Спрут 4 - Марко Незе

— У тебя что-то не в порядке?

— Когда приходится заниматься делами об убийстве, у меня всегда портится настроение.

— Рано или поздно все мы разочаровываемся в своей профессии. Возьми, например, хотя бы меня: когда выбрали сенатором, какие только я не строил планы. А меня засунули в комиссию по борьбе с организованной преступностью. И я должен заниматься мафией, каморрой, расследованием всевозможных грязных махинаций. А я в этом ничего не смыслю. Я ведь ученый, а не полицейский.

Она положила мужу на плечо руку. Он повернулся, усадил ее к себе на колени и пробормотал:

— По счастью, у меня есть ты. Когда мы вместе, у меня действительно спокойно на душе.

Женщина печально прикрыла глаза. Закусила нижнюю губу и потом проговорила:

— Но я знаю, что ты счастлив не до конца. Тебе не хватает ребенка… Ты так хотел иметь детей…

Вертолет

В тот вечер Каттани вернулся домой очень поздно. Он жил в меблированной квартирке с террасой, где положил подстилку для собаки — дворняжки, которая как-то вечером увязалась за ним на улице, смотря на него умоляющими глазами. Он взял ее и назвал Улиссом.

Как обычно, Улисс устроил ему бурную радостную встречу. Когда наконец удалось отослать его спать на террасу, Каттани прилег одетый на кровать. Взял с тумбочки иллюстрированный журнал. Журнал был старый, давностью в несколько недель, и растрепанный, потому что комиссар его постоянно листал.

Внимание его вновь приковал к себе заголовок, который комиссар изучал уже десятки раз. Он гласил: «Трагическая смерть Джулии Антинари в водах Нассау». Под ним были помещены две фотографии Джулии. В подписях под фото говорилось, что «гибель красавицы наследницы до сих пор остается загадкой: тело ее было выброшено волнами на берег».

Мысль о Джулии была для Коррадо как открытая рана. Даже теперь, когда она умерла где-то на краю света, он никак не мог успокоиться.

Комиссар положил журнал обратно на тумбочку. Беспокойно вертясь на постели, вновь и вновь перебирал он в памяти обстоятельства убийства в банке, восстанавливал сцену задержания убийцы, осмотра тела убитого, вспоминал, что сказал врач…

Вдруг Каттани подскочил и уселся на кровати, явно чем-то пораженный. Что сказал врач? Теперь он прекрасно вспомнил его слова: «Он в него всадил по крайней мере восемь пуль». Восемь пуль, целую обойму! Значит, убийца уже прекрасно знал, что пистолет у него разряжен. И если наставил оружие, то сделал это исключительно с целью испугать, спровоцировать комиссара выстрелить. Другими словами, убийца Тиндари хотел, чтобы Каттани автоматически среагировал и убил его.

Комиссар раздавил в пепельнице окурок и вышел из дома. Через несколько минут он опять был в полицейском управлении. Велел открыть камеру, в которой содержался убийца. Нашел его сидящим на койке, уперев локти в колени и спрятав небритую физиономию в ладони. Тот не пошевелился, не проявил абсолютно никакого интереса к его приходу. Несколько идиотическая улыбка сошла с лица, и теперь оно выражало лишь безразличие.

— По-моему, ты искал смерти, — попытался расшевелить его Каттани. — По какой же причине ты пытался свести счеты с жизнью?

Мужчина приподнял голову, но продолжал молчать. Красноречивы были только его водянистые глаза, полные печали.

Каттани кивнул, словно понял, что тот мог бы ему сказать. Посмотрел ободряюще, словно желая внушить, что если тот заговорит, то может рассчитывать на помощь.

Убийца провел рукой по лицу и наконец произнес несколько слов:

— Слишком поздно, — сказал он с тяжелым вздохом. — Нам с тобой надо было встретиться несколько лет назад на Сицилии… А теперь слишком поздно.

Комиссар протянул ему сигарету. Тот, изумленно взглянув на него, взял и трясущейся рукой поднес ее ко рту.

— Ну скажи мне хотя бы, как тебя зовут.

— Фроло моя фамилия. Сальваторе Фроло.

С помощью агента Треви, сообразительного парня, поступившего на службу в полицию, чтобы иметь возможность платить за учебу в университете, где он учился на инженера, Каттани принялся просматривать подшивки сицилийских газет за прошлые годы. Он надеялся найти хоть какой-то след, намек, от которого можно было бы оттолкнуться в расследовании по делу Фроло. Он хотел понять, что это за человек, с какой тайной целью его кто-то послал застрелить Тиндари.

Груда подшивок все росла. Весь день Каттани и Треви провели, просматривая газеты. Без всякого успеха. И как раз когда уже были готовы сдаться, комиссар торжествующе воскликнул:

— Вот оно! Я нашел.

Полицейский склонился над плечом Каттани, и они прочли заголовок в самом верху полосы, под которым шли две колонки текста. Он гласил: «Исчезновение молодого сицилийца. Что случилось с Сальваторе Фроло?» Это была ежедневная газета пятнадцатилетней давности, под корреспонденцией стояла подпись: Давиде Фаэти.

Не составило особого труда выяснить, что Фаэти уже давно оставил Сицилию и тоже переехал в Милан. Каттани к нему сразу же направился. Теперь Фаэти был главным редактором порнографического журнальчика. Стол его был завален снимками обнаженных женщин.

— Уж вы меня не осуждайте, — несколько смущенно встретил он комиссара. — Знаю, что кончил свою карьеру не слишком блестяще. Но увы! Не всегда удается осуществить юношеские мечты о славе…

— То, чем вы сейчас занимаетесь, меня не интересует. Я пришел к вам по поводу того, что вы писали полтора десятка лет назад. — Каттани подался к нему, словно желая помочь журналисту вспомнить. — Меня интересует история Сальваторе Фроло.

Фаэти сразу же помрачнел. Чтобы прийти в себя от изумления, помолчал, испустил глубокий вздох и наконец пробормотал:

— Ну знаете, это было так давно… Что именно вы хотите от меня услышать?

— Например, вы могли бы сказать, от кого вы узнали об его исчезновении.

Журналист почесал затылок.

— Кажется, от одного судьи, который работал на Сицилии. Его фамилия была Фьорани.

— Где мне его найти?

На хмуром лице Фаэти мелькнула грустная улыбка.

— Найти его можно на кладбище. Преступление мафии. Это случилось много лет назад…

Убийство Тиндари не давало покоя не только комиссару Каттани. Оно вызывало беспокойство совсем другого рода также и у Тано. Он вылетел на Сицилию и вскоре вновь спустился в подземелье виллы, где укрывался Глава Семьи. Тано нашел его в компании молодого мужчины лет тридцати пяти, массивного, смуглого и черноволосого, с острыми, хищными чертами лица. В нем было что-то демоническое.

Звали его Нитто. Это был брат Главы Семьи. Казалось, его мало интересует происходящее, и когда вошел Тано, он не реагировал, оставшись с безучастным видом стоять у стены.

Причину присутствия брата разъяснил сам старик.

— Скоро, — сказал он, — Нитто переберется в Милан, чтобы лучше заботиться об интересах Семьи.

Тано всполошился.

— И чтобы проверять меня?

— Также и для этого… Также. Но главным образом для того, чтобы помогать тебе находить правильные решения. До сих пор мы передавали наши советы и рекомендации через беднягу Тиндари. — Старик с досадой скривил губы. — Но ты всегда их отвергал. Мы хотели осуществить капиталовложения через твой банк, но ты возражал, говоря, что еще, мол, рано, что надо подождать. — Он почесал подбородок и добавил: — Это непростительный грех, Тано, держать на руках столько денег и гноить их. Знаешь, сколько мы сейчас можем тебе доверить? Пять тысяч миллиардов.

На лице Тано появилось торжествующее выражение.

— Я никогда не пытался уклониться, — проговорил он, играя желваками. — Нужно было только выждать удобный момент. Теперь он настал. — Тано оперся руками о письменный стол старика и с воодушевлением продолжал: — Мой план таков, Покончим с этими убийствами. Хватит крови. Встанем на путь законности. С вашими капиталами я проникну в самое сердце высоких финансовых сфер. Попытаюсь постепенно прибрать к рукам самую крупную финансовую империю — «Международное страхование». А оттуда мы потом сможем маневрировать гигантскими суммами на всех континентах.

Мафиозо откинул свою огромную голову на спинку кресла. В то время, как он размышлял, его братец Нитто впервые отреагировал на происходящее: он взглянул на Тано и презрительно ухмыльнулся.

Старик медленным движением погладил щеку. И спросил:

— И что же ты собираешься сделать, чтобы осуществить свой план?

— Прежде всего я должен стать хозяином в банке Антинари, — объяснил Тано. — Одиннадцати процентов от общего пакета акций мне недостаточно. Но это уж моя забота…

— Нет, также и наша, — перебил его старик. — Что ты задумал?

— Все очень просто. Маленькая Грета Антинари осталась совсем одна. Она — единственная наследница сорока процентов акций банка. Я просил об опекунстве над нею. Суд по делам несовершеннолетних должен со дня на день принять решение, и я не предвижу затруднений.