Звезды нашептали (СИ) - Ольга Загустин

— Я — полный дурак! И не должен был ждать так долго. И если бы я знал, что судьба решила поиграть с моими чувствами, то еще год назад, сразу после твоего совершеннолетия, сделал бы тебя своей. Это бы всё изменило.

Его руки, сначала крепко прижимавшие меня к себе, начали лихорадочно блуждать по моему совершенно равнодушному телу, спустились ниже поясницы и стали неистово мять бёдра, захватывая кромку сарафана. Осознание неправильности происходящего вывело меня из бесчувственного ступора.

Нет, мне что, мало на сегодня потрясений? И что это значит — "сделал бы своей"? Или у меня на лбу написано крупными буквами: Мнения и желания этой молодой особы никому не интересны? И вот я стою с широко открытыми глазами и… очень болезненно щипаю мэтра за правый бок, туда, куда смогла дотянуться.

Блудливые движения рук остановились, и учитель отскочил с покрасневшим, то ли от возбуждения, то ли от смущения лицом. Смотрю на него и не узнаю. Кто этот мужчина? Можно сказать что он красив: голубые глаза, каштановые волосы неравномерно подстриженными прядями обрамляющие удлинённое лицо, высокий рост. Немного худощав. Но это не портит его. Наоборот, подчеркивает его утонченные черты лица. На первый взгляд ему дашь не больше тридцати, но я то точно знаю, что ему недавно перевалило за сотню. Уж кому как не ученице знать точную матрицу рождения своего учителя.

В груди набатом отдаются болезненные удары уязвлённого сердца.

"Почему именно сейчас? Почему я раньше его не видела таким?"

В животе нарастает тупая боль, скручиваясь тугой пружиной, и вызывает у меня такое чувство, что я прошла мимо чего-то очень важного и ценного. Но которое, после неожиданного решения матрицы, теперь уже не имеет никакого значения.

— Я очень…очень устала… вроде прошло только три часа, а у меня такое чувство, что прошло как минимум три года. Мне надо обо всем хорошенько подумать.

Он что-то хотел сказать, но я тут же коротким жестом поднятой руки прервала его.

— Завтра. Обо всём поговорим завтра.

Я не помню, как спустилась, не помню, как вошла в родное имение, как поднялась на второй этаж, лишь путанные мысли нереальности происходящего настойчиво истязали потерянный разум.

* * *

Проснулась, лежа в своей кровати, одетая в тот же мятый сарафан. Быстро соскочив с кровати, первым делом направилась в ванную комнату. Видимо, проснулось ещё только тело, потому как глянув на себя в зеркало, увидела, что на меня смотрят ещё ничего не выражающие глаза. Не было ни одной мысли, ни одной эмоции и, как ни странно, я наслаждалась этим редким моментом. Все потом нахлынет вновь. Но сейчас, в эту минуту, я отгородилась от всех проблем и от всего мира. Подставляю лицо под струйки теплого душа, и чистая вода, очищая тело, наполняет меня живительной энергией. Это чудо комфорта наш кузнец в городе подсмотрел у мага целителя. И в благодарность за оплату лечения сделал мне подарок.

В комнату тихонько постучали:

— Тэль! Завтрак на столе, — моя матушка Мироша, — выходи уже.

Моя бедная матушка. Как много мне нужно тебе рассказать. Сколько времени нам осталось побыть вместе?

Я не тороплюсь выходить из влажной и нагретой комнаты. Скольжу взглядом по затемненному паром зеркалу, вытираю рукой сначала ту часть, которая отражает лицо. На меня смотрят мои глаза, непонятного оттенка, большие и немного вытянутой формы. Как глаза у мамы, которые папа называет "мои миндалинки". Сегодня они серые, в унисон тому чувству, что поселилось у меня в груди.

Волосы, густые и темные от воды, спускаются ниже плеч. Сколько себя помню, хотела избавиться от их тяжести, несколько раз даже удалось, до сих пор помню причитания матушки. Пришлось пообещать никогда больше не подносить ножницы к голове, тем более под кривым углом. Мама рассказывала, что в детстве мои волосы закручивались в красивые спирали, но сейчас, под собственной тяжестью, они не дают даже намека, только несколько коротких прядей, обрамляя лицо, выбиваются из общего унисона и рассказывают о былом великолепии. А про цвет я вообще молчу, темно-русые с рыжиной пепельного оттенка. Видимо, мои глаза и волосы при рождении устроили эстафету, кто кого превзойдёт по цветовой гамме. По моим подсчетам пока ничья.

Взгляд скользит по прямому узкому носу и останавливается на полных губах. Даже сейчас прикусываю нижнюю губу. Что за дурная привычка? От которой если за двадцать лет не избавилась, то, наверное, уже никогда и не избавлюсь. Не знаю, красива ли я, так как ещё ни один парень не удостоил меня своим пристальным вниманием, не считая мэтра сегодня ночью, но мне нравится моё отражение.

Рука на зеркале спускается ниже, открывая обзор на длинную шею, покатые плечи и высокую грудь. Непроизвольно дотрагиваюсь кончиками пальцев другой руки до выпуклой татуировки на шее. Золотая звезда. Моя метка, моя судьба и мое клеймо. Она появилась при моем первом крике, когда повитуха перерезала связь единства с матерью. Если бы у меня были задатки к магии, на этом месте была бы золотая руна. Замечательная служба занятости? Прямо путевка в жизнь с доставкой на дом.

Опускаю глаза ниже. Струйки воды с волос перебегают извилистыми ручейками на молочного цвета кожу, щекоча и лаская высокую грудь. Не маленькая, но и не как у Петры, дочки кузнеца. Там такие щедроты, что она, наверно, и ног своих не видит, когда идет. Хотя откуда я могу знать, какие прелести мужчинам нравятся? Наверное, Петре повезло больше, если судить по количеству провожающих ее взглядов. Да и вообще, чего это я взялась нас сравнивать? Хоть передом, хоть задом я останусь в проигрыше перед пышнотелой, светловолосой, румяной девушкой.

— Матушка, — громко сказала я, запахиваясь в широкое белое полотно и промакивая оставшуюся влагу на теле. — попроси отца запрячь пару лошадей. Еще до обеда я уеду в город. Так что не ждите до ужина. И не волнуйтесь за меня, я поеду с учителем.

— И зачем тебе в город, милая? Два дня назад, если не ошибаюсь, вы с леди Агатой туда уже ездили. Мама в это время разрезает маленькую сдобную булочку вдоль и укладывает маленький кусочек козьего сыра.

— Мне необходимо поговорить с лэрдом Ив. Это очень важно, — и мысленно добавляю, — особенно для меня.

— Уж не приболел ли мой ангелок? Матушка бросает встревоженный взгляд в мою сторону и уже не смотря наливает из кувшина молоко в широкую кружку.

— Ну что за глупости, мама. Посмотри на меня. Неужели я выгляжу больной?

Я стараюсь искренне улыбнуться во весь белозубый рот, хотя в душе целый ураган смешивает коктейль противоречивых чувств.

— Ты вроде нет, а вот учитель твой серее тучи ходит с утра. На слуг ворчит. А если это заразно? — У меня даже хохот истерический начался. Вчерашнее признание под эпитет заразная болезнь мало вписывалось в мое воображение.