Везунчик - Николай Романецкий

— Зато я знаю, конь в малине! — Инга взяла со столика сумочку. — Пойдемте!

— Конь в малине? — не понял я.

Она прыснула:

— Ой, это у меня приговорка такая. Привязалась в детстве, от бабушки. Уж сколько лет борюсь, и все бесполезно. Лишь в официальной обстановке удается сдержаться, а так…

«Угу, — подумал я. — Значит, между нами отношения уже близкие к неофициальным… Что ж, я — только за!»

— Идемте! — Меня взяли под руку и повели в ресторан.

— А что за купол торчит из воды на горизонте? — спросил я. — Ваша хваленая дамба?

Карие глаза Инги запылали возмущением:

— Это город Кронштадт, морская крепость, защита Питера от агрессии с моря.

Впрочем, поскольку я тут же изобразил глубочайшее раскаяние в полной собственной необразованности, Ингино возмущение быстро улеглось. А когда мы угнездились за столом, она и вовсе сказала:

— Заказ сделаю я. Хорошо, дорогой?

Мне осталось мысленно пожать плечами: по-видимому, моя спутница решила, что я сейчас начну заказывать десятки гамбургеров и пицц, перемежая их легионами устриц и лягушачьих лапок со сливками и кленовым сиропом.

— Как пожелаешь, дорогая, — подыграл я. — Только, пожалуйста, не забудь для меня стакан апельсинового сока и чашку кофе.

— Да, конечно, милый.

Официант, перед которым мы разыграли этот экспромт, принял все за чистую монету и резво удалился.

— Что такое дрочена? — спросил я, когда его уши оказались на достаточном расстоянии от моих губ.

— Запеканка из картошки. В Питере ею часто завтракают.

Я вновь мысленно пожал плечами. Наверное, нечто вроде картофельного пудинга. Что ж, не самое худшее блюдо для желудка…

Оставалось улыбнуться и оглядеться. И убедиться, что заведение достаточно приличное. Не «Рустерман», разумеется, однако… Мебель и сервировка на уровне, а прислуга, судя по целеустремленности движений, неплохо вышколена. Народу в зале было мало, и, кажется, на нас никто не обращал внимания. Точнее, не обращали на меня — Ингу-то по крайней мере трое хотели бы видеть за своими столами. А еще лучше — в постели. Желание было прямо-таки нарисовано на физиономиях…

Чтобы добить обладателей этих физиономий окончательно — и стремясь продолжить наш экспромт, — я тут же выложил Инге древний текст. Ну тот самый, где лишь русская пианистка знала, какого цвета трусы у Штирлица…

И словно льдинки в стакане зазвенели. Так смеются либо совсем невинные девочки, либо впавшие в детство старые девы… Инга ни той ни другой не была. Потому что тут же выложила не менее бородатый анекдот про отпечатки пальцев на заднице Евы Браун, конь в малине!

В общем, завистники втянули головы в плечи, а я, сразу обретя недурное настроение, принялся перетряхивать старье в кладовых собственной памяти, чтобы продолжить баловство в том же направлении и ответить американским анекдотом минувшего века про русский сервис.

Однако продолжение не состоялось. То ли мы хохотали над Штирлицем и Мюллером слишком долго, то ли здешний сервис и в самом деле не соответствовал заокеанским текстам о нем, но официант уже тащил поднос с завтраком.

Привычный утренний стакан апельсинового сока привел меня в еще лучшее расположение духа. Явилась даже мысль, что я почти дома, а не на другом краю планеты…

Когда официант удалился, Инга перестала смеяться и сказала:

— Спорим, собственную биографию вы знаете не хуже анекдотов!

Спорить я не стал — работодателю вздумалось проверить, хорошо ли работник усвоил легенду. Что ж, такое желание понятно…

— Зовут меня Максим Метальников, — сказал я. — Частный детектив с пятилетним стажем работы. Недавно разменял четвертый десяток. Служил в частях специального назначения. Шесть лет назад, во время боев под Кенхи, получил ранение и был демобилизован…

— Нет-нет! — оборвала меня Инга. — Меня интересует ваша настоящая жизнь.

Что ж, и этот интерес был понятен — мы с боссом личности, широко известные в узких кругах не только Штатов, но и всего остального мира.

— Ничего нового! — Я пожал плечами. — Имя мое вам известно. Возраст — тридцать два. На самом деле ранение получил во время ареста хакера Ральфа Хендерсона. Глубокий термический ожог левого предплечья. Знаком с приемами восточной борьбы, хорошо владею «стерлингом»и обычными огнестрелами.

— Семья?

— Родители действительно погибли в автокатастрофе. Во время командировок живу в отелях, а обычно — у босса.

— Девушка?

Я ухмыльнулся:

— Если скажу, что сторонюсь прекрасного пола, все равно не поверите.

— Не поверю, конь в малине!

— Конечно, девушка есть, — сказал я. И зачем-то соврал: — Впрочем, какой-то определенной, любимой, нет. — Пришлось срочно закрывать прореху в совести истинной правдой. — Сплю сразу с тремя.

Лили меня прощала и не за такое.

Простила и новая знакомая.

— Вы мне нравитесь, — проронила она благосклонно. — Думаю, Пал Ваныч не ошибся в выборе.

От таких комплиментов у меня когда-нибудь выпадут волосы, ей-богу!..

— Рад, что угодил Пал Ванычу! — жизнерадостно сообщил я. — Не зря, видно, целую неделю выводил бородавку на носу!

Я бы выразился и порезче, но вряд ли ей стоило слышать, в каком именно месте у представительниц ее пола я видел этого Пал Ваныча. Однако, чтобы лже-Максима Метальникова не посчитали полным и окончательным невежей, пришлось сделать вид, будто дрочена нравится мне много больше запеченного окорока с французскими булочками и виноградно-тимьяновым желе.

Зазвеневшие льдинки известили, что невежей меня не считают. А учтивый и галантный джентльмен тем более должен есть дрочену, будто запеченный окорок. За сей подвиг я и взялся…

Глава 2

Офис Пал Ваныча оказался совсем недалеко, здесь же, на Васильевском острове. Инга доставила меня за пять минут на вишневом автомобиле незнакомой модели.

— Что за машина у вас? — спросил я, выбираясь на тротуар, когда мы остановились возле серого четырехэтажного здания.

— «Лада-забава»… А вот и наша фирма.

Снаружи здание не впечатляло — от него попахивало началом прошлого века. Вывески возле дверей не было: фирма явно не тратилась на рекламу — видно, дело процветало и так.

Инга переговорила с кем-то по домофону, нам открыли.

Судя по внутреннему интерьеру, дело Пал Ваныча действительно процветало — стильная мебель, шикарные дорожки в коридорах, радушная платиновая блондинка в приемной, глубокие кресла в углу у журнального столика, многочисленные плакаты на стенах, рекламирующие какие-то никелированные штуковины. Все яркое и запоминающееся — особенно секретарша.

Тут же, в приемной, охранник, под левой мышкой которого опытный глаз мгновенно замечал присутствие знакомого ему, опытному глазу, предмета.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});