Пустынный странник - Елена Галлиади

– Послушай, – сказал я ему, – не переживай, не в моих правилах лупить верблюда. Ты парень с характером, да и я не подарок, в общем, сработаемся. А потом я найду тебе очень хорошего хозяина.

Я аккуратно провёл рукой по тёплому верблюжьему носу. Малик странно посмотрел на меня, скосив глаза, но мне показалось, что мой спокойный голос и арабская речь его успокоили. Я вернулся к себе на циновку и подмигнул ему. Он фыркнул. Не уважал он меня.

Как только последние лучи солнца утонули в песке, пустыня ожила. Мелкие и крупные ползучки вылезли из своих укрытий. Я уже видел нескольких скорпионов, которые пробежали не так далеко от нас и очень надеялся, что рядом не живут змеи. Меня однажды уже кусала змея, повторения не хотелось. Да и скорее всего я не успею добраться до цивилизации. Лучше о дурном было не думать, и я снова уставился на звёзды. Каким маленьким может показаться человек, если представить себе необъятность Вселенной. Все эти проблемы и переживания кажутся мизерными по сравнению с вечностью и бесконечностью пространства, мы действительно лишь песчинки в безбрежном море. Интересно, кто-то хоть иногда задумывается над этим? Конечно задумывается, но явно не мой сосед со второго этажа, жирный Жак. Такой напыщенный идиот, не побоюсь этого слова. Считает себя центром вселенной, а по факту не представляет из себя ничего. Владелец небольшой булочной на перекрёстке. И что с того, что он выглядит внушительно? Посмотрел бы он на эти звёзды и понял, что он жалкая букашка и возможно перестал хамить каждому встречному и изображать из себя великого человека. Великий то в нём разве что вес, килограмм сто пятьдесят величия. А наглости, самодовольности раз в сто больше. Что я вдруг вспомнил про него? Да просто он мне не нравится, постоянно норовит прижать мою машину на парковке и вечно хамит Мари, изображая из себя святого. Не слишком ли часто она остаётся в доме мужчины, не будучи замужем за ним? Да его какое дело? То же мне старушка – монашка! Последнюю фразу я сказал вслух. Малик с интересом посмотрел на меня.

– Это не про тебя, – отмахнулся я.

Звёзды смотрели на меня и грустно мигали, понимая, что я опять размышляю о мелочах. Ну, да Бог с ними, со звёздами. Все эти планеты, спутники, метеориты, газовые туманности …. Я не заметил, как заснул. Проснулся я от того, что кто-то меня толкал в плечо и отвратительным голосом вопил Малик, даже не знаю, что меня разбудило раньше. Открыв глаза, я увидел перед собой автомат Калашникова, не самое приятное зрелище, когда в свете костра, находясь один в пустыне видишь автомат. Я уставился на человека с автоматом. Нет, он мне им не угрожал, но он у него был, этого было достаточно, чтобы ощутить неприятное давление в груди.

– Do you speak English1? – спросил он.

Некоторое время я не отвечал, не зная, как отреагировать. Я его изучал. Агрессивности он не проявлял, а выглядел, как типичный бедуин: высокий, суховатый, одет в белый бурнус, такой плащ с капюшоном, и куфию, закреплённую на голове шнурком. Но «Калашников» меня определенно смущал.

– Что тебе надо? – спросил я по-арабски.

И тут вмешался Малик. Никогда не думал, что верблюды такие коварные животные. Перестав истошно вопить, он незаметно приблизился к нашему ночному посетителю и со всей верблюжьей мочи укусил его в шею.

– Accidenti2! – закричал по-итальянски бедуин.

Я был немного удивлён и поспешил успокоить Малика.

– Говоришь по-итальянски? – спросил я бедуина, который продолжал разрывать ночную тишину проклятиями. – Дай посмотрю, ого, до крови прокусил! Да ты сам виноват, нечего подкрадываться к спящим верблюду и человеку посреди пустыни.

Я говорил по-итальянски не хуже, чем по-французски.

– Чёрт, ты тоже итальянец? – спросил бедуин. Он достал спиртовую салфетку и протирал место укуса.

– Нет, я француз, – ответил я.

– Извини, что напугал тебя, у тебя не найдётся водички? Так пить хочу, вчера весь день не пил, вода закончилась.

– Найдётся, – ответил я и протянул ему стакан, куда отлил из нашего стратегического запаса немного воды.

– Спасибо, – ответил он и принялся потихоньку пить воду, видимо растягивая удовольствие.

– Далеко ли до города? – наконец допив, поинтересовался он.

– Нет, не далеко, примерно пятнадцать километров.

– Отлично, – ответил он и замолчал.

– Как тебя зовут? – поинтересовался я.

– Фабио, – ответил он.

Похоже он не особо стремился распространяться на свой счёт.

– Я Поль, очень приятно, – продолжил я. – Что ты делаешь в пустыне?

– А ты? – ответил он вопросом на вопрос.

– Ничего, я просто приехал…

– Я тоже… ничего, – сказал он, сделав некоторую паузу перед словом «ничего».

Я снова покосился на автомат, но решил вопросов не задавать. Действительно, что может делать человек с автоматом в арабской пустыне, ничего.

– Здесь очень красиво на закате и на рассвете, – сказал он, – днём пекло страшное, вчера чуть не умер. Ночью холодно. Мне надо в город, нужно кое-что купить, вчера у меня застряла машина в песке, к северу отсюда, завтра вернусь за ней. И воду разлил случайно, как назло.

– Ясно, – сказал я и решил, что совершенно не хочу задавать вопросов.

– Говоришь по-арабски? В этих местах это полезно. Я не говорю, поэтому в городе приходится изображать немого. Особенно в некоторых кварталах, ну ты меня понимаешь.

«Странный он, этот Фабио», – подумал я и ничего не ответил.

– Верблюд у тебя бешеный, – продолжил он. – Далеко собрался?

– До оазиса, – ответил я, не особенно вдаваясь в подробности.

– Ясно, ладно, пойду я, хочу до жары успеть в Шарура. А ты будь осторожен, змей тут немерено, да и песчаные бури не подарок! – сказал Фабио и развернувшись ушёл в направлении города. Вскоре не стало слышно звука его шагов. Малик фыркнул.

– Согласен, – сказал я. – Странный тип. А ты, мой друг, молодец!

Я решил выпить кофе, пришлось немного расшевелить костёр, он начал уже угасать. Малик снова улёгся, подобрав длинные верблюжьи ноги и следил за тем, что я делаю. Он напомнил мне кота на кухне, который вот так внимательно смотрит, что делает его хозяин. Забавно, но у меня никогда не было кота, хотя я испытываю очень тёплые чувства к этим животным. Видимо, мой образ жизни не может позволить держать дома хоть какого-то зверя. Возможно, когда я обзаведусь семьёй у нас будет кот или собака, за ними будет присматривать жена и дети, а я буду их баловать, бывая дома. На самом деле я часто в отъезде и скорее всего не будет у меня никогда ни жены, ни детей. Я начинаю скучать в Париже уже спустя пару недель после возвращения домой и снова ищу возможность уехать. Я много где бывал и попадал в разные истории, поднимался в горы и уходил в моря, я уже не раз бывал в пустынях, приключения манили меня со страшной силой. Из всех моих женщин Мари держалась рядом со мной дольше всех, мы были вместе уже три года, это буквально мировой рекорд отношений. Никто не выдерживал моих спонтанных желаний сбежать подальше. Но, своими путешествиями я не только развлекался, я ими зарабатывал, правда об этом мне совершенно не хотелось бы распространяться. Да и моё нынешнее желание уйти в пустыню совсем не было связано с заработком, скорее просьба души.

Я отхлебнул кофе и посмотрел на восток. Небо окрашивалось в рыжий, солнце было готово вынырнуть из песка и начать нещадно палить, в надежде уничтожить любое проявление жизни здесь в Руб-эль-Хали. Не выспавшийся, но всё же достаточно бодрый, я нагрузил Малика и потушил костёр. Мы отправились вглубь пустыни.

Глава 2

Солнце палило так, что мне казалось, у меня где-то в глубине плавятся кости. Малик ничего, стойко терпел и жару, и мои стоны. Несколько раз за день мы останавливались пить, верблюд по пути жевал встречающиеся колючки, но их становилось всё меньше, чем дальше мы пробирались вглубь песков. Иногда встречались ящерицы, все остальные обитатели поспешили укрыться в своих норах, глубоко в песке. Было очень тяжело дышать и мне было не до размышлений о жизни, я мечтал лишь о том, чтобы скорее наступил вечер. Время от времени я забирался на Малика и устало висел на нём.

В какой-то момент налетела буря. Солнце потускнело и на горизонте появилось небольшое тёмное облако, которое начало увеличиваться в размерах, буквально пожирая голубое небо. Поднялся жгучий ветер и Малик потянул носом воздух. Стало ясно, что нам не избежать проблем, сейчас песок будет повсюду. Мы забрались повыше на бархан, и я усадил Малика, он слушался и не вредничал. К счастью, верблюды очень хорошо приспособлены к подобным погодным условиям. Я намазал нос вазелином, смочил свою куфию водой и обмотал лицо и голову, надел очки, затем сел и прижался к Малику. Волна песка накрыла нас, не было не видно ничего, абсолютно. Повсюду был песок, небо заволокло, сразу потемнело, как будто наступили сумерки. Однажды мне уже пришлось переживать песчаную бурю в Сахаре. Нас было трое, я и двое моих друзей. Когда налетел песок мне повезло быть рядом с верблюдом. А друзья мои так и остались навсегда в песках пустыни, я их больше никогда не видел. Самое главное правило – не разделяться и держаться вместе до тех пор, пока буря не пройдёт. Мы разделились с самого начала, в результате выжил я один, видимо просто потому что просидел всё время, прижавшись к верблюду. Большинство песчаных бурь скоротечны, длятся всего несколько минут, но этого бывает достаточно, чтобы погибнуть, ведь в круговорот песка поднимаются и камни, и другие тяжелые предметы, которые с огромной скоростью несутся в воздухе и готовы пробить вам голову, становится невозможно дышать, потому что воздух наполнен пылью и песком, который проникает везде, легко можно задохнуться и остаться погребенным под песком навсегда. Очень часто буря сопровождается молниями, так что, не стоит забираться на высоту, если они есть. Нам с Маликом повезло, обошлось без вспышек, и буря прошла за двадцать минут. В какой-то момент стало абсолютно невозможно дышать, мне казалось, что от жгучего воздуха я начал терять сознание. Подумалось, что если и есть ад, то он выглядит примерно так. Раскалённый песок вперемешку с раскалённым воздухом, ощущение, что вдыхаешь пламя. Всё кончилось так же неожиданно как началось, ветер ослаб, унося песок дальше по пустыне. Малик завозился, я поверил ему, всё-таки в таких делах у него гораздо больше опыта. Спустя некоторое время я развязал куфию. Песок всё равно проник повсюду, на зубах скрипело.