Партизаны - Маклин Алистер

– А, неукротимый Ганс Винтерман! – Лунц оторвал взгляд от документов. – Судя по тому, что мне известно о вас, юный Ганс не отдыхает сейчас на дне Тибра.

– Я не обращаюсь подобным образом с союзниками. Лейтенант заперт в ювелирной лавке.

– Понятно, – полковник произнес это так, словно не имел ничего против действий Петерсена. – Заперт... Но наверняка Ганс может...

– Не может. Он связан. Вы не столько огорчаете меня, полковник, сколько обижаете, награждая таким агентом. Почему бы вам было не дать ему флаг или барабан, или что-нибудь в этом роде, что быстрее привлекло бы мое внимание?

Лунц вздохнул.

– Юный Винтерман был хорошим танкистом. Конспирация – не его ремесло. Я не собирался обижать вас, майор. Слежка – всецело идея Ганса. Нет, естественно, я знал, чем он занят, но не пытался остановить. Ничего, разбитая голова – невысокая плата за приобретенный жизненный опыт.

– Я и пальцем не тронул мальчишку, – заметил Петерсен. – Повторяю, я отнесся к нему как союзник к союзнику.

– Зря. Этот случай мог послужить ему хорошим уроком, – полковник умолк – в дверь постучали, и в номер вошел консьерж, принесший стаканы и французский коньяк.

Петерсен разлил коньяк и, подняв свой стакан, провозгласил:

– За операцию «Вайс»!

– Прозит. – Лунц оценивающе почмокал губами. – Превосходно! Почему-то принято считать, что все офицеры гестапо – варвары. Операция «Вайс». Значит, вы в курсе? Хотя не должны были знать о ней. – Тем не менее полковник не казался расстроенным,

– Я знаю много такого, о чем не должен был знать.

– Вы меня удивляете, – равнодушно сказал Лунц и вновь отхлебнул из стакана. – Чудесный напиток, просто божественный! Да, четники [3] склонны разбрасываться. В результате мы с вами не можем скоординировать свои действия.

– Вы мне не доверяете?

– Не говорите таким обиженным тоном. Разумеется, доверяем. Ваши документы красноречиво говорят сами за себя. Единственное, что нам, особенно мне, трудно понять, почему человек с таким послужным списком, как ваш, связался с этим предателем, королем Петром?

– Я вижу, полковник, что за тринадцать минут вы успели основательно поворошить мой письменный стол. Король Петр – предатель? Скорее, можно назвать предателем принца-регента Павла, которого ваш фюрер вынудил подписать Тройственный пакт с Германией и Японией. Однако и он не предатель. Просто слабый, нерешительный, быть может, трусливый человек. И поступил так потому, что желал избавить Югославию от ужасов войны. Он искренне полагал, что действует во благо страны. «Bolje grob nego rob». Вам знакомо это выражение, полковник?

Лунц помотал головой.

– Я не знаю вашего языка, майор.

– "Лучше умереть, чем жить в рабстве". Это кричали югославы, когда узнали, что принц-регент примкнул к Тройственному пакту. То же самое кричали они, когда режим Павла был сверг нут, а договор денонсирован. А потом фюрер по своей привычке уничтожил Белград и сокрушил нашу армию. Я как верноподданный монархист находился и нахожусь в рядах югославской королевской армии.

– Жаль, что в нашем распоряжении всего лишь одна бутылка, – плотоядно облизнувшись, пробормотал полковник. – Однако вас не слишком взволновали воспоминания.

– Время лечит.

– И вы не ощущаете себя несчастным от того, что приходится воевать против собственного народа?

– А вы находите, что лучше объединиться с ним и воевать против вас? На войне завязываются странные знакомства, полковник. Возьмите себя и японцев, к примеру.

– Верно. Но все же немцы не убивают немцев.

– Зато, Бог знает, сколько раз вы делали это в прошлом. Так или иначе, морализовать бессмысленно. Повторюсь, я – верноподданный монархист. И когда эта проклятая война закончится, хочу увидеть монархию в Югославии восстановленной. Это именно то, для чего я живу. У каждого человека свое предназначение. Полагаю, я ответил на ваш вопрос, полковник?

– А можно узнать, что же сделало вас столь ревностным монархистом? – спросил Лунц.

– Мое имя, – усмехнувшись, отозвался Петерсен, – и моя кровь, В Иллирийских Альпах есть деревушка, где каждая вторая фамилия начинается с приставки «Мак». Там осели потомки шотландцев, воевавших в тех краях в одной из бесконечных средневековых войн. Мой пра-пра-пра-прадед, а может быть еще десяток раз «пра», был «солдатом удачи», что, кстати, звучит чуть более романтично, чем «наемник», как говорят в наши дни. Он пришел в те места вместе с сотнями других, и, как многие из них, забыл вернуться домой.

– Интересно, где был его дом? Наверное, в Скандинавии или Англии, да?

– Меня не слишком увлекает генеалогия, полковник. Спросите любого югослава, кто были его предки хотя бы в пятом колене, и, уверяю вас, он вам не ответит.

Лунц согласно кивнул.

– Да, вы, славяне, небрежно обращаетесь со своей историей... А затем, конечно же, только для того, чтобы запутать дело, вы закончили Сандхерст [4]?

– Естественно, – ответил Петерсен. – Мой отец был военным атташе в Лондоне. Служи он в Берлине – я бы закончил академию в Мюрвике или в Киле.

– Не обижайтесь за альма матер. Я тоже имею к Сандхерсту некоторое отношение.

– Что вы подразумеваете под «некоторым отношением»?

– Нет-нет, никакого шпионажа, контршпионажа, шифровок, дешифровок. Я там просто бывал. А вы, как я понимаю, специалист именно по этим вопросам?

– В некоторых областях знаний я – самоучка.

– Ах вот как, – несколько секунд Лунц молчал, наслаждаясь коньяком. Затем спросил:

– А что впоследствии случилось с вашим отцом?

– Не знаю. Вам должно быть известно больше, чем мне. Он просто исчез. Весной сорок первого, как десятки тысяч других югославов.

– Он также был монархистом? Четником?

– Да.

– Вы сказали, он занимал весьма важный пост. Но важные персоны так просто не исчезают. Скорее всего, вашего отца, майор, убили партизаны.

– Вероятно. Все возможно... – Петерсен неожиданно усмехнулся. – Наверное, вы решили, полковник, что я собираюсь объявить красным вендетту? Сперва попробуйте сделать это сами. Не та страна, не тот век... Ладно, – оборвал он сам себя. – Надеюсь, вы пришли сюда не для того, чтобы расспрашивать о моем прошлом.

– Сейчас вы меня обижаете, Петерсен. Разумеется, я бы не тратил на это время. Вы рассказали мне ровно столько, сколько хотели.

– Смею предположить также, что вы пожаловали сюда не для того, чтобы исследовать мои вещи. Скорее всего, обыск был вызван лишь профессиональным любопытством, да и момент оказался благоприятным. Вы здесь, чтобы передать мне нечто важное. Конверт с инструкциями для наших командиров? Еще одна попытка штурма того, что вы называете «Титоланд».

– Вы довольно самоуверенны.

– Не самоуверен, просто уверен. В распоряжении партизан – английские радиопередатчики, у них есть высококвалифицированные радисты и шифровальщики. Но вы не осмелитесь послать важное секретное сообщение по радио. Вам нужен надежный посыльный. Я не вижу иной причины, по которой меня могли бы вызвать в Рим.

– Честно говоря, мне нечего добавить к сказанному, – полковник протянул Петерсену конверт.

– Зашифровано? – спросил тот.

– Разумеется.

– Зашифровано шифром четников?

– Надеюсь.

– Глупо. Как вы думаете, кто изобрел этот шифр?

– Я не думаю, – отозвался полковник, – а знаю. Вы.

– Тем более глупо. Почему бы вам не передать мне сообщение на словах? У меня превосходная память. Больше того. Если партизаны меня перехватят – возможны два одинаково скверных варианта развития событий. Либо я успею уничтожить послание, и оно не достигнет адресата, либо партизаны его дешифруют. Тот идиот, что решил пересылать сообщение в письменном виде, нуждается в услугах психиатра.

Лунц сделал большой глоток коньяка и прополоскал им горло.

– Вы, конечно, знаете генерал-полковника фон Лера? – спросил он.