Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он утирает губы. Разгибается. Едва не опрокидывается на дорогу и наконец, пошатываясь, отходит от края. Айзек, шаркая подошвами по заледенелому асфальту, направляется туда, где его все еще ждет продолжающая упорно пиликать машина. Он сходит с моста и сворачивает от автомобиля в сторону леса. Под ногами похрустывает лесная подстилка из сгнивших цветов и целлофанового мусора. Он добирается до первого дерева и, затаив дыхание, вглядывается в распластавшиеся за ним тени. Лучшие детские сказки начинаются с похода в лес, только вот история Айзека вовсе не для детей. Он уже слишком взрослый, чтобы его взялись воспитывать волки, слишком большой, чтобы провалиться в кроличью нору, слишком искушенный, чтобы прельститься пряничным домиком. Свой счастливый конец он уже получил – и уже потерял. Айзек колеблется, оглядывается на свою машину. Как нарочно, снова раздается крик. Сколько боли – до боли знакомой. Не удостоив тени повторного взгляда, Айзек ныряет в подлесок.
Пока он съезжает по береговому склону, мох оглаживает склизкими пальцами спину его пиджака. Айзек крадется по устилающей землю влажной листве, отбиваясь от низко свисающих ветвей. Сучья и шипы впиваются в предплечья и ладони. Переплетающиеся между собой корни изо всех сил стараются сбить Айзека с ног. Пару раз они даже преуспевают – и этого достаточно, чтобы его черные брюки промокли насквозь, а некогда выходные ботинки захлюпали, словно напитавшиеся водой кухонные губки. Он не переживает о переохлаждении или обморожении. Он думает только о крике, крике, представляющемся невозможным в этом лесу, завеса которого заглушает даже рев близлежащей реки. Он снова в нерешительности замирает. Что, если лес водит его за нос? Айзек вертится по сторонам, будто из-за ветвей за ним наблюдают тысячи глаз. Он трезвеет. Он крутится и крутится, оглядываясь назад – на свою машину, всматриваясь вперед – в неизвестность. Он дезориентирован. Он даже не может вспомнить, откуда пришел. Ему тоже хочется закричать, хочется позвать на помощь. Его останавливает божественное вмешательство разгорающейся зари. Занавес царящей в лесу тьмы мгновенно поднимается, чудотворные лучи солнца пробиваются сквозь ветви и освещают подлесок. Тогда Айзек видит его.
Яйцо. Посреди поляны, купаясь в небесном свете, который, кажется, бросает вызов и без того отступающему ночному мраку, сверкает яйцо. Только вот картина эта не поддается никаким законам логики. Сама поляна, идеально круглая и неестественно первозданная, освещенная лучами, струящимися через такой же идеальный просвет в лесном навесе, выглядит искусственной. Кажется, будто что-то примяло чащу в этом месте – и получилась лужайка, напоминающая гигантское гнездо. Яйцо белеет в самом ее центре, под сенью мокрых листьев и ветвей. Белеет жутковато. Как жемчужина в пасти огромнейшей в мире устрицы. Нет, белее жемчужины. Белеет, как ничто на свете. Овал пустоты, вырезанный из чистого листа бумаги детскими ножницами. Вырезанный и посаженный на клей-карандаш в центр этой поляны. Только капли росы, дрожащие на белой поверхности яйца, убеждают Айзека в его реальности и трехмерности. Айзек трет глаза. Яйцо не исчезает. Яйцо остается объемным. Яйцо по-прежнему завораживает, и его великолепие только подчеркивается тусклыми грязно-коричневыми, приглушенно-зелеными красками фона и сверкающими на белой скорлупе бриллиантами конденсата. В лучах солнца, струящихся сквозь прогалину над головой, оно блестит, будто произведение Фаберже, подсвеченное на витрине. Только оно крупнее. Гораздо крупнее. Больше полуметра, навскидку.
Впервые за несколько недель Айзек испытывает чувство, отличное от отчаяния. Он несколько раз моргает, трет и без того красные глаза. Ну, здравствуй, старое доброе любопытство. Приоткрыв рот, Айзек вглядывается в переплетение ветвей, со всех сторон обвивших поляну, в поисках хоть какого-нибудь намека на происхождение яйца. Он осматривает землю на предмет огромных следов. Поднимает голову, почти ожидая увидеть в небе силуэт какого-нибудь еще более огромного зверя. Ему вспоминаются «Парк Юрского периода» и рябь, пробегающая по поверхности налитой в стакан воды при приближении тираннозавра. Но на поляне царит пронзительная, мертвая тишина. Взгляд Айзека снова падает на яйцо. Он ничего не может с этим поделать. В яйце есть нечто всепоглощающе притягательное, кажется, что эта его белоснежно-чистая невероятность досуха выпивает все цвета подобравшегося слишком близко леса. На нем нет ни пятнышка грязи. А какого оно размера!
«Ложкой такое яйцо не разобьешь, – проносится в голове у Айзека, – разве что лопатой или кувалдой».
Айзек сглатывает, внезапно осознав, где находится. Он чувствует кислый привкус во рту. Яйцо порождает множество вопросов одним лишь фактом своего существования, и на самый важный из них Айзек все еще не знает ответа. Откуда донесся тот крик?
Айзек снова осматривает поляну, нервно переминаясь с ноги на ногу, и сухие ветки, устилающие землю, хрустят под его ботинками. Он пугается этого хруста и скрючивается в позе эмбриона. Зажмуривается, обхватывает руками колени. Но никто не нападает. Айзек приоткрывает один глаз, затем другой и прячется за ближайшим деревом. Он продолжает всматриваться в тени: вдруг среди них затаился кто-то громадный – мать, способная отложить такое яйцо. Блуждающим взглядом он ощупывает округу, то и дело косясь на центр поляны. Как-то раз Айзек видел на развернувшемся посреди города фермерском рынке страусиное яйцо – и его находка выглядит в четыре, а возможно, в шесть или даже в восемь раз больше. Примерно как яйцо динозавра. Хотя яйцо динозавра он тоже видел – в Музее естествознания. И оно было бежевым, похожим на пятно от пролитого чая, а не вызывающе белым, будто замазка на тетрадном листе. Айзек размышляет, что может скрываться внутри, что из него вылупится. Он снова вспоминает крик, источник которого так и не смог определить. В его голове он теперь звучит агрессивным рыком, а не жалобным плачем. В прежней жизни Айзек уже бежал бы к своей машине. Сейчас смерть в когтях птеродактиля кажется ему милосердно быстрой.
Айзек
- Вторжение - Генри Лайон Олди - Биографии и Мемуары / Военная документалистика / Русская классическая проза
- Легкое дыхание (сборник) - Иван Бунин - Русская классическая проза
- Стихи не на бумаге (сборник стихотворений за 2023 год) - Михаил Артёмович Жабский - Поэзия / Русская классическая проза
- Оркестр меньшинств - Чигози Обиома - Русская классическая проза
- Heartstream. Поток эмоций - Том Поллок - Русская классическая проза
- Так тихо плачет супербог - Компэто-Сан - Научная Фантастика / Русская классическая проза
- На войне. В плену (сборник) - Александр Успенский - Русская классическая проза
- Незамеченные. Часть первая - Ekaterina Husser - Поэзия / Русская классическая проза
- Мартовская ночь - Кирилл Арнольд - Контркультура / Русская классическая проза
- Арнольд Шварценеггер - Первый качок Голливуда - Федор Раззаков - Русская классическая проза