Путь воина - Роланд Грин

Акимос решил, что с удовольствием назовет этого типа Царем Солнца и Луны, если это ускорит сегодняшнюю работу.

Но Скирон уже переходил к другим делам. Повелительный жест, и раб вручил ему два пузырька с порошком цвета засохшей крови. Еще один жест — в жаровне пылают новые угли.

Скирон начертил в воздухе загадочный знак. Почти сразу же поднялись волны жара. С Акимоса и раба закапал пот, но на Скирона жар, казалось, не подействовал, при всем том что он находился к жаровне ближе всех.

Последний жест колдуна, и раб принес простую бронзовую шкатулку, в какой женщина не слишком высокого положения могла хранить губную мазь и пудру. При виде столь обыкновенного предмета Акимосу невольно захотелось рассмеяться. Желание это тут же прошло, когда взор Скирона обратился в его сторону.

Не умел ли этот человек читать чужие мысли? Акимос знал множество легенд о колдунах других стран, способных на телепатию. Но всех обладавших такими силами выкинули из Аргоса три поколения назад, во времена правителя Гиппароса Великого. А Скирон родился в Аргосе.

Руки колдуна задвигались с быстротой жалящих гадюк. Два пузырька с малиновым порошком, казалось, так и прыгнули в жаровню. Акимос задержал дыхание, ожидая следующих по пятам за жаром огромных, ревущих облаков дыма.

Вместо этого, исчез даже жидкий серый дым от углей, будто его всосал чей-то огромный рот. У Акимоса от удивления отвисла челюсть. Даже запах гари пропал. Вместо него возник едкий аромат: словно десяток трав и приправ смешали, хорошенько погноили, а потом подожгли. Акимос поспешно закрыл рот и поборол порыв прижать к лицу ладонь.

Руки Скирона снова метнулись под жаровней. На сей раз они бросили на угли бронзовую шкатулку. Но вместо того чтобы упасть на них, она плавно опустилась, словно мыльный пузырь. На ширину ладони от углей шкатулка остановилась.

— Для уличного представления — это вполне прилично, князь Скирон.

Акимос говорил подобную глупость ради того, чтобы унять волну животного ужаса. Колдун, расставив ноги в стороны и сцепив за спиной длиннопалые руки, зловещей фигурой возвышался над жаровней. На худощавом лице чародея возникло нечто среднее между улыбкой и презрительной гримасой. Он поднял обе руки над головой, резко опустил их вниз, а затем выкрикнул единственное слово на языке, которого Акимос не знал, да и не желал узнать.

Шкатулка вдруг странным образом трансформировалась. Сперва она в мгновение ока разбухла и продолжала расти, пока не стала размером с пастушью хижину. Она изменила цвет с желто-коричневого на аквамариновый, а потом на опаляющий взор изумрудный окрас, который, казалось, так и пылал, затем на полуночно-черный. Шкатулка стала такой черной, что даже сумрак пещеры мог показаться ярким полднем.

Акимос попытался заглянуть в эту черноту, но тут же почувствовал, как душу, словно клещами, вытягивает из тела, и плотно зажмурил глаза. Кошмарное ощущение, что его высасывают, исчезло.

Купец облизнул пересохшие губы и открыл глаза. Шкатулка вновь обрела свой нормальный цвет, однако размеры остались такими же нелепыми. Она еще вырисовывалась на уровне человеческого роста, и теперь по ее поверхности на змеиный манер извивались странные знаки и еще более странные фигуры. Акимос боролся со страхом, без большого успеха пытаясь подобрать названия магическим знакам и фигурам. Но вот колдун произнес знакомое проклятие на древнекофском, и тогда купец понял, что Скирон выпустил здесь на волю. Выпустил на волю по его побуждению…

Последние знаки и фигуры, извиваясь, сползли со щкатулки, на мгновение зависли в воздухе, а затем исчезли. Когда они пропали, Скирон снова крикнул. Дикий возглас без слов — страшный мяукающий звук, словно кошка вопит в предсмертной агонии.

Прямо на глазах у Акимоса шкатулка раскрылась и у крышки выросли зубы. Зубы, по сравнению с которыми и львиные показались бы карликовыми, зубы длиной в полруки Скирона.

Чародей сделал очередной магический жест. Шкатулка подпрыгнула в воздух, обрушилась на раба и вонзила кошмарные зубы ему в шею.

В пещере царила предельная тишина, тишина загробного мира. Раб не мог издать ни звука, хотя алая кровь струилась у него из разорванных вен.

Скирон подождал, пока Акимос не перестал слышать даже собственное дыхание. А затем, словно отзывая от гостя сторожевого пса, он подошел к шкатулке и шлепнул по ней обеими ладонями.

Та раскрылась, выпустив раба, несчастный рухнул к ногам хозяина. Затем, прежде чем кто-либо успел сделать вздох, шкатулка уменьшилась до своих прежних размеров и с лязгом упала на грязный пол.

Скирон провел обеими ладонями над жаровней, вытягивая облачко голубоватого дыма величиной с голову младенца. Держа его так, словно оно было яичной скорлупой, он отнес его к распростертому рабу и дал облаку упасть на окровавленную шею.

Раны от жутких зубов и даже кровь на коже исчезли. Раб открыл глаза, пощупал шею и, казалось, собрался снова упасть без чувств.

— Встать, дурак! — приказал Скирон. — Если мне самому придется нести поклажу, то в следующий раз я, возможно, дам тебе истечь кровью. — Чародей произнес эту фразу специально для Акимоса, рабу же он все передал специальными жестами.

Бедняга тут же вскочил на ноги, бросился гасить и собирать колдовские инструменты хозяина в кожаный мешок. Скирон остановился перед Акимосом. В одной руке он держал шкатулку.

— Определенно эти иллюзии лучше тех, что показывают уличные фокусники, — сказал торговый магнат.

Скирон улыбнулся как кот мышке:

— Иллюзия, говоришь? Ты ведь самый богатый человек в Аргосе. Посмотри на эту шкатулку, как посмотрел бы на свою амбарную книгу или долговую расписку.

Акимос посмотрел — и его пальцы сами собой сложились в отгоняющий злые силы знак. У шкатулки по-прежнему имелись зубы, и кончик каждого из них блестел от свежей крови.

— Когда тебе желательно, чтоб я начал работу? — спросил колдун. — И в каком Доме?

— Сперва у госпожи Ливии, — решил купец. — Там лишь девчонки да старики, слабые духом и телом.

— Я не слыхивал, чтобы такое говорили о госпоже Ливии, — усомнился Скирон.

— Ты зарабатываешь свое золото в качестве колдуна, а не советника, — отрезал Акимос. — Допускаю, что госпожа Ливия не дура. Но что может сделать одна девушка, когда ее домочадцы в панике? Что может сделать мудрец, окруженный глупцами?

Скирон глянул, готов ли раб к уходу, а затем снова посмотрел на купца:

— Акимос, думаю, тебе лучше никогда не узнать ответа на этот вопрос.

Он повернулся и зашагал следом за рабом, прежде чем к Акимосу вернулась способность соображать, не говоря уж о даре речи.