Нежданно-негаданно - Валентин Распутин

И вдруг Сеню осенило: ведь все просто! Проще пареной репы. Он молодецки вскочил на ноги, напугав резким движением подходящую Лену, и начал с Правдеи Федоровны:

- У тебя в какой комнате цветы стоят?

- Во всех стоят.

- Где телевизор - стоят?

- Телевизорная у нас большая, на три окна.

- Ясно. - Теперь Сеня взялся за фельдшерицу: - А у вас, Александра Борисовна, под телевизором стоят?

- Они не под телевизором стоят. Они на подоконнике стоят, под солнышком.

- Телевизор на них влияет?

- Откуда я знаю?

Сеня перешел к бабке Наталье:

- А у тебя, бабка, телевизор влияет?

- Нет, - опять виновато отвечала бабка Наталья. - Не виляет. Он у меня не вилятельный.

- Нету, что ли?

- Нету, Сеня. Одна доживаю.

Подошел, привлеченный страстным Сениным голосом, инженер, прислушался. Сеня взглянул на него гоголем и начал разъяснения:

- Вот, Сергей Егорович, сделал открытие. - Взмахом руки в центр табора, как бы усаживающим, Сеня показал, что открытие тут, рядом. Благодаря вот этому ма-аленькому вашему цветочку сделал открытие. Я вообще-то раньше его сделал, но не придал значение, что это открытие. Я ведь тоже комнатный огородник, лимоны выращиваю. Лимоны у меня - о-го-го! Все знают. За крупность балдуины называются. Приезжему кому покажешь - не верит.

- У нас сват тоже ростит, - сказала Правдея Федоровна.

- Не знаю уж, как твой сват теперь ростит, если меры не принял, усомнился Сеня. - Не знаю. У меня, к примеру, полное процветание было до "перестройки". А завозилась она - кто мог подумать, что на лимоны повлияет! А только лимоны мои все хужей, все мельче. Уж не балдуины... так, хреновина какая-то, на перец смахивает. Потом и этого не стало. Завязь возьмется - и обгнила. Только завяжется - отпала. А у меня книжка, я по книжке провожу уход, у меня ошибок быть не может. Какие ошибки, если я пятнадцать лет с этим делом вожусь! - еще решительней отмел Сеня и придержал голос, принапряг для самого главного: - И только после, как выбросил я телевизор из дому!., я по другой причине его выбросил... А почему по другой? спохватился он. - Причина одна. Причина какая: что он преподносит. Я выбросил - такие номера он стал откидывать, что я... человек неконченый... возмутился!

- Возмутился! - слабо ахнула бабка Наталья.

- И выбросил! - продолжал Сеня. - Выбросил и живу, на лимоны не гляжу. Я уж на них рукой махнул. Похоронил, можно сказать. А потом как-то ненароком глядь: лимоны-то мои, лимоны-то! - оживают! Я глазам не поверил. Неделя прошла - еще лучше. И пошли, и пошли!

- Телевизор виноват? - насмешливо спросил инженер, отмахиваясь от слетевшего на него желтого листа.

Сеня задрал голову: откуда взялся желтый лист среди сплошной зелени? внимательно осмотрел тополевое верховье: нет, кое-где желтизной проблескивало... Август как-никак. И только после этого твердо ответил:

- Телевизор. Вот почему. Мы же читали все, кто с этим делом возится, что домашняя растения любит ласку. Спокойствие любит. Мужик на бабу если рявкнет - тут твоей гераньке смертная казнь.

- Они музыку любят, - добавила Лена.

- Музыку любят. Но какую? Опять же ласкательную, она им рост дает. А какую музыку нам по телевизору показывают? Крапиву посади перед телевизором - и крапива сей же момент под обморок! А уж что там нагишом выделывают!.. Это мы, как червяки, глядим, а растения... она чувствительная. Она и "караул!" закричать не может, а то бы они все враз вскричали...

- Закон, значит, такой вывели? - посмеивался инженер.

- Закон! Вывел! - еще тверже отвечал Сеня.

Замараевские бабы смотрели на него с уважением: ну, Сеня... наш Сеня любой спор выспорит, на любого ученого человека храбро пойдет.

Все чаще стали оглядываться на Ангару: не взбелеет ли "Метеор"? - и народ появился возле дебаркадера, торопя посадку. Подъезжали и машины, куда-то ненадолго отскакивавшие, запряженные для проводов. Ангара, взбученная мостовыми быками, бурлила, закручивалась в воронки, пенилась, звенела и, скатываясь мимо дебаркадера, уходила быстро и рябисто. Солнце, безрадостное от чадящего города, стояло почти над головой. Шел только десятый час.

Неподалеку, за старым раздвоенным тополем, одним стволом сильно склонившимся в сторону моста, пристроились, заметил Сеня, женщина с девочкой. Девочка сидела спиной, видна была только белая головка с разлохмаченной косой; женщина, уже немолодая, видавшая виды, со встрепанным выражением на круглом нервном лице, беспокойно оглядывалась. Когда Сенин голос поднимался до накала, она вздергивала голову и морщилась.

Фельдшерица спрятала обратно в сумку отросточек, от которого Сеня и вывел закон, и вытянула взамен какую-то завертушку в красивой обертке, протянула мужу. Он отказался. Она принялась сама разворачивать завертушку. Но не тут-то было - та не давалась. С какого бока, с какого края ни тянула фельдшерица - хрустящая бумага только издевательски повизгивала. Все с интересом наблюдали, чья возьмет. Нет, не бралась штукенция. Не выдержав, фельдшерица применила зубы. Она вонзала их так и этак, испуганно поводя глазами за наблюдавшими, вот-вот, казалось, зарычит от нетерпения - и со стыдом отступилась, сплюнула.

- Там стрелка должна быть, - подсказала Лена. - Указательная стрелка, куда тянуть.

Принялись всей компанией, передавая друг другу изжульканную завертушку, искать стрелку и не нашли, ее или забыли указать, или нарочно не указали, чтобы проверить смекалку деревенского народа. А что проверять! - инженер вынул откуда-то из-под куртки нож, с которым и на медведя не страшно идти, и с наслаждением, крякнув, будто от усилия, вспорол штукенцию.

- Вот так, - мстительно отозвалась бабка Наталья. - Дофунькалась.

- Пошто дофунькалась?

- Откуль я знаю? - Бабка Наталья тянулась рассмотреть, что было в хрустящей бумаге, до чего так мучительно добивались. - Ну и че? спрашивала она. - Че там?

- Сама же говоришь: фунька. - Фельдшерица взяла в рот какое-то цветное крошево из красного, зеленого и желтого и, замерев, испытывала ощущения.

- Попробуй. - Она протянула в ладони крошево бабке Наталье. Та осторожно приняла, лизнула с руки.

- То ли едово, то ли ядово. Нет уж, - решительно отказалась она, лутче знать, от чего помирать.

- И правда, - подтвердила Правдея Федоровна, со страданием на лице наблюдавшая, как пробуют неизвестное вещество. - Его, может, для того и запечатывают крепко, что оно опасное.

- Написали бы, если опасное...

- Там че-то написано.

- Написано-то не по-русски.

- А не по-русски написано - русский человек не лезь, не разевай рот, неожиданным басом сурово сказала Правдея Федоровна. - Там, может, от тараканов написано.

Фельдшерица сплюнула жвачку:

- Тьфу вас! Наговорите!

- Нисколь не проглотила? - полюбопытствовала бабка.

- Нет.

- Ну и слава Богу. От греха подале.

Помолчали, оглядываясь на реку.

- Ну, а что такое все же "фунькать"? - заинтересовалась Лена. - Есть такое слово или нет?

Бабка Наталья с Правдеей Федоровной переглянулись, улыбаясь, остальные вопросительно смотрели на них.

- Ты вроде деревенская, а спрашиваешь как городская. - Бабка Наталья рассмеялась мелконьким сухим смехом. - Маленькая была - воздух портила втихомолку али с музыкой?

- С тем и другим, - не растерялся Сеня.

Посмеялись, потом бабка Наталья закончила:

- Ежели втихомолку, так это оно и есть...

- Искомое насекомое, - отличился на этот раз инженер.

День разгорался жарким. Со стороны улиц, набегающих на мост, доносился дых города, сладковато-выжженный, сухой. С другой стороны набегала волной речная свежесть. То одним пахнет, то другим. Назначенное для "Метеора" время еще не вышло, но народ томился все пуще, запрудив асфальтовую дорогу возле Ангары. Машины музыкалили на разные голоса, прокладывая себе проезд.

- Пойду узнаю последние известия, - вызвалась Лена.

Последние известия были: еще на полчаса отсрочка.

Женщину под солнцем разморило: ночь она спала плохо, голова была тяжелой, и чувствова-ла она несвежесть во всем теле. Они с девочкой оказались здесь случайно. Случайно и не случайно. Женщину всегда тянуло на вокзалы, откуда можно уехать, и сегодня они с девочкой уже побывали на железнодорожном. Сегодня женщина задумала такое, что и вокзалы не помогут, и без них не обойтись. Проезжая в трамвае, она с моста заметила кружение пассажиров перед отправкой "Метеора" и на остановке потянула за собой девочку. Они побродили-побродили вокруг, ни с кем не заговаривая, выделяясь среди пассажиров своей вялостью, и приткнулись возле компании деревенских. Разговор их еще больше убедил женщину, что люди они невинные и настоящей жизни, которая теперь взяла силу, не знают. Ей тем и нравился речной вокзал, что пассажир тут был не из воронья и отдавался он теплоходу на подводных крыльях, чтобы поскорей добраться до семьи, до деревни и подольше оттуда не выглядывать.

Девочка грызла пряник, как белочка, держа его обеими руками. Женщина принялась укладываться, шурша газетами, которые поднимало речным поддувом, пока она не догадалась придавить их камнями. "Никуда не уходи", - сказала она девочке. Та не ответила. "Сегодня, сегодня!.." - как заклинание, повторяла женщина, закрывая глаза и подбирая под себя ноги, чтобы не выглядеть так, будто валяться на земле ей в привычку.