Беспредел - Николай Леонов

Призвали в армию Николая Росина за два месяца до срока, тут уж военком постарался.

Солдатом он оказался неплохим, можно сказать, хорошим. Работы никакой не гнушался, сызмальства привык, бегал, прыгал, подтягивался на равных со “стариками”, а когда дело дошло до драки, то он сразу уложил троих и лишь потом стал выяснять, зачем они к нему подошли.

На замирение потребовали литровку самогона. Николай дал гонцу в лоб, затем сходил в ближайшую деревню и принес четверть. “Старики” его признали полностью, и он раньше всех получил лычку.

Все шло нормально, начальство Росина не замечало, о чем еще может мечтать солдат? Кореша уважали, поселковые девки любили. Он был невысок, но статен, а прищур его голубых глаз действовал на них сильнее бронебойного снаряда.

Казалось, ничто не предвещало потрясений, но Политбюро, видимо, решило, что все слишком хорошо и как бы народ от жиру на Кремль не пошел, потому послали людей воевать в Афганистан. Что нам афганцы, что мы им? До сегодняшнего дня не выяснено. Однако десять лет люди убивали друг друга старательно, даже с фантазией. Николай научился стрелять лежа и с ходу, в живот и в спину, между глаз и в сердце, в душманов, стариков, женщин и детей, резать ножом и колоть, многому он научился, еще большего насмотрелся. Он видел, как оставляют раненых, потому что самолет генерала перегружен награбленным. В общем, он видел войну во всей ее красе, главное, он понял: война совершенно бессмысленна, но почему-то не прекращается. Даже когда все газеты мира написали, что война кончилась, людей продолжали убивать.

Наконец, Рощин, какой-то писарь переврал “с” на “щ”, чем лишил воина двух боевых наград, вернулся в Россию, где его никто и нигде не ждал.

Некоторое время он болтался без дела, однажды попал в чужую разборку и, выученный убивать, убил.

Тут ему дважды повезло; убийство не удалось доказать, а в камере он познакомился с интеллигентнейшим человеком, который за четыре месяца, пока тянулась эта бодяга, прочитал смышленому парню полный курс лагерных наук. Так что вышел из тюрьмы Николай Рощин без орденов и дипломов, но с высшим юридическим образованием. Мало того, многоопытный учитель, некогда закончивший Сорбонну, используя нехитрые предметы камерного быта, научил Николая, как пользоваться ложкой, вилкой и ножом, рассказывал, сколько за столом подают тарелок и рюмок, как подзывать официанта, провожать и встречать даму.

Уроки маэстро пользовались в камере огромной популярностью, педик Каленый с удовольствием изображал даму и не садился, пока ему не подадут скамейку.

Разодрали на полосы полотенце, учились завязывать галстук, с хохотом обсуждали, какие носки надевают к какому костюму.

Все хохмили, подгоняя время, лишь Николай относился к учебе серьезно — почему-то верил, что в жизни все пригодится.

Он не прожил на воле и месяца, как его пригласили в сильную преступную группировку, опытные бойцы всегда в цене, но не прижился, воровская стая пришлась не по душе. И не то чтобы Рощин был чистюлей, война от подобных глупостей отучила. Но воровские законы ему были противны, коллективный грабеж казался мелким. Рощин вновь стал волком-одиночкой.

И тут Грачев, тогдашний министр обороны, решил, что маршал должен ездить не только на “Мерседесах”, но и на танке, и рванул на Грозный. Николай уже знал: с народом воевать можно, но победить нельзя. Потому Рощин устроился на хорошую должность во второй эшелон российских солдат, где восемнадцатилетним пацанам объясняют, что винтовка состоит из приклада, цевья и ствола, и начал их бить и калечить, приговаривая, что чем дольше лежишь в госпитале, тем дольше живешь.

Занятия, которые проводил Николай Рощин, назывались “обучение рукопашному бою”. В этом, казалось бы, непростом деле ему в дивизии не было равных, и война в Чечне прошла для Николая бескровно, но душу покалечила окончательно.

Жизнь человека ничего не стоит, в верхах сидят подлецы и подхалимы, а воровать — дело благородное, только попадаться не стоит. Но он не шел на хозяйственную работу, где воровать сам Бог велел. Обучал мальчишек, и у него получались неплохие бойцы, злые и беспощадные, как и он сам.

Все кончается. Когда высшие чины наворовали по горло, война затухла. Человек не может съесть больше, чем в него влезет, так и украсть, казалось бы, можно беспредельно, ан нет, есть предел.

Война не закончилась, затухла. Отдельные, еще голодные шакалы убивали, брали заложников, чего-то тащили, но народ устал, люди хотели жить:

Рощин, опять без орденов, приехал в Москву, начал искать работу.

* * *

Рафика Абасова пригласили в Баку. Человек слишком долго жил в Лондоне. На родине были и другие, желающие занять его пост. Очень уважаемая семья, даже клан, желала сменить посла в Лондоне, пыталась оказать давление на Президента, но последний уперся, и стали искать иные пути.

Посол с семьей летел через Москву, где собирался провести несколько деловых встреч. Недруги решили воспользоваться случаем, задержать Рафика в Москве любыми способами и при возможности — убрать.

Хотя Азербайджан стал суверенным государством, “чекисты” Баку нашли знакомых “чекистов” в Москве, обратились к ним, подкрепив просьбу достаточно солидной суммой долларов. К тому же представилась возможность нанести двойной удар и не только устроить на теплое местечко родственника уважаемых людей, но и основательно поколебать дружбу Москвы и Баку.

Первое дело, конечно, деньги, затем люди. Деньги достали быстро, а с людьми получилась накладка. Большой генерал был не глуп, приказал в операции использовать только русских: они не отличают кавказцев друг от друга. Свидетели должны видеть только русских, и никаких боевых контактов. У нас методы тихие. Действуйте. Шереметьево — режимный объект, хорошо охраняется, действуйте тонко. Правительственную делегацию следует увезти из Шереметьева так, чтобы никто и не шелохнулся.

Большой генерал вызвал генерала поменьше, спросил: “Задача ясна?”

Первой мыслью генерала-исполнителя была мысль о болезни, даже операции. Грыжу давно следует удалить. Но он отогнал эту мысль — не поймут и не простят. Генерал Костылев, хотя и бывал в Афганистане, был человек не шибко смелый. Однако приказ есть приказ.

* * *

Все для Рафика Абасова сложилось в этой истории неудачно, если сказать по-русски — “сошлось”. Один из замов руководителя госбезопасности Азербайджана (он как раз и был близким родственником семьи, которая желала заместить Рафика на посту в Лондоне) в прошлом имел спекулятивные связи с неким русским доцентом из Московского университета. Деляги открыли “линию” из “Бакы” в Москву: с Каспия гнали вкусную рыбку, из Москвы — деньги. Дружба было оборвалась в горестный момент Беловежья, но вскоре вспыхнула с новой силой: доцента оценили как крупного демократа и назначили в Систему на ответственный пост. Когда новоиспеченный азербайджанский генерал оказался по делам в Москве — он позвонил старому другу-спекулянту и обрадованно узнал, что тот теперь тоже “чекист”. Встретились, обмыли как положено, условились помогать друг другу — буде возникает надобность. Когда же оная у азербайджанского друга возникла — русский друг все понял правильно и, как Большой генерал, вызвал генерала маленького, честного, но трусливого Костылева. Тот был на грани пенсии, вырос и сформировался в те времена, когда любая просьба любого негодяя из Партии или Системы рассматривалась как пожелание самого Ленина.

Что же касается “преступных группировок” — Костылев был профессионал и понимал, что в то безрадостное мгновение, когда спецслужба опустится до прямого контакта с уголовным миром, — она перестанет существовать. Для общения с “низами” есть МВД, милиция. Она — помойка по призванию и определению, ее дело чистить сортиры и свалки. У Костылева — еще по далеким коммунистическим временам (он тогда служил в Третьем управлении КГБ, в орбите которого было и МВД в целом) остались связи в Главном управлении Уголовного розыска. Был там один майор (теперь уже генерал-майор), который наболтал лишнего в нетрезвом виде на свадьбе у приятеля и сгорел бы синим пламенем, если бы ни Костылев. Подполковник Костылев сжалился над дурачком и дело замял — бескорыстно, по-человечески. Теперь Костылев знал точно: генерал милиции Зотов ничего не забыл и исполнит все, о чем ни попросит “старший брат”. Мент и познакомил Костылева с Рощиным, представив генерала как “нуждающегося человека”. Рощин был “на связи” у Зотова. Это особая история, и она заслуживает того, чтобы рассказать о ней отдельно.

* * *

Дождь упал сразу. Казалось, в небе опрокинули огромную шайку воды, она о воздух разбилась на брызги и стала долбать по городу. Зотов стоял в двух шагах от подъезда, но, пока эти два шага сделал, промок до нитки.