Я — следователь - Валерий Андреевич Москвитин

от страха.

На этот раз Муля действовал более осторожно. Видимо, хмель частично улетучился, да и толкучка в автобусе была поменьше. Теперь он без разбора не давал волю своим рукам, сначала приглядывался, затем ощупывал, или «подмацывал», как говорят карманники, и только потом уже предпринимал осторожные попытки.

Вот он пригляделся к интеллигентного вида полноватому мужчине в дорогом пальто и пыжиковой шапке. Осторожно, будто невзначай, дотронулся до его бокового кармана и весь напрягся. Прикрыв лицо рукой, лежащей на поручне, я сбоку хорошо видел, как затрепетали крылья широкого утиного носа Мули.

Резко повернув голову, Муля остро чиркнул взглядом по моему лицу. Посмотрел налево, затем назад. Потом снова взглянул на меня. Я смиренно опустил глаза. Лицо почти детское, да и вся фигурка — тоненький подросток, которого можно переломить одной левой. Муля успокоился, а я внутренне собрался, бросил взгляд вперед и увидел, что Костовский уже пробрался на сиденье и опустил голову на руки, лежащие на спинке впереди стоящего кресла.

«Надеется на меня», — промелькнула и тут же исчезла мысль. Равнодушно повернув лицо в сторону, я старался боковым зрением следить за правой рукой карманника. Но что-то его продолжало беспокоить, он еще раз обжег меня нетерпеливым взглядом, и только потом его рука осторожно, с нежностью скользнула в правый карман пальто «интеллигента». Скосив глаза, я бегло отметил, что на лбу Мули выступили крупные капли пота. Посмотрев вниз, я увидел в руке у жулика желтый кожаный бумажник...

Еще не отдавая себе полного отчета в происшедшем, я намертво вцепился в правую руку Мули с зажатым в ней бумажником.

— Вор, вор! — подхватили мой возглас пассажиры.

Муля, дергая рукой, швырял меня из стороны в сторону, но никак не мог избавиться от бумажника и оторваться от моих цепких рук.

— Зарежу! — завопил он.

Вокруг нас мгновенно образовался вакуум. Муля дергался так, что мои ноги временами отрывались от пола.

«Если у него нож, то пусть бьет в живот», — мелькнуло в голове. За поясом у меня были толстые общие тетради, в которых я конспектировал лекции.

Но Муля ударил меня не ножом, а левой в глаз. В голове у меня загудело, но я как клещ вцепился в карманника. Муля размахнулся второй раз, и в это мгновение его руку перехватил сзади Костовский. С большим трудом мы повалили карманника между сиденьями, но и после этого он продолжал бешено вырываться, изрыгая проклятия и угрозы.

— К Октябрьскому райотделу, — скомандовал Костовский шоферу.

...От воспоминаний меня оторвал ехидный голос с соседней койки:

— Ну теперь ты покончишь со своей бэ-сэ-мэ?

Это Игорь Черных, мой однокурсник. Мы оба учимся на первом курсе юридического факультета и живем в одной комнате нашего университетского общежития. Игорь старше меня на два года, ему уже девятнадцать. После десятилетки он год работал на производстве. Цену себе знает. Увлечен теорией государства и права и общественной работой на факультете. Мое занятие считает несерьезным и относится ко мне слегка презрительно. Я, в свою очередь, пренебрегаю всеми его заумными рассуждениями и в глубине души считаю Игоря трусоватым парнем.

— Отвернут тебе когда-нибудь башку, — замечает Черных, противно растягивая слова, — и удостоверение свое бригадмильское получить не успеешь.

Он знает наши порядки, знает, что удостоверения в бригаде содействия милиции (БСМ) при уголовном розыске областного управления внутренних дел выдают не сразу, а лишь после того, как наш руководитель подполковник Фомин убедится в преданности тому делу, которому сам посвятил свою жизнь. Многие наши, проходив в бригаду по два-три месяца, бросили это занятие, так и не получив заветной коричневой книжечки с золотым тиснением на обложке: «Уголовный розыск». Основное назначение БСМ при уголовном розыске — борьба с карманными ворами. А выследить и взять карманника с поличным — это не мед. Муля был для меня первым, и случилось это на исходе пятого месяца моей добровольной работы в БСМ, которой я отдавал каждую минуту свободного времени. В течение четырех с лишним месяцев я с завистью смотрел на своих одногодков и ребят постарше, которые после рейдов, слегка важничая, докладывали о задержанных. И вот наконец я могу с ними разговаривать на равных! Вчера Костовский сказал мне, что Муля — «цветной»[4].

Игорь, видя, что мне сейчас не до разговоров, продолжает настырничать.

— Бодягу с собой носить надо, — усмехается он.

— Ну что пристал к парню? — подает голос Жора Китаев.

Жора тоже бригадмилец и мой друг. Высокий, чернявый, стремительный, чем-то неуловимым напоминающий горца, он подходит ко мне, сочувственно рассматривает лицо и слегка дотрагивается до опухшей щеки.

— Болит? — участливо спрашивает он.

— Телячьи нежности, — юродствует Игорь, но под взглядом Китаева прикусывает язычок.

2. Дядя Миша

Михаил Николаевич Фомин около сорока лет проработал в уголовном розыске и повидал всякое. Зеленым юнцом пришел он в милицию сразу после установления Советской власти в наших сибирских краях, заканчивал службу подполковником милиции. Шагнуть выше он не мог: грамотешка не та. Подполковник — и то сверх всяких инструкций и правил. Сам начальник управления Козлов ходатайствовал перед министром.

Всю жизнь Фомин разгадывал загадки (правда, одно время пришлось рубиться с басмачами, громить в горах Памира банду Ибрагим-бека); загадки эти — таинственные убийства, хитроумные кражи, наглые грабежи и разбои. Но все эти происшествия были загадочными лишь в самом начале поиска. Позднее все становилось на свои места. Ветераны уголовного розыска (а среди них Фомин был сам ветераном) поговаривали, что нет такого преступления, которое не раскрыл бы подполковник Фомин: «У него всегда концы с концами сходятся».

Сам же Фомин лукаво посмеивался, слушая подобные разговоры. Надо сказать, что по внешнему виду он никак не походил на работника уголовного розыска. Невысокий ростом, подвижный, с добродушным простецким выражением лица, с искрящимися синими приветливыми глазами, он напоминал собой, скорее, довольного жизнью хитроватого деревенского мужичка, у которого неплохо обстоят его крестьянские дела. Это сходство особенно усиливали сдвинутая на лоб поношенная кепка, простенькое полупальто и яловые сапоги — подобную одежду Фомин надевал по необходимости. Но преступникам хорошо было известно его имя, Фомин был грозой для уголовников всех мастей.

Так вот, Михаил Николаевич и был руководителем нашей группы бригадмильцев — около ста человек. Руководство поставило перед ним конкретную задачу: в возможно кратчайший срок покончить в городе с карманными кражами, которые все еще совершались в магазинах, на рынках, вокзалах, в трамваях, автобусах и других местах скопления