Шопинг-терапия - Роз Бейли

— Париж был вчера! Сегодня я уже в Лондоне.

Служащий «Прочных основ», долговязый юноша в плохо повязанном галстуке, уставился на меня с благоговением. Я улыбнулась ему, — возможно, он просто умрет от счастья.

— Лондон? Чем ты занимаешься в Лондоне?

— В данный момент покупаю для тебя нижнее белье.

Служащий глупо ухмыльнулся, а я закатила глаза, когда папуля громко заскрежетал:

— Какое еще нижнее белье? Мне вовсе не нужно белье!

Я отвела трубку подальше от уха.

— Вовсе не обязательно так кричать, — сказала я. — Я тебя прекрасно слышу. Я занимаюсь здесь тем, что поддерживаю Пьера на его первом дефиле. Он устраивает показы во всех крупных городах. Не лучшее время года, согласна, но публика, похоже, изголодалась по новым моделям. На очереди Милан, а потом…

— Не желаю слышать ни о каком Милане! Лучше объясни мне, почему я должен оплачивать чек на две тысячи долларов какого-то ресторана в Париже?

— О, я и не знала, что так много получится. Видимо, не учла обменный курс.

— Тебе следует вернуться домой.

— На следующей неделе. — Я забрала свертки и губами изобразила «спасибо» служащему. — Я вернусь в следующее воскресенье. Разве мама не сказала тебе? Я поведу ее выбирать новую мебель для дома в Гемптоне[2]. С гостиной мы уже разобрались, а…

— Похоже, твоя мама не может разобраться во многих вещах.

Угу. У-гу-гу. Похоже, папочка обнаружил брешь — видимо, превышение бюджета.

— Что все это значит? — поинтересовалась я невинным тоном.

— Твои расходы посылаются на мой счет в «Американ экспресс». Откуда у тебя карточка на этот счет?

Разумеется, от мамы, но не буду же я ее подводить.

— Ты из-за этого беспокоишься? Ну ладно, я больше не буду ею пользоваться.

— Немедленно. Возвращайся. Домой, — его голос прерывался от гнева.

— Папочка, все в порядке?

— Все будет в порядке, когда ты вернешься домой, сядешь со мной рядом и все объяснишь, — он говорил непререкаемым тоном, словно отдавал приказ или выносил приговор. Представьте себе воплощенные весы правосудия. Мой папуля-судья иногда держится так, словно весь мир — это зал суда, на котором он председательствует.

— А после Милана никак нельзя? — осведомилась я самым нежным голоском.

— Нет, дело не терпит отлагательства. Требую, чтобы ты вернулась домой. Сегодня же.

— Но сегодня больше нет рейсов на «Конкорде»…

— Это… Какого… — тут он разбушевался по-настоящему. — Тратить такие деньги, за которые можно слетать на Луну и обратно! Алана, немедленно вылетай домой ближайшим рейсом. В противном случае я буду вынужден применить карательные меры.

Выражался он как истинный судья, и дело явно было серьезное.

Горькое разочарование овладело мной, когда я вышла из магазина на фешенебельную лондонскую улицу.

— А завтра нельзя? Мы ведь на несколько часов впереди.

— Сегодня, — отрезал он, и я представила, как судейский молоток закрывает заседание.

Дело закрыто. Подсудимый приговорен к возвращению домой.

Проходя мимо витрины, уставленной духами и лосьонами, и ожидая соединения с авиакомпанией, я не могла отделаться от ощущения того, что в папином голосе звучала не только серьезная озабоченность. В нем ощущался гнев, разочарование, раздражение. Но в общем-то папочка, как всегда, в своем репертуаре. Вот только приятное путешествие с душкой Питом накрылось. Но тут мне на глаза попался выставленный в витрине изящный сиреневый флакон с лосьоном. Я представила его на столике в ванной комнате для гостей в Гемптоне рядом с вазой, в которой плавают настоящие розы, и синей мозаичной скульптурой, купленной в Париже.

Я закрыла мобильник и решительно направилась в бутик. Я просто должна купить этот лавандовый флакон. Папа оценит, когда увидит, как красиво он будет смотреться в нашем загородном доме на побережье океана.

В конце концов он всегда смягчался, осознавая, что я не такая уж закоренелая преступница вроде тех, что канючат о снисхождении у него в зале суда. Я же его любимое дитя, его маленький поросеночек. Обычно я всячески скрывала ласковые чувства, но нередко напоминание о них смягчало отцовское неудовольствие. Стоит только маленькому поросеночку приласкаться к папуле, как, глядишь, тебе простят десять тысяч баксов, потраченных через карточку. Хм! Может, даже двадцать тысяч простят!

2

Хейли

Для начала позвольте описать, как я была одета в тот день на съемочной площадке: я принадлежу к числу людей, которым подходящий наряд придает уверенность. На мне были любимые старые джинсы, вытертые на бедрах и коленях, вылинявшие до белесой голубизны, едва державшиеся на бедрах и слегка открывавшие плоский живот. Я всегда была худой, с длинными ногами танцовщицы (однако у меня никогда не было намерений засветиться у Саймона в шоу «Идол Америки»[3]), и джинсы сидели на мне прекрасно. Джинсы вообще очень выигрышны для худых ног; к тому же синие джинсы — такой же символ Америки, как бейсбол или яблочный пирог. Золотистые волосы — клянусь, никакой краски «Бергдорф»! — и стройные, длинные ноги, созданные для джинсов, олицетворяют Средний Запад и обеспечивают мне пусть незначительное, но все же преимущество в конкурентной борьбе за роли среди холодных средневековых красавиц или знойных брюнеток с такими блестящими волосами, что глазам больно.

Разумеется, я дополнила джинсы потрясающей розовой майкой, надетой поверх футболки с открытыми плечами и рукавом три четверти от «Найн Уэст», и розовыми босоножками с ремешками вокруг лодыжек. Босоножки и майка были в мелкий серо-розовый горошек — может, вы видели такие в последнем номере «Вог»? — а пятисантиметровый каблук придавал ногам и вовсе немыслимую длину, превращая наряд в сочетание джинсовой сдержанности с весенней кокетливостью.

Я вовсе не думаю, что представляю собой что-то выдающееся, но если пробиваться на главные роли в дневных телесериалах, то пора начать одеваться, как подобает телезвезде. Два года назад меня взяли на роль Ариэли в сериале «Наше завтра». Там я играю девушку, которую обнаружили в реке у водопада Индиго-Фоллз: она может оказаться — или не оказаться — русалкой; оказаться — или не оказаться — коварной наследницей состояния Престона Скотта; оказаться — или не оказаться — дочерью Мередит Ван Аллен, примадонны дневного телеэфира (ее играет Деанна Чайлдз). Около десяти лет назад дочь Деанны прямо из колыбели была похищена волками и, по слухам, унесена далеко в горы, где ее вырастили и воспитали беззубые горцы. Даже с моими знаниями математики, в таком случае мне должно быть около десяти лет; к счастью, в «мыльных операх» время весьма условно и зависит от обстоятельств.