Роза и Алмаз - Урсула Ле Гуин

— Ну-ка, что это вы затеяли? — спросил детей Золотой.

— Это Ал придумал! — поспешила сказать Роза.

Девчонка, несмотря на свой нежный возраст, никогда не нравилась Золотому. Она ухитрялась быть одновременно и наивной, и сдержанной, и дерзкой, и робкой. На год моложе Алмаза, Роза была дочерью местной ведьмы, и это тоже было Золотому не по душе. Он предпочел бы, чтобы его сын играл с мальчиками, равными ему по возрасту и положению, то есть происходившими из самых респектабельных семей Глейда. Тьюли, правда, настаивала, чтобы муж называл мать Розы «знахаркой», но ведьма — она и есть ведьма, и ее дочь, конечно, не самая подходящая компания для Алмаза. Золотому, впрочем, польстило, что его сын обучает ведьмину дочь магическим фокусам, а не наоборот.

— Что еще ты умеешь, Алмаз? — спросил он.

— Играть на дудке, — с готовностью ответил мальчик и достал из кармана маленькую флейту, которую мать подарила ему на двенадцатый день рождения. Он прижал ее к губам, пальцы его затанцевали по отверстиям, и Золотой узнал знакомую мелодию песни «Куда идет моя любовь», которую часто пели моряки Западного Хавнора.

— Очень хорошо, — кивнул Золотой. — Однако играть на флейте всякий может.

Алмаз бросил быстрый взгляд на Розу, но девочка низко опустила голову и глядела в сторону.

— Я выучился играть на ней за два дня, — сказал Алмаз.

Золотой только фыркнул.

— Я могу сделать, чтобы она играла сама, — добавил Алмаз, отнимая флейту от губ. Пальцы его забегали по отверстиям, и флейта сама исполнила короткую джигу. Впрочем, несколько раз она сфальшивила, а на последней, самой высокой ноте, дала «петуха».

— Я еще не выучился играть как следует, — смущенно пробормотал Алмаз.

— У тебя неплохо получается, — сухо заметил отец. — Продолжай упражняться.

И Золотой отправился по своим делам. Он не знал, что следовало сказать сыну. Меньше всего Золотому хотелось поощрять мальчика к дальнейшим занятиям музыкой, он не желал, чтобы сын проводил столько времени с этой девчонкой, ибо был уверен: ни то, ни другое не поможет Алмазу чего-то добиться в жизни. Другое дело — его талант, этот его бесспорный дар, с помощью которого Алмаз сумел оживить мертвый камень и заставил звучать флейту, не прикасаясь к ней губами. Было бы неправильно носиться с этими способностями, как с писаной торбой, и все же… все же Золотому казалось, что и запрещать Алмазу пробовать себя в волшебстве не следует.

Среди жизненных ценностей Золотого деньги занимали очень высокое место, однако он, к счастью, не был настолько ограничен, чтобы полагать их единственной и наиглавнейшей силой. Он знал, что существует, по крайней мере, еще две силы, одна из которых по могуществу была примерно равна богатству; вторая же намного ее превосходила. Первая такая сила — знатное происхождение. Когда лорд Западного Хавнора приезжал в свое имение в окрестностях Глейда, Золотой был только рад возможности вместе со всеми односельчанами засвидетельствовать ему свою преданность. Обязанность править и поддерживать на подвластных землях мир и закон перешла к лорду по наследству точно так же, как сам Золотой с рождения получил возможность заниматься торговлей и копить деньги, чтобы в свое время передать их собственному сыну. Такой порядок, когда каждый, кто находился на своем месте — безразлично, был ли это простолюдин или человек благородного происхождения, — заслуживал всяческого уважения и вполне устраивал Золотого. Главное, считал он, чтобы каждый исполнял свое дело умело и честно; поэтому сам Золотой ни в грош не ставил так называемых «господ», которых мог купить со всеми потрохами, мог одолжить им денег, а мог и отказать. Эти, несмотря на свое благородное происхождение, не заслуживали ни преданности, ни уважения, ибо и богатство, и честь принадлежали к разряду таких вещей, которые можно было очень легко потерять, если не трудиться ради них денно и нощно.

Но кроме богатых купцов и владетельных аристократов существовали еще и те, кого называли Великими Магами — волшебники. Их могущество, хотя и редко применяемое, было почти абсолютным. В руках волшебников и магов, без преувеличения, находилась судьба всего Королевства Архипелага, так долго остававшегося без Короля.

Если Алмаз действительно был наделен незаурядными магическими способностями, если таков был его врожденный дар, тогда все планы и надежды Золотого поднатаскать сына в торговом деле, сделать своей правой рукой, наладить с его помощью регулярные сношения с Южным Портом и приобрести несколько новых каштановых плантаций в Реши — все выглядело мелкой разменной монетой. Быть может, рассуждал он, Алмазу (как было с дядей его матери) суждено отправиться в Школу Волшебников на остров Рок? Быть может (как дяде его матери) ему суждено покрыть свое имя славой, стать придворным магом во дворце Лорда Регента в Большом Порту Хавнора и приобрести власть над многими и многими аристократами и простолюдинами? Это было не исключено, и Золотой, замечтавшись, едва сам не взмыл над ступенями крыльца, по которым поднимался.

Но он ни слова не сказал ни сыну, ни жене. Золотой уже давно приучил себя держать рот на замке и не доверял мечтам, если не видел способа воплотить их в реальные дела. Что касалось Тьюли, то хотя она и была любящей женой, заботливой матерью и умелой хозяйкой, все же она слишком гордилась сыном и была склонна переоценивать его способности и успехи. Кроме того она, как и большинство женщин, любила поболтать, посплетничать, да и подруг подбирала не особенно разборчиво. Та же Роза получила возможность играть с Алмазом только потому, что Тьюли принимала у себя ее мать, деревенскую колдунью, спрашивая у нее совета каждый раз, когда мальчику случалось посадить занозу или сорвать заусенец. При этом Тьюли ухитрялась рассказать ведьме о семейных заботах Золотого куда больше, чем следовало знать постороннему человеку. Золотой давно решил, что его дела — это только его дела, и ведьме незачем совать в них свой нос. С другой стороны, кто, как не Клубок, могла сказать точно, действительно ли у Алмаза есть дар?.. Впрочем, мысль о том, что придется просить ведьму, спрашивать ее совета в чем-то, что касалось сына, претила Золотому, и он решил подождать и посмотреть, что будет дальше.

Золотой был человеком терпеливым, наделенным и упорством, и волей. Он молчал и наблюдал за сыном на протяжении четырех долгих лет, пока тому не исполнилось шестнадцать. Алмаз вырос высоким, крепким юношей, которому прекрасно давалось учение, да и в играх со сверстниками он никогда не был последним. Но щеки его по-прежнему покрывал нежный, почти девичий румянец, а взгляд оставался открытым и приветливым. Алмаз тяжело переживал, когда у него начал ломаться голос; из звонкого, серебристого дисканта он сделался хриплым, глуховатым и утратил былую мелодичность. Золотой надеялся, что это обстоятельство положит конец пению, но Алмаз продолжал водить дружбу с бродячими певцами, музыкантами и им подобными и учиться у них всякой ерунде. А сыну преуспевающего торговца, которому со временем предстояло не только унаследовать отцовское дело — лесопилки, подводы и каштановые рощи, — но и управлять ими, чтобы приумножать собранное отцом богатство, это было ни к чему. Так Золотой и сказал Алмазу.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});