концу, и теперь от них зависит: падет ли Цитадель, придет ли конец тирании Черного Аспида? О, в мечтах Герман уже видел, как, словно по волшебству, белеют угольно-черные стены Цитадели, как взмывает над башней победоносный стяг Утренней Зари, восходящее солнце щедро золотит знамя победителей, и сквозь истерзанную, обожженную, растрескавшуюся землю пробивается первая зелень всходов.

Вот цель, достойная дворянина и патриота!

И пусть смеются циники, тычут пальцем глупцы, ухмыляются обыватели, проклиная «мзду на равновесие» и желая избавиться от бессмысленной, по их куцым меркам, растраты – не им, жалким и скучным, суждена высокая жизнь и великая честь!

– Тревога, дамы и господа… Овал Небес! К бою!

Кристофер не изменил позы, оставшись у окна. Но руки некроманта ожили, верша таинственные пассы, а плечи под хламидой сделались шире, вздувшись буграми мышц, редко свойственных магам его профиля, не признающим «Нихоновой школы». Некрот еще только начал говорить, а Агнешка уже выскользнула из объятий вора, и теперь выворачивалась из платья; а казалось – из самой себя. Когда молниеносный Джеймс успел оказаться у двери, с рапирой и двулезвийной дагой в руках – командор не уследил.

– Овал Небес! – успел повторить маг, прежде чем полыхнуло всерьез.

С треском вылетела оконная рама, осыпав некроманта дождем бритвенно-острых осколков. В каждом из них пылал багровый огонь. Порыв ветра пронесся по зале, гася свечи. Герман резко пригнулся; в следующий миг арбалетный болт, глухо ухнув, снес со стены шандал над головой стратега. С ладоней Кристофера сорвалась гроздь зеленоватых виноградин, веером уйдя в ночную тьму; почти сразу некрот охнул и грудой тряпья осел на пол. Хищный силуэт возник в окне, остановив прыжок рычащей Агнешки, и оба покатились по битому стеклу.

Дверь рухнула, и Джеймс Ривердейл, засмеявшись, встретил гостей сталью.

LIBER I

КОНРАД ФОН ШМУЦ,

ОБЕР-КВИЗИТОР БДИТЕЛЬНОГО ПРИКАЗА

CAPUT I

"А В ЭТОМ ОТЕЛЕ НА МЯГКОЙ ПОСТЕЛИ ЗАСНЕШЬ —

И НЕ ВСТАТЬ ПОУТРУ…"[1]

– Позвольте вашу ручку! Вашу драгоценную! Сюда, сюда, на подушечку…

– Держите. Пальцы распарились?

– Чудные пальчики! Дивные! Как ноготок делаем? Лопаткой, копьецом?

– «Гусиным яичком». Кутикулу не удалять, сдвинуть кипарисовым шпателем. И край ногтя по ободку – белым лаком.

– О, ваш вкус, как всегда, безукоризнен! Основной лак – «Палевый жемчуг»?

– Нет, «Жемчужный иней».

– Великолепно! Приступим, приступим…

Пока опытный цирюльник-ногтярь трудился над его пальцами, барон Конрад фон Шмуц внимательно, чтобы не сказать, придирчиво следил за вторым цирюльником – стригунцом, обслуживающим служебный парик барона. Мастер, покончив с завивкой буклей, легко укрепил косу на золотой проволоке и сейчас, умело орудуя заколками и обручем, придавал парику форму. Рядом ждали своего часа пудреница, помада для волос, сваренная из медвежьего жира с гелиотропом, и серебряная брошь – самка грифона распростерла крылья над гнездовьем.

Строгий взгляд барона потеплел и смягчился.

Цирюльня «Иридхар Чиллал», основанная беглым одноименным куафером из Ла-Ланга, приговоренным на родине к змеиной яме пожизненно за искажение облика царствующей особы, славилась по всей Реттии. Трудились здесь виртуозы, большей частью нелегалы. Хозяин, воспитанный в восточной строгости, регулярно напоминал работникам о прелестях змеиных ям и вечной правоте клиентов, так что жаловаться не приходилось.

А какое здесь водилось огуречное масло!

А каких пиявок ставили к вискам и на запястья!

Мысль о пиявках по странной прихоти напомнила барону о назначенной на сегодня дуэли с наглым корнетишкой Лефевром, приемным сыном полка конных пращников. Юнец, молоко на губах, жидкие усишки, а туда же! Вслух, в офицерском собрании, рассуждать о достоинствах и недостатках сотрудников Бдительного Приказа, умаляя первые и превознося вторые… Нахал изволил с пренебрежением отозваться о раскрытии «Дела мокрого ублюдка», за которое Конрад, обер-квизитор огульно бранимого Приказа, получил первый ранг и благодарность от прокуратора Вильгельма Цимбала. Дескать, буйного маниака, задержанного с поличным, при оказании сопротивления зарубит каждый дурак! – а если ты не дурак, как большинство Бдящих, то изволь взять живьем да препроводить в кутузку! Рубить мы все горазды…

И корнет многозначительно опустил ладонь на эфес сабли.

«Молодой человек! – сказал ему барон, не обращая внимания на шум собрания, частью разделяющего смехотворные взгляды юнца. Падение нравов давно не удивляло Конрада фон Шмуца. – Когда в следующий раз я буду брать маниака, я непременно обращусь к вам за советом. Поскольку сам в теории не силен, предпочитая сухую практику. Вам же, равно как и вашим сослуживцам, коих прошлой осенью изрядно отмутузили ятричанские кожевники, я бы рекомендовал пореже рассуждать о чужой компетентности…»

Жаль, дальнейшие пассажи, истинные перлы красноречия, так и не прозвучали. Корнет побагровел, запустил в голову барона кружкой с грогом, промахнулся и довел дело до дуэли. А поскольку нанесение телесных повреждений сотрудникам Бдительного Приказа каралось смертной казнью через замораживание, барону пришлось отправить посыльного в спец-арсенал – заказать «секундантов». Сабли-болтушки, единственное оружие, с которым квизиторам всех рангов разрешалось выходить на поединки чести, без предварительного заказа на руки не выдавались.

«Завтра вечером, молодой человек, – тоном, способным заморозить выскочку без суда и следствия, бросил обер-квизитор. – В час Сурка, на закате; возле обители Веселых Братьев. И прошу не опаздывать, я вам не девица на выданьи…»

Корнет ждать до завтрашнего вечера не хотел, но его, связав и бросив в угол, уговорили более разумные сослуживцы. Вряд ли семье Лефевра было бы приятно хранить в родовом склепе ледяную статую мальчишки, ежедневно следя, чтоб не растаяла…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});