Преподобный Силуан Афонский - Митрополит Владимир (Иким)

Преподобный Силуан Афонский на собственном опыте узнал, какую радость и веселье дарует Божественная благодать, еще на земле своими глазами видел он Господа и Спасителя своего. Он сумел преодолеть слепоту падшего мира, и зрению его открылось Горнее Царство.

Историю жития святого Силуана на мирском языке можно назвать романом души с Богом. Но в отличие от земных романов искренняя любовь к Всевышнему никогда не бывает несчастной. Однако труден, подчас мучителен путь боголюбивой человеческой души к Господу своему. Бог – пречист, а все люди, все без исключения – существа падшие. Адамово грехопадение коснулось не одних наших прародителей, но исказило саму природу человеческую, и в каждом из людей таятся нечистые семена первородного греха. Любящий Бога огнем этой любви выжигает в себе такую нечистоту: это бывает трудно и больно. Но если любовь искренняя – Сам Всевышний помогает Боголюбцу нести труд, кажущийся невыносимым, и превозмогать боль, кажущуюся нестерпимой, пока душа человеческая не высветлится до чистоты Божественной. Господь не требует от человека никаких подвигов, Небесный Отец просит от каждого только одного: «Сыне, дай Мне твое сердце», но боголюбивая душа сама ищет средств очищения, приближающего ее к возлюбленному Пречистому Божеству, и находит эти нужные средства в подвигах непрестанной молитвы, поста, бдений. Не одним разумом, а всем существом постигает боголюбивый человек необходимость исполнения заповедей Христовых в их полноте и взращивает в своем сердце все соцветие добродетелей – от покаяния и смирения до любви к врагам и молитвы за весь мир. «Чем совершеннее любовь, тем святее жизнь», – утверждает преподобный Силуан.

В творениях старца Силуана высочайшая из добродетелей – любовь к Богу – выступает с такою яркостью, открытостью, откровенностью, какие редко встречаются в высказываниях святых отцов. Большинство подвижников-духоносцев строже, они прежде всего указывают дорогу к спасению – путь смирения и покаяния, очищения души для Божественной радости. На вехи того же пути указывает и преподобный Силуан, но он силится представить перед нами и само пиршество веры, выразить невыразимое, описать неописуемое, передать понятие о непостижимом ликовании богообщения. Афонский подвижник пытается высказать это Небесное чувство не рассуждениями, а как бы вздохами – восклицаниями всего своего существа. Счастливы мы, православные христиане: какой у нас Господь! В таком праздничном боголюбии старец Силуан оказывается сродни старинному отцу Церкви, преподобному Симеону Новому Богослову. Свидетельство Божественной Любви, принесенное святым Силуаном Афонским, особенно дорого нам, потому что провозглашено в нашем истерзанном ненавистью XX веке. Духовный сын и жизнеописатель старца Силуана архимандрит Софроний (Сахаров) замечает:

За девятнадцать веков христианской истории прошли целые сонмы свидетелей Божественной Любви, но сей последний особенно нам дорог потому, что он был нашим современником. Частое явление среди нас, христиан, – желание, вполне естественное желание видимых знамений нашей веры, иначе изнемогаем мы в своем уповании, а повествования о чудесах давно минувших дней в нашем сознании становятся мифом. Вот почему так важно повторение подобных свидетельств, вот почему нам так дорог этот новый свидетель, в лице которого было возможно видеть самые драгоценные проявления нашей веры.

В миру святой Силуан звался Симеоном, то есть носил обычнейшее простонародное русское имя – Семен. По происхождению он был простец из простецов, родился в крестьянской семье.

Отец его, хоть и посылал сына в школу, сам не умел ни читать, ни писать, даже молитву Отче наш, выученную им по слуху в храме, выговаривал с ошибкой: говорил днесть вместо днесь. Однако от безграмотного отца своего будущий подвижник Афонский получил такие уроки христианской любви, жизни и христианской мудрости, какие невозможно почерпнуть из наук и философии. В образе Ивана Антонова, отца преподобного Силуана, мы видим, как высока была презираемая интеллигентской образованщиной «сермяжная и лапотная» крестьянская Святая Русь. Вспоминая о своей юности, старец Силуан говорил: «Я в меру своего отца не пришел». Афонский схимонах, аскет, закаленный тягчайшими подвигами поста и молитвы, духоносец и боговидец, он признавал, что не пришел в меру, то есть не достиг духовной высоты неграмотного землепашца, среди простых трудов и забот смиренно исполнявшего заповеди Христовы. О своем отце преподобный Силуан рассказывает:

Вот такого старца я хотел бы иметь: он никогда не раздражался, всегда был ровный и кроткий…

Когда случится в доме беда, он остается покоен. После пожара ему говорили: «Ты, Иван Петрович, погорел», а он отвечает: «Бог даст, поправлюсь». Однажды мы шли мимо нашего поля, и я сказал ему: «Смотри, у нас воруют снопы», а он мне говорит: «Э, сынок, Господь нам уродил хлеба, нам хватит; а кто ворует, стало быть у него нужда есть». Я, бывало, ему скажу: «Ты подаешь много милостыни, а вот там лучше нас живут, а дают меньше», а он мне скажет: «Э, сынок, Господь нам даст». И Господь не посрамил надежды его.

Однажды во время летней крестьянской страды Семен готовил обед для всей работавшей в поле семьи. День был постный, но, позабыв об этом, Семен наварил свиного мяса, и все ели.

Прошли месяцы, но вот уже зимой отец напомнил ему:

– Сынок, помнишь, как ты в поле накормил меня свининой? А ведь была пятница, ты знаешь, я ее ел тогда, как стерву.

– Что же ты мне не сказал тогда?

– Я, сынок, не хотел тебя смутить.

Об этом случае святой Силуан рассказал с восхищением:

– Подумайте, полгода терпел, ждал удобной минуты, чтобы и поправить меня, и не смутить; был совсем неграмотный, но был кроткий и мудрый человек.

Духовной мерой простеца Ивана Антонова, к достижению которой путем иноческих подвигов стремился его великий сын, являлось смирение. «Вся наша брань за то, чтобы смирить себя. Враги наши пали гордостью, и нас туда же влекут», – говорит преподобный Силуан. Смириться перед Всесовершенным Творцом своим, перед Богом

Всемогущим и Всеобъемлющим – как очевидна и логична необходимость этого, как легка кажется эта насущная добродетель. Но как трудно бывает человеку, тварному существу, превозмочь свою нелепую гордость и жалкое тщеславие, которыми заразили его природу при грехопадении духи злобы.

Бельма гордыни лишают людей духовного зрения, и ничем – ни науками, ни искусствами, ни трудами, ни подвигами – а только смирением можно смыть эту ослепляющую нас демонскую пленку, просветить свой разум видением Божественной Истины. По слову преподобного Силуана Афонского:

Всякий последний бедняк может смириться и познать Бога Духом Святым. Не надо ни денег, ни имений, чтобы познать Бога, но только смирение…

Гордой душе Господь не являет Себя. Гордая душа, хотя бы все книги изучила, никогда не познает Господа, ибо она гордостью своею не дает в себе места благодати Святого Духа, а Бог познается только Духом Святым…

Многим за гордость ума их Господь не дает Себя познать, а они все же думают, что много знают. И что стоит их знание, если они Господа не знают, не знают благодати Святого Духа, не знают, как она приходит и за что теряется… Смиренная душа имеет великий покой, а гордая сама себя терзает. Гордый не знает Любви Божией и далек от Бога. Он гордится тем, что богат, или учен, или в славе, но не знает, несчастный, своей нищеты и гибели, ибо Бога не знает. Но кто борется против гордости, тому помогает Господь победить эту страсть…

Смирим себя, братья, и Господь нам все покажет, как любящий отец все показывает детям своим…

Если бы мы были просты, как дети, то Господь показал бы нам рай, и мы видели бы Его во славе, но мы несмиренны и потому мучаем и себя и других, тех, что живут с нами.

Детская простота души Семена была нарушена грубым внешним соблазном, когда ему было всего четыре года. С середины ХIX века среди безбожной российской образованщины появилась мода «хождения в народ»: неверующие интеллигенты искали общения с простыми людьми под тщеславным лозунгом «просвещения и помощи народу». На самом же деле ходоки-образованцы, самозванные «просветители» являлись помрачителями народного сознания, смущая крестьян и рабочих богохульными и разрушительными идеями, расшатывая святую веру, подготавливая в России революционную катастрофу. Один из таких помрачителей, некий книгоноша (то есть распространитель книг), побывал однажды в избе Ивана Антонова, и его речи поразили незащищенный детский разум Семена.

Отец Семена, как все благочестивые люди, любил привечать странников и зазвал этого книгоношу к себе в гости, чтобы угостить прохожего человека и услышать от него, как от грамотного и ученого, что-нибудь мудрое, полезное для души. Но вместо душевной пользы книгоноша попытался одурманить гостеприимного крестьянина своим безбожием. Четырехлетний Семен присутствовал при разговоре, и его слух резанула фраза пришельца: «Где Он, Бог-то?» (Эта фраза, как, вероятно, и вся аргументация книгоноши, взята из богохульного романа Льва Толстого «Воскресение». – а. В.).