Стратегическая игра - Владимир Гусев

- А здесь... Неужели нет никакой возможности поиграть прямо здесь? расстроился я. Все-таки не каждый день в саду предлагают такие развлечения.

- К сожалению, нет, малыш. Извини за то, что я тебя огорчил. Просто компьютер, на котором инсталлирована эта игра, очень большой и не пролазит через дырку в заборе. Ну, идем обратно?

За разговорами я и не заметил, что мы подошли уже к самой дыре, ведущей во Тьму. Из нее веяло холодом, пустотой и одиночеством. Что такое одиночество, я не знал, но мне пришло в голову почему-то именно это слово.

- А может... Как-нибудь...

Уловив мою нерешительность, дядя Гаспар крепко ухватил меня за руку и, прикрыв широкими кожистыми крыльями, вывел через дыру.

- Мы ведь не надолго, да? - засомневался я в правильности того, что делаю.

- Конечно, ненадолго! - засмеялся дядюшка. - На каких-нибудь шестьсот шестьдесят шесть тысяч лет!

Сквозь туман, клубящийся во Тьме, ничего не было видно. Кроме того, крылья мои намокли и бессильно поникли.

- А вот и клавиша Enter! Поехали!

Дядя Гаспар сильно потянул мою руку вниз. Почва выскользнула у меня из-под ног. Я вырвал руку и попытался расправить крылья, но они стали такими тяжелыми, что я не смог взлететь. Пришлось резко присесть, чтобы не упасть. Дядя Гаспар скользил все быстрее вниз; я, боясь отстать, теперь уже сам крепко держался за его руку. Но еще больше я боялся упасть на спину и испачкать свои белоснежные крылья.

- Пригнись ниже! Еще ниже! - скомандовал дядя. - Свернись калачиком!

- А крылья? - заволновался я.

- Какие еще крылья? В игре ни у кого крыльев нету! А ты уже в игре!

Действительно, никакие крылья теперь не мешали мне. Это было так странно... Я испытал новое, доселе неизведанное чувство, совершенно не похожее на эйфорию.

Дядя Гаспар куда-то исчез. Я последовал его совету, свернулся калачиком и уткнулся головой во что-то мягкое.

- Хорошо идет, головкой... - услышал я незнакомый голос. - Тужьтесь, мамаша, тужьтесь...

Я застрял в какой-то темной трубе, упругой и влажной. Мне стало страшно. Это тоже было новое чувство, настолько неприятное, что, как только дядя Гаспар выдернул меня из трубы, я потребовал, чтобы он немедленно вернул меня в садик. Но меня сильно шлепнули по попке, и я услышал чей-то жалобный крик:

- Уа-а, уа-а, уа-а...

Кажется, не у одного меня исчезли крылья.

Я огляделся. Дяди Гаспара не было. Мое жалкое крохотное тельце держала вниз головой какая-то женщина с усиками над верхней губой. Чудовищная сила продолжала тянуть меня вниз. Все было настолько сюрреально, что я на несколько мгновений замолчал, а потом вновь начал кричать:

- Уа-а, уа-а, уа-а...

И это было началом моей первой жизни.

Ее я помню лучше, чем остальные. Так проститутка никогда не забывает своего первого мужчину.

Я был ремесленником и жил в большом городе. В нем было, наверное, больше тысячи жителей. Мои горшки славились на всю округу. После ярмарки я обычно покупал жене новое платье или платок, а детям леденцы. Но однажды, когда мы со старшей дочерью возвращались с базара, ее заметил молодой сеньор. И приказал, чтобы моя старшая дочь принесла в замок два горшка. На это я, поспешно сняв шляпу, ответил, что, если сеньору будет так угодно, я сам привезу ему не два, а целую дюжину превосходных горшков.

Молодому сеньору, конечно, были нужны не горшки, а моя дочь. Он вновь повторил свое требование. Пришлось напомнить ему, что я не крестьянин, а свободный горожанин.

Молодой сеньор приказал слугам избить меня. Но дело было недалеко от нашей улицы; за меня вступились соседи, тоже гончары. Сеньора, конечно, никто и пальцем не тронул, а вот слугам его досталось.

Через три дня мою дочь похитили. Вернулась она две недели спустя, вся в синяках и кровоподтеках, и не сказала ни мне, ни своему жениху ни слова. Через три дня она повесилась на той веревке, которой я обычно увязывал горшки, чтобы они не упали с повозки по дороге на базар. Я похоронил вначале дочь, а через два месяца и жену - она не перенесла смерти своей любимицы, увяла прямо на глазах, как цветок, который перестали поливать.

Лишь осенью молодой сеньор вновь появился в городе. Меня он не узнал, потому что от горя я поседел и постарел сразу лет на десять. Гончары и бочары враз услали своих дочерей домой. А мы с бывшим женихом, статным белобрысым парнем, стали поджидать сеньора перед воротами, что выходят на дорогу, ведущую к Замковой горе. У каждого из нас был острый нож - отец жениха состоял в цехе кожевенников. Парень прыгнул на сеньора с крыши дома, но промахнулся. Стража набросилась на него, молодой сеньор развернул лошадь, чтобы посмотреть на безумца, осмелившегося напасть на господина. Я выбежал из подворотни, проскочил между двумя слугами, одним рывком сдернул сеньора с лошади и успел-таки вонзить ему нож в горло, прежде чем меня зарубили стражники...

Я понял, что игра закончена, и ждал, что придет дядя Гаспар и отведет меня обратно в сад. Но очутился все в том же тумане, холодном, липком и противном. Впрочем, крыльев у меня по-прежнему не было; беспокоиться, что они намокнут и испачкаются, не приходилось. Я попытался на ощупь найти клавишу Escape, но вокруг была лишь пустота. Я сделал шаг вперед, поскользнулся...

Я был наследником престола. Когда мне исполнилось шесть лет, мой родной дядя, лелеявший надежду стать королем, задушил меня большой подушкой.

Вновь очутившись в липком тумане, я услышал веселый голос дядюшки Гаспара:

- Ну, как тебе стратегическая игра, малыш?

- Я больше не хочу в нее играть! Заберите меня отсюда! -крикнул я, боясь пошевелиться.

- Не могу, малыш! Это было бы нарушением правил! Ты должен сам найти выход из этой замечательной игры!

Голос дяди Гаспара звучал все тише - видно, он уходил.

- Что для этого нужно сделать? -спросил я.

- Выиграть приз-сюрприз. Открою тебе маленькую тайну: выиграть приз это и означает найти дверь с надписью Exit, то есть выйти из игры. И я тебе уже объяснял, какая стратегия приводит к цели.

- Но это было так давно! Я почти не помню правил! - закричал я, сделал шаг в сторону, откуда слышался удаляющийся голос, поскользнулся...

Я был рабом богатого патриция. Я завидовал его лошадям - с ними и обращались лучше, и кормили сытнее. А на мою шею, когда нас заставляли молоть зерно, надевали деревянную колодку, чтобы я не мог съесть горсть зерен или муки. Но однажды на меня обратила внимание жена патриция. Меня обучили управлять ее колесницей. Патриций больше времени проводил в провинциях, нежели дома, и госпожа все чаще выезжала одна. Однажды, когда патриций в очередной раз уехал по делам, госпожа вновь велела везти ее к тому дому на Соловьином холме, где она проводила многие часы. Но на этот раз она вышла быстро, лицо ее было в слезах. Едва войдя в свой дом, госпожа разрыдалась. До спальни она дошла, опираясь на мою руку. Я с удивлением рассматривал ее покои, в которых никогда не был - в них могла входить только Цецилия, рабыня-прислужница. Госпожа упала ничком на широкое ложе. Я переминался в дверях, ожидая приказаний. Прибежала Цецилия. Госпожа подняла голову, с удивлением посмотрела на меня и отослала рабыню. Я хотел уйти следом, но госпожа сделала знак остаться.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});