Рейтинговые книги
Читем онлайн Мария (пьеса) - Исаак Бабель

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3

Висковский. Со старшей это сложно, Дымшиц. Это очень сложно.

Евстигнеич. «Тебя, говорит, без страху убило, ты, говорит, отмучился», — вон ведь как он меня обеспечил…

Отдалённый выстрел, потом ближе; выстрелы учащаются. Дымшиц гасит свет, запирает двери на ключ. Свет из окна, зелёные стёкла, мороз.

(Шёпотом.) Житуха…

Бишонков. Окаянство!

Евстигнеич. Всё матросня орудует…

Бишонков. Никак жизни нет, Исаак Маркович!

Стук в дверь. Молчание. Висковский вынимает револьвер из кармана, открывает предохранитель. Снова стук.

Кто там?

Филипп (за дверью). Я.

Евстигнеич. Голос дай. Кто это я?

Филипп. Откройте.

Дымшиц. Это Филипп.

Бишонков открывает дверь. В комнату проникает бесформенное огромное существо. Вошедший приваливается к стене, молчит. Вспыхивает свет. Половина Филиппова лица заросла диким мясом.

Голова его упала на грудь, глаза закрыты.

В тебя стреляли?

Филипп. Не.

Евстигнеич. Наморился, Филипп?

Евстигнеич с Бишонковым снимают с Филиппа тулуп, верхнюю одежду, вытаскивают из-под неё резиновый костюм, бросают его на пол. Безрукий резиновый человек — второй Филипп — распростёрт на полу. Пальцы Филиппа изрезаны, кровоточат.

Оборудовали как следует быть… Человеки зовёмся…

Филипп (голова его всё свалена на грудь). По следу… по следу шёл…

Евстигнеич. Он шёл?

Филипп. Он.

Евстигнеич. В крагах?

Филипп. Он.

Евстигнеич. Таперича взялись…

Дымшиц. До дому довёл?

Филипп (с трудом выговаривая слова). До дому не довёл… Стрельба перехватила, на стрельбу пошёл…

Бишонков с Евстигнеичем подхватывают раненого, укладывают его.

Евстигнеич. Я тебе сказывал — воротами пройдём…

Филипп стонет, охает. Вдалеке выстрелы, пулемётная очередь, потом тишина.

Житуха…

Бишонков. Окаянство!..

Висковский. Где кольцо, маэстро?

Дымшиц. Приспичило с кольцом, горит под вами…

Картина вторая

Комната в доме Муковнина, служащая одновременно спальней, столовой, кабинетом — комната 20-го года. Стильная старинная мебель; тут же «буржуйка», трубы протянуты через всю комнату; под печкой сложены мелко наколотые дрова. За ширмой одевается, перед тем как ехать в театр, Людмила Николаевна. На лампе греются щипцы для завивки волос. Катерина Вячеславовна гладит платье.

Людмила. Сударыня, ты отстала… В Мариинке теперь очень нарядная публика. Сёстры Крымовы, Варя Мейендорф — все одеваются по журналу и живут превосходно, уверяю тебя.

Катя. Да кто теперь хорошо живёт? Нет таких.

Людмила. Очень есть. Ты отстала, Катюша… Господа пролетарии входят во вкус: они хотят, чтобы женщина была изящна. Ты думаешь, твоему Редько нравится, когда ты ходишь замарашкой? Ничуть не нравится… Господа пролетарии входят во вкус, Катюша.

Катя. На твоём месте я бы ресниц не делала, и это платье без рукавов…

Людмила. Сударыня, вы забываете — я с кавалером.

Катя. Кавалер, пожалуй, не разберёт.

Людмила. Не скажи. У него свой вкус, темперамент…

Катя. Рыжие горячи — это известно.

Людмила. Какой же он рыжий, мой Дымшиц? Он шоколадный.

Катя. И правда — у него так много денег?.. Висковский, по-моему, бредит.

Людмила. У Дымшица шесть тысяч фунтов стерлингов.

Катя. Всё на калеках нажил?

Людмила. Ничего не на калеках… Вольно же было другим додуматься. У них артель, складчина. Инвалидов до сих пор не обыскивали, легче было провезти.

Катя. Нужно быть евреем, чтобы додуматься…

Людмила. Ах, Катюша, лучше быть евреем, чем кокаинистом, как наши мужчины… Один, смотришь, кокаинист, другой дал себя расстрелять, третий в извозчики пошёл, стоит у «Европейской», седоков поджидает… Par le temps qui court[1] евреи вернее всего.

Катя. Да уж вернее Дымшица не найти.

Людмила. И потом, мы бабы… Katy, мы простые бабы, вот как дворникова Агаша говорит, «трепаться надоело». Мы не умеем быть неприкаянными, правда же, не умеем…

Катя. И детей родишь?

Людмила. Рожу двух рыженьких.

Катя. Значит — законный брак?

Людмила. С евреями иначе нельзя, Катюша. Они страшно семейственны, жена у них советчица, над детьми они трясутся… И потом — еврей всегда благодарен женщине, которая ему принадлежала. Поэтому — эта благородная черта — уважение к женщине.

Катя. Да ты откуда евреев так знаешь?

Людмила. Ну вот — «откуда». Папа в Вильне корпусом командовал, там все евреи… У папы приятель раввин был… Они все философы — их раввины.

Катя (подаёт через ширму разглаженное платье). После театра — ужин?

Людмила. Не исключено.

Катя. Конечно, вы выпьете, Людмила Николаевна, порыв страсти, всё потонуло в тумане…

Людмила. Пальцем в небо, сударыня!.. Манеж будет продолжаться месяц, два месяца — с евреями так надо. Ещё даже не решено, будут ли поцелуи…

Входит генерал в валенках; шинель на красной подкладке переделана в халат; две пары очков.

Муковнин (читает). «…Октября шестнадцатого дня тысяча восемьсот двадцатого года, в царствование благословенного императора Александра, рота лейб-гвардии Семёновского полка, забыв долг присяги и воинского повиновения начальству, дерзнула самовольно собраться в позднее вечернее время…» (Подымает голову.) В чём же оно выразилось — забвение присяги? Выразилось оно в том, что люди вышли в коридор после переклички и решили просить у командира роты отмены очередного смотра по десяткам на дому… у командира полка бывали и такие смотры. За это, за так называемый бунт, было определено наказание… какое? (Читает.) «…Нижних чинов, признанных зачинщиками, лишить живота, людей первой и второй рот, подавших пример беспорядка, наказать виселицей, рядовых, помянутых в параграфе третьем, в пример другим, прогнать шпицрутенами сквозь батальон по шести раз…»

Людмила. Разве это не ужасно?

Катя. Кто же спорит, что прежде было много жестокого?

Людмила. По-моему, большевики должны ухватиться за папину книгу. Им же выгодно, чтобы бранили старую армию.

Катя. Они всё требуют к текущему моменту.

Муковнин. Я разбираю семёновскую трагедию на две главы. Первая — исследование причин мятежа, вторая — описание бунта, истязаний, отсылки в рудники… История моя будет история казармы, — не перечень народов, а судьба всех этих Сидоровых и Прошек, отданных Аракчееву, сосланных на двадцатилетнюю военную каторгу.

Людмила. Папа, ты должен прочитать Кате главу об императоре Павле. Если бы жил Толстой, он оценил бы, я уверена.

Катя. В газетах всё требуют к настоящему моменту.

Муковнин. Без познания прошлого — нет пути к будущему. Большевики исполняют работу Ивана Калиты — собирают русскую землю. Мы, кадровые офицеры, нужны им хотя бы для того, чтобы рассказать о наших ошибках…

Звонок. Возня в прихожей. Входит Дымшиц с пакетами, в шубе.

Дымшиц. Здравия желаю, Николай Васильевич! Здравия желаю, Катерина Вячеславна! Людмила Николаевна в доме?

Катя. Ждёт вас.

Людмила (из-за ширмы). Я одеваюсь…

Дымшиц. Здравия желаю, Людмила Николаевна! На улице такая погода, что хороший хозяин собаку не выпустит… Меня привёз Ипполит, наговорил полную голову, всё шиворот-навыворот, — такого типа поискать надо… Мы не опоздаем, Людмила Николаевна?

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

В наше время (франц.).

1 2 3
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Мария (пьеса) - Исаак Бабель бесплатно.
Похожие на Мария (пьеса) - Исаак Бабель книги

Оставить комментарий